© Федоров Д., 2020

© ООО «Издательство «Яуза», 2020

© ООО «Яуза-каталог», оформление, 2020

От автора

«Здравствуйте, доктора вызывали?» Знакомая фраза? Сколько раз вам приходилось ее слышать от незнакомого человека, позвонившего в вашу дверь? Белый халат, серебристый неудобный сундучок, портфель или сумка и зародыш надежды на быструю помощь, облегчение, спасение от боли и страха…

Вы наверняка сталкивались со скорой в своей жизни. Не обязательно в качестве пациента. Небольшие автомобили с броской окраской и яростными синими мигалками попадаются вам на глаза, наверное, каждый день. Там, внутри, другая жизнь.

Работа на скорой меняет человека. Я это понял и почувствовал спустя многие годы. Когда навыки, полученные там, оказались правильными. Когда реагирование на экстремальные ситуации спасло неоднократно жизнь и здоровье и мне и случайным людям. Когда пришло осознание, что «ты кому-то действительно нужен». Жизнь меняет декорации, но основным остается желание и способность чувствовать чужую боль и помогать ее устранять.

Сложно представлять на публику то, что было куском собственной жизни. Не придумано, не списано, не приукрашено. Каждый эпизод этой книги имеет под собой реальную основу.

Я пишу о сотрудниках скорой и о ее пациентах с улыбкой, состраданием и пониманием. Перешагивая через обиды, грязь и боль. Изо всех сил стараясь сохранить в себе «человечье». Я пишу о событиях и чувствах, которые вряд ли кто-то из «скоропомошников» расскажет постороннему человеку. И это понятно. У каждого своя боль.

Я не призываю всех их любить, нет. Но примерить хоть на мгновение на души ваши белые халаты, я попробую…

1

Мне довелось провести четыре года в разъезде Центральной станции скорой помощи одного крупного сибирского города. Я учился в мединституте, и решение пойти работать на «скоряк» было и логичным, и желанным. Кое-какие навыки уже были, знания свирепо внедрялись преподавателями в изворотливые студенческие мозги, хотелось практики и чувства, что все что учишь – не напрасная потеря времени. Да и финансовый вопрос был не последним. Для Станции студенты были серьезным источником рабочей силы, среднего медицинского персонала. Мало кто другой соглашался на эту работу. «Отпахать смену» – значение этих слов я понял уже после первого дежурства.

Администрация мединститута не приветствовала работу студентов на скорой». Несмотря на широкое поле для применения получаемых знаний на практике и выработку необходимых «автоматизмов» в неотложных ситуациях, работа брала свое. Многие не выдерживали физических и психических нагрузок и заболевали. Учеба в меде и так, сама по себе, не мешок изюма. Хочешь удержаться до диплома – грызи… Сдать зачет или экзамен на халяву – несбыточное желание и фантастическая сага всех студентов-медиков.

* * *

– Доктора Свиридова, Романов, Кравцов, на вызов! Бригада Пастухова – в машину! Доктор Семенова, зайдите к операторам. Доктора, не забываем сдавать карточки вызовов!

Динамики диспетчерской стояли на Станции всюду, в каждой комнате. Я поражался, как у диспетчеров хватало сил до конца смены не придать голосу сварливость и раздражение, как они могли сопроводить некоторые «тяжелые» вызовы участливым, понимающим взглядом. Там, в «аквариуме» диспетчерской, случайных людей не было. В диспетчеры назначали людей, прошедших на скорой огни и воды и по разным причинам не способных сейчас «сесть на разъезд». Они знали, что именно стоит за коротким кодом вызова или за адресом. Они уже там были когда-то…

Старший врач смены сидел в диспетчерской как маршал Жуков, «держал оборону» Города. Все заполненные карточки вызовов проходили через его руки, он слышал переговоры диспетчеров с машинами по рации, давал консультации по телефону, «разводил» административные конфликты по телефону, при необходимости подключался к операторам «03» и вмешивался в сложносочиненные ситуации. Рядом постоянно дымилась большая чашка с чаем-кофе. Отдыхал он меньше всех на Станции.

«Медики! Медики!! Медики!!! Медик-66 вызывает на себя близких Медиков. Большая авария, много пострадавших! Угол Дачной и Революции. Кто принял – отзвоните!»

В диспетчерской тихий переполох, срочно меняется очередность вызовов, приоритет массовой аварии очень высок и должен быть обслужен раньше высокой температуры или транспортировки больного из больницы в больницу.

– Одиннадцатый поехал к шестьдесят шестому! Доезд – три минуты. Медик-32, Медик-центральный, заберите у меня вызов, вижу шестьдесят шестого. Медик-17, у шестьдесят шестого через две минуты, мы на Гоголя… Медик-66 – Медику-центральному, предупредите нейрохирургов Первой горбольницы, везем «нехороший череп». Всем спасибо, вроде «кашу» растащили…

* * *

Прошло