4

Пожилые супруги, поднимавшиеся по лестнице, испуганно посторонились, пропуская молодого человека с горящими, безумными глазами, прыгающего вниз через три ступеньки.

На площадке первого этажа Танкован споткнулся, подвернув ногу, и с размаху снес плечом со стены ряд почтовых ящиков. Черная кошка, гладкая, как воронье крыло, испуганно метнулась вверх.

Прихрамывая, он бросился вон из подъезда.

Двор жил своей обычной жизнью. Тренькая звонками, мчались на велосипедах мальчишки. Старушка в полосатой шерстяной накидке крошила на тротуар хлебный мякиш. Грузчики на пандусе громко ругались.

Максим остановился у мотоцикла и перевел дух. Руки тряслись, а перед глазами плавали зеленые круги. Мысли пересыпались в голове, как песок в погремушке. «Я оставил следы!.. Отпечатки!.. Мои пальцы попадут в картотеку розыска!..»

Он попытался успокоиться и выстроить логическую цепочку происшедших событий, но она непременно обрывалась одним-единственным вопросом: как могло случиться, что человек, знающий нечто интересное и, вероятно, важное о его родителях, всего несколько часов назад назначивший ему встречу у себя в квартире, оказался лежащим в крови на полу этой самой квартиры?

Тяжело дыша, Танкован залез в карман, извлек сложенный вчетверо листок и нервно порвал его на мелкие кусочки. Адрес, собственноручно написанный убитым! Какая коварная улика!

«Нужно вернуться! – пульсировало в голове. – Вернуться и протереть все, к чему прикасался: дверную ручку, кнопку звонка, пластиковый плинтус». Максиму казалась ужасной даже мысль о том, что он может оказаться подозреваемым в этом нелепом и страшном деле. Но еще ужаснее было вновь подняться в квартиру, где в зловещей тишине под стоны экранной порнодивы коченело на полу окровавленное тело мужчины в черном костюме.

Поколебавшись, он решил не возвращаться.

Нужно включить голову и все же восстановить цепочку событий. Возможно, все не так уж и страшно. Итак, по порядку. Незнакомец поджидает Максима на улице, то есть он знает его адрес и, возможно, маршруты передвижений. Разумеется, знает! Он сам признался, что следит за ним. Потом он ведет себя странно, несет полную ахинею про бампер от крутой тачки, затем вдруг говорит, что приехал из Сырого Яра и хочет потолковать с Максимом о его родителях. Далее. Встреча не состоялась. Максим приехал по указанному адресу и обнаружил труп. Все. Что в этой цепочке выглядит неправдоподобным? Череда совпадений! Если открутить ее в обратном направлении, то появится причинно-следственная связь. Итак, Максим Танкован наткнулся на труп и у него есть все шансы оказаться подозреваемым в убийстве. Если предположить, что это – финальное звено цепочки, то все предыдущее – просто путь к нему. Он обнаружил труп, потому что пришел в квартиру. Пришел, потому что его попросили прийти. Ему дали адрес. Но просьбы и адреса – недостаточно. Нужна причина. И она была. Сырой Яр, родители, тайна. Исчерпывающий набор.

Максим вытер лицо ладонью и огляделся по сторонам.

Теперь все случившееся казалось ему страшной мистификацией. Он начал сомневаться: а что, если сегодняшняя встреча и последовавшее за ней убийство – всего-навсего чудовищный розыгрыш? Что, если весь этот жуткий спектакль затеян с единственной целью – напугать его, парализовать его волю страхом, заставить вздрагивать от каждого шороха, лишить уверенности в себе?

Максим вспомнил стальной взгляд Коржа и зажмурился.

Логика, которую он всегда так уважал, сейчас подсказывала ему единственное объяснение происшедшему: у этого спектакля – жестокий и мстительный режиссер, он заманил Максима в ловушку при помощи нехитрого, но иезуитского приема, а потом подсунул ему облитый кетчупом «труп», чтобы лишить воли и способности сопротивляться. Если разум – главная сила физика – капитулирует перед ледяным страхом, оружия для борьбы не остается. Расправиться с напуганным противником легко и просто!

