Ромик «Тросс» Темкин

Про бокс

Всех отсутствующих построить в одну шеренгу.

Из армеизмов

А знаете ли вы, друзья, что когда я служил в советской армии, я участвовал в соревнованиях по боксу в легкой весовой категории?

В очень легкой.

В воздушной, блядь, весовой категории.

Чтоб вы поняли – это сейчас я разожрался до семидесяти килограмм, а когда шел в армию, весил сорок два. Ага. Сорок два килограмма. Мне военком так и сказал:

– У тебя, дружище, два кило лишнего весу. Годен.

Как с этими сорока двумя килограммами я попал в морскую пехоту – это отдельная история. Но попал.

Короче, на каком-то месяце моей службы вызывает меня командир и говорит:

– Темкин, у нас в части проводятся соревнования по боксу. Приказ комдива – от каждого подразделения выделить одного человека. Мы, Темкин, выделяем вас.

Я грю:

– Вы, Василий Петрович, воля ваша, никак с дуба рухнули? Ну вы посмотрите на меня – какой я, к ебеням, боксер? Вы что? Мне же одного удара буит достатошно, чтобы меня унесло, и никакие канатики не помогут эти… ну, на ринге которые. Не-не-не-не-не! Не согласный я, и не упрашивайте.

– А вашего согласия, Темкин, никто и не спрашивает. Я вас в приказном порядке отправляю на соревнования. В субботу вы должны быть в спортзале. Идите в спортроту, выпишите себе это… Ну, слово забыл. Оборудование? Нет. Обмундирование, типа. О! Инвентарь.

Я плетусь в спортроту, а надо сказать, что с пацанами-спортсменами я дружил – хорошие пацаны.

Вот прихожу я к ним.

– О! Ромка! Здоровка. Чего убитый такой? Обидел кто? Отпиздить кого?

– Да не, пацаны. Я к вам за перчатками пришел. Боксерскими.

– Да ты что?! Спортом решил заняться? Ай, молодец! Правильно. В здоровом теле здоровый дух, как говаривал Ювенал. (Про Ювенала они не знали, это я сам сейчас написал, чтобы повыебываться.)

Ну, я объясняю им ситуасьон, они как давай ржать.

– Парни, может можно мне в перчатки еще пяток килограмм железа добавить?

– Нельзя, Ромик, тебя тогда при замахе просто-напросто назад снесет – на рефери.

– А что же делать, пацаны? Мне мое лицо очень нужное. Я им кушаю и на трубе им играю.

– Да ладно, что ты парисся? Ты же в легкой весовой категории.

– Ну да, но мне противника нужно в категории до пятнадцати килограмм, чтобы я его хотя бы смог поднять и откинуть.

– Короче, Ромка, все очень просто. Если твой противник не придет на соревнования, то ему автоматом засчитывают поражение, а тебе, соответственно, победу. Устраивает такой расклад? Кто твой соперник, знаешь? Мы с ним проведем разъяснительную беседу.

– Не, ребят, спасибо, конечно, но не надо. А то потом он меня еще без ринга обнаружит и без перчаток. Не, ну его на хуй. А вот если, скажем, я не приду, то по всему выходит, что мне поражение засчитают?

– Выходит так.

– Но все равно как бы получается, что я участвовал, а просто не выиграл, так?

– Так.

– О! Вот этот расклад меня охуительно устраивает.

* * *

Короче, настал шаббат, пришли мы с пацанами-спортсменами в спортзал, сидим на трибунке, сечем, что будет происходить.

– На ринг вызываются Сергей Ким…

Кореец у нас был такой, нихуя не маленький. Тайсон сосет не нагибаясь.

– …и Роман…

А я уже охуел. Какой, думаю, на хуй… Там тушка под двести кило. Это же вафли. Хотел уж было встать, кричать, что это ошибка. Но тут этот ведущий продолжил:

– …Залупенько.

Ну, слава яйцам, вроде пронесло.