Но Максим не позволит Коржу – этому безмозглому, озлобленному неудачнику – одержать над собой победу. Тот сдвинул на поле несколько фигур, разыграв оригинальный дебют, но для того, чтобы создать угрозу королю, требуется комбинация посложнее.

– Ход за мной, негодяй… – прошептал Максим, надевая шлем. – Я поставлю тебе мат раньше, чем ты успеешь понять, что проиграл!

Он посмотрел на часы. До конца обеденного перерыва осталось пятнадцать минут. Следовало торопиться, чтобы не дать Лиснянской повода для мстительного демарша. Максим чувствовал, что начальница считает себя уязвленной. Умные женщины умны каждая по-своему, а глупые – такие, как Анна Ильинична, – глупы одинаково. Сейчас она бесится, тонет в амбициях, но стоит успокоить ее, потрафить ей, показать свое расположение, свою симпатию – и дело в шляпе. Грозная дама станет ручной. Простая, но очень перспективная комбинация.

Он завел мотоцикл, крутанул ручку газа и рванул с места так стремительно, что один из грузчиков, поднимавшихся на пандус, уронил на землю ящик с мороженой рыбой.

Пролетев квартал, Максим свернул на улицу, перпендикулярную проспекту Андропова, чтобы срезать лишние полкилометра. Все дороги забиты пробками, и такой маневр оптимален. Самый короткий путь между точками – прямая. На мотоцикле ее проделать легче, чем на авто. У мотоцикла выше проходимость. Он юркий, маневренный и неприхотливый к дорожному покрытию. Кроме того, он практически безопасен для пешеходов…

…Миниатюрная хрупкая девушка с белокурыми волосами, в легком сиреневом платье, близоруко прищурившись, огляделась по сторонам и опасливо шагнула с тротуара… прямо под колеса Максимова мотоцикла. Он только начал набирать скорость на сменившийся сигнал светофора и поэтому успел затормозить, но столкновения не избежал. Нарушительница вскрикнула, ударившись о раму, и, беспомощно вскинув руки, упала на асфальт.

У Танкована потемнело в глазах.

Улица взорвалась возмущенным женским многоголосием.

– Смотрите!..

– Убили!..

– Держите гада, чтобы не убежал!

Потеряв равновесие, Максим завалился набок вместе с захлебнувшимся железным конем, но тут же вскочил на ноги, стащил с головы шлем и бросился к потерпевшей.

– С вами все в порядке?

Девушка сидела на асфальте, морщась от боли и потирая ушибленное плечо.

– Мозги-то есть? – оправившись от шока, вскипел он. – Даром, что блондинка! Кто же так улицу переходит?

Их вмиг окружила толпа возмущенных свидетелей.

– Эти мотоциклисты – полные отморозки!

– У нас в доме один такой жил. И сам угробился, и людей погубил!

– А у нас прямо во дворе тинейджер с подружкой под самосвал попали! Мать девушки уж так убивалась с горя!

– Гляньте на этого мерзавца! Он еще и претензии предъявляет!

Из плотного кольца очевидцев происшествия выскочил коренастый подвыпивший мужчина в грязной синей рубашке с закатанными рукавами. Не говоря ни слова, он схватил Максима за плечо, повернул к себе и резко ударил головой в лицо. Тот опрокинулся навзничь.

Толпа опять взвизгнула.

– Ой, зачем же так?

– Люди, парнишку убивают!

– Остановите его!

Но мужчину уже трудно было остановить. Не давая опомниться поверженному мотоциклисту, он несколько раз пнул его с размаху ботинком в голову, рыкнул на испуганных женщин и, никем не удерживаемый, бросился наутек.

– Каков негодяй! Вы видели?

– У нас во дворе один такой избил мальчика-студента, сломал ему челюсть и выбил глаз!

– Поймали?

– Судили. Дали три года. Но разве от этого легче? Мальчишка на всю жизнь остался инвалидом!

– Все они отморозки! Житья не стало при демократии!

Захлебываясь кровью, хлещущей из носа, Максим приподнялся на локтях и застонал. Блондинка испуганно смотрела на него, одной рукой держась за плечо, другой – прижимая к груди сумочку.

Они попали в одну и ту же больницу. Он – с сотрясением мозга и сломанным носом, она – с ушибом плечевого сустава.

Выкрашенные в отвратительный цвет казенные стены, продавленные кровати, окна без штор, тусклые лампы и тяжелый, спертый воздух в палате – вот финальные декорации дня, который странно начался, жутко прошел и совсем худо закончился.

Максим даже вспомнить не мог, когда еще на него разом обрушивалось столько напастей. Оставалось только надеяться, что они отстанут и уйдут, как ушел в небытие этот мерзкий, проклятый день.

На следующее утро блондинка пришла к нему в палату с большим пакетом фруктов.

– Простите меня, – пробормотала она, с ужасом разглядывая распухшее и посиневшее лицо Танкована. – Это все из-за моей близорукости. Я разбила очки, а заказать новые не успела.

У Максима кружилась голова, и он едва ворочал языком.

– Вы-то как? В порядке? Сильно ушиблись?

– До свадьбы заживет, – виновато улыбаясь, заверила девушка.

– Значит, вы не замужем, – машинально констатировал Максим, а про себя подумал: «Немудрено».

Блондинка оказалась не страшненькой, но и не красавицей. Про таких говорят: «На любителя». Невысокого роста, худая, с небольшой, едва угадываемой под топиком грудью, с простым, незапоминающимся лицом, которое досадно портила крупная родинка под носом, в тяжелых, излишне строгих очках с узкими прямоугольными стеклами, она была похожа на библиотекаря из провинциального городка, которая стесняется того, что она умнее окружающих, и поэтому заранее боится мужчин.

– Мне бы хотелось загладить вину перед вами, – произнесла девушка, пристроив пакет с фруктами на тумбочке. – Что мне сделать для этого?

«Исчезнуть», – мысленно ответил Максим, а вслух поинтересовался:

– Как вас зовут?

– Татьяна.

– Вот что, Татьяна. – Он облизал сухие губы и приподнялся на подушке. – Вам не нужно чувствовать себя виноватой. Я не держу на вас зла и не таю обиды. Постарайтесь в будущем не забывать очки, когда выходите из дома. Прощайте.

Она закусила губу.

– До свидания. На всякий случай оставляю вам свою визитную карточку. Если что-то понадобится – обращайтесь смело. – Татьяна протянула Максиму прямоугольник плотной, дорогой бумаги цвета кофе с молоком. – Поправляйтесь.

И девушка ушла.

– Адвокатское бюро «Глуз энд партнерс», – вслух прочитал Танкован. – Михеева Татьяна, экзекьютив директор… – Он вздохнул и положил визитку на край тумбочки, рядом с пакетом, принесенным блондинкой. – Надеюсь, что адвокаты мне не понадобятся… – Потом скривился и добавил: – Если с работодателем не придется судиться.

Накануне вечером Максим позвонил Лиснянской. Он едва шевелил губами и, превозмогая слабость и подкатывающую дурноту, пролепетал в трубку:

– Анна Ильинична… Простите, что подвел вас… Я попал в больницу с переломами и сотрясением мозга… Авария…

– Ты очень расстроил меня, Танкован, – сухо ответила Лиснянская. – При любом форс-мажоре предупреждать начальство следует незамедлительно. А сейчас уже девять вечера. Я успела приготовить приказ о твоем увольнении.

– Анна Ильинична! – взмолился Максим. – Не делайте этого, прошу вас! Я не мог позвонить раньше, я потерял сознание!

– Ты не сознание, ты совесть свою потерял! – тоном капитана Жеглова резюмировала начальница. – Сначала предпочитаешь моему обществу какую-то шибко важную встречу неизвестно с кем, а потом, войдя во вкус, и вовсе плюешь на работу! И все ради чего? Свидание для тебя важнее карьеры? Что на весах, подумай!

– Вы о чем вообще? – опешил Максим. – Я в больнице! Это легко проверить.

– Проверю, – пообещала Лиснянская. – И решу, что с тобой делать.

Морщась от головокружения и подступающей к горлу тошноты, Максим лежал на спине и брезгливо косился на молоденькую медсестру, которая меняла больному судно.

«Чудная профессия, – размышлял он. – Целый день выносить горшки, нюхать фекалии и тыкать клизмой в волосатые задницы. И ко всему, получать за это сущие гроши!»

Кажется, ему кто-то говорил, что Марго работает дежурной медсестрой в сыроярской больнице. Отличный выбор! Если уж в столице такие вонючие «утки» и такая мерзкая, отвратительная обстановка, то что говорить о провинции! Говно, конечно, везде пахнет одинаково, но все же… Здесь – затхлость и равнодушие, как на конвейере по ощипу кур, а что в Москве – убожество, в Сыром Яру – роскошь.

Наблюдая за медсестрой, Максим сочувственно вздохнул. Ведь симпатичная девчонка, не инвалид, не изгой, а целыми сутками ковыряется в чужих испражнениях. Вот она с видимым усилием повернула больного на бок и, смочив губку в тазу с каким-то отвратительным настоем, быстро протирает ему промежность. Вонь такая, что глаза слезятся! У этого несчастного, что уже третий день живет жизнью овоща, видимо, нет за душой ни копейки. А родные – хороши! И сиделку не наняли, и сами побрезговали дневать здесь с губкой да с тазиком. Этой молоденькой дурехе посулили сто рублей, и она теперь вынуждена, бледнея от отвращения, мыть и обхаживать кусок дерьма весом в центнер.

На мгновение Максиму показалось, что прежнюю медсестру сменила другая. Исчезли русые косички и вздернутый нос, пропали, словно не были, крошечные губки и большие зеленые глаза. На их месте появился знакомый образ: темные шелковистые волосы, грустная улыбка, задумчивый синий взгляд.

Марго!

Танкован рывком сел в кровати. Маргарита заботливо протирала больному дебелые ягодицы, сморщенную коричневую мошонку, тучные волосатые ноги. Она отжимала губку в воняющий тухлятиной таз, смачивала опять и терла, терла, терла…

– Тьфу! – не выдержал Максим. – Как была дурой, так и осталась!

– Что? – не поняла медсестра.

На Танкована вопросительно уставились большие зеленые глаза. Пухлые губки удивленно приоткрылись, а упругие косички забавно дрогнули.

– Это… я не вам, – смущенно буркнул он и откинулся на подушке.

Черт! Померещилось! Сотрясение мозга – коварная штука.

Максим осторожно потрогал заклеенный пластырем нос и, вздохнув, опустил веки.

Угроза начальницы не шла у него из головы. Страх потерять престижную и многообещающую работу холодил грудь. Он даже отодвинул на задний план мысли о чудовищном розыгрыше, устроенном Коржом, и о том, как сделать ответный ход.

«Если я окажусь на улице, – с тоской размышлял Максим, – хорошую работу по специальности я найду очень и очень не скоро».

Он каждое утро с замиранием сердца просматривал в газетах холодные сводки падения производства, разглядывал умирающие кривые капиталовложений, пробегал глазами столбцы с названиями фирм и компаний, сокращающих штат в условиях кризиса, и всякий раз сжимал кулаки: «Мне повезло!.. Как мне повезло!»

Потерять на ровном месте перспективную работу значило надолго захлопнуть перед собой двери, ведущие в сладкое и вполне реальное будущее. Чтобы не остаться без жилья и без куска хлеба в огромной столице, придется продать мотоцикл и устроиться, скажем, официантом в ночной клуб, что, кстати, тоже непросто. Но главное, ему придется забыть и о карьерном росте, и о возможности разбогатеть. Родители сойдут с ума от стыда. Мэр презрительно фыркнет:

– Подумать только! Наш самый способный в науке, одаренный юноша стал стриптизером!

– Официантом, – поправят его.

– Какая разница? – поморщится глава городка. – Ведь я прочил его в Капицы, в Ландау, в Келдыши…

– Эйнштейну в молодости тоже было непросто, – попытается кто-то заступиться за Танкована.

– Но он не танцевал у шеста! – рявкнет мэр. – И не скармливал гамбургеры обкуренным, тупоголовым мажорам!