Сидим с пацанами, прикалываемся. Один там месит другого на ринге, в общем, все хорошо.

Долго ли, коротко ли, настает мой черед.

– На ринг вызываются Роман Темкин…

Я, бля, притих, за пацанами зашкерился. Вдруг, думаю, кто-нить на меня пальчиком тыкнет и этот конферансье меня за шкирку на ринг потащит? В общем, стремно мне.

– …и Владимир Полипчук.

Вовка!!! Вован-братан! Вован-моркован, дружочек мой, дружбан-корефан. Такой же дохлый, как и я, даже хуже. Классный пацан, с Полтавы. Оттель они грозили шведу. Я начинаю его глазами искать: вон он, на соседней трибунке пришкерился за своими и меня высматривает. Тут мы взглядом-то и встретились. Я ему знаками показываю: «Пошли, мол, Вован, поприкалываемся». Он только головой мотает в ступоре: «Нет, мол, нуивонахуй».

Короче, нам обоим тогда поражение засчитали. Мы с ним долго еще потом эту фишку вспоминали и прикалывались.

Однако поражение поражением, а участие-то засчитано.

Про телефоны и патрули

В роте семь разгильдяев, а ты волосы на пробор носишь.

Из армеизмов

Армия, как известно, родина долбоебизма. «Это же просто песня», – говаривал старшина Черепахин и был прав!

Самое, пожалуй, радостное воспоминание об армейском раздолбайстве у меня осталось от лета 1992 года.

Именно тогда мне посчастливилось дежурить в штабе полка и

ждать звонка

по неподключенному телефону

от самого себя.

* * *

Вообще, лето в армии называют «римскими каникулами» – все командование в отпуске, никто ничего не делает, всем на все глубоко насрать. Именно этим и воспользовался матрос оркестра Бушуйкин, подавшись в бега.

Вообще, самовольная отлучка из расположения части – это всегда ЧП: особенно когда речь идет не о простой самоволке, а о дезертирстве. А так как ЧП произошло в оркестре, то, соответственно, оркестр и должен сам жрать свое дерьмо. В общем, из числа двух матросов и одного сверхсрочника был назначен патруль по поиску беглеца, и еще один сверхсрочник должен был сидеть в специально отведенном кабинете штаба полка и ждать сообщений от патруля – мол, «поймали» или же – «нет».

* * *

Через пару недель такого вот патрулирования мы получили телеграмму от мамы Бушуйкина из Красноярска: «Приезжайте, люди добрые, забирайте моего сына-дезертира».

Как он попал в Красноярск – неизвестно, но выслали за ним прапорщика Николая Лаврентьича с еще одним сверхсрочником, для пущей важности снарядив их пистолями. А пока суть да дело, пока парня не привезли, патрули никто не отменял. Мало ли?

Как так получилось, что два графика вот этих вот дежурств составляли два разных человека – непонятно. Но в какой-то момент произошло следующее: я должен идти в патруль. «С удовольствием», – подумал я себе и начал собираться. Ан нет. Согласно второму графику, я в это же время должен находиться на дежурстве у телефона…

Ну, накладки – вещь обычная, и не такое бывало. В таких случаях просто меняешься с кем-нибудь, и вся недолга. Ага, не тут-то было: половина народу в отпуске, другие только что оттрубили ночное дежурство, третьи должны заступать вечером, в общем – теребить некого.

А я что? Я человек военный.

Мне, ежели чего непонятно, я к командиру иду – у него голова большая, пущай себе думает.

– Товарищ майор, старшина Темкин. Разрешите обратиться? – и руку так лихо к виску.

– Обращайтесь, старшина.

(Это я сейчас так выебываюсь, по-военному, на самом деле мы его обычно по имени-отчеству звали, а он нас по фамилии.)

– Василий Петрович, накладочка произошла, – и сую ему в руку два листочка с расписаниями.

– Что вы мне, Темкин, даете?

– Вот тута, Василий Петрович, написано, что я должен дежурить в штабе полка у телефона.

– Так идите, дежурьте.

– А вот туточки написано, что я должен идти в патруль.

– Так идите в патруль, что вы хотите?!

– Василий Петрович, глобально я хочу мира во всем мире и счастья для всего человечества. Менее глобально я хочу большой и чистой любви, а уж совсем неглобально – хочу есть.

– Перестаньте кривляться, Темкин, что вам от меня надо?

– Ну, так как вы, товарищ майор, не сможете мне дать ни одного, ни другого, ни третьего, то малую малость я попрошу у вас – разрулить ситуацию.

– Какую ситуацию? – начинает терять терпение командир.

– Вот смотрите сюда. Число, месяц: со стольки-то до стольки-то старший патруля Темкин. Так?

– Так.

– А вот тут вот: число, месяц, дежурный по телефону Темкин. Так?

– Так. И что, из-за этой мелочи вы мне голову морочите? Поменяйтесь с кем-нибудь.

– Никак невозможно, товарищ майор. Бурнышев только сменился и отдыхает, а Дьяченко заступает вечером.

– А где Мышкин?

– В отпуске, товарищ майор.

– А Черепахин?

– В командировке, товарищ майор, с прапорщиком.

– А этот… как его? Ну, толстый такой…

– Карпуха?

– Да, Карпуха. Что-то я его давно не видел.

– Неудивительно, товарищ майор. Старшина Карпуха еще год назад спиздил пулемет КПВТ, уволился из рядов армии, но был пойман в Белоруссии и сейчас отбывает наказание.

– Да вы что? – делает большие глаза майор.

(С памятью у него, прямо скажем, хуево.)

– Василий Петрович, что делать-то будем? Куда мне идти?

И командир принимает соломоново решение:

– Все равно моряка скоро должны привезти, так что смысла в патруле нет. Идите в штаб.

– Василий Петрович, если смысла в патруле нет, то и смысла в дежурстве тоже нет, не буду же я ждать звонка от самого себя?

– Будете, Темкин. Смысл есть. Вас будет видеть командир полка и другие офицеры, а это значит, что оркестр не бездельничает, а несет службу. Ступайте в штаб.

Сказать честно, конечно, хотелось в патруль – свобода, по городу погулять, пирожков поесть, – вместо того чтобы сидеть в душном кабинете. Но приказ есть приказ.

И пошел я дежурить.

* * *

А теперь начинается самое интересное.

Перенесемся на две недели назад.

…Первым «посчастливилось» дежурить на телефоне Борьке Черепахину. А я у него, соответственно, принимал дежурство.

– Здорово, Борька, че делать-то надо?

– Да вот, сиди, журнал «Огонек» читай.

– Не, ну это само собой. А так, по должности?

– По должности, старик, ты должен сидеть у телефона и ждать от патруля известий о том, что беглец пойман, и немедля доложить об этом командованию полка.

– Отлично. А где телефон?

– Нету еще. Но в течение дня должны принести.

– Охуительно. А че ты сидел?

– А хули? Приказали, вот и сидел. Че тебе-то? Сиди вон, газеты читай, кроссворды решай.

И остался я один в пустой комнате. Но ненадолго. Заходит морячок-связист. Из роты связи, стало быть.

– Телефон вот принес. Куда ставить?

И протягивает мне полевой телефон, с ручкой, который – «бжик-бжик».

– Да куда хочешь, туда и ставь. Куда подключать-то будешь?

– А подключать мне не сказали.

– Это что это еще значит «не сказали»? Как он работать-то будет? Я тебе что, спутник?! Я на него сигналы ртом передавать буду?! Пик-пик-пик?!!

Морячок молоденький, в пол уставился и плечами пожимает, мол: «Отъебись, дядя, не мое дело. Мне сказали принести, я принес».

– Мне сказали принести, я принес, – повторил он часть своей мысли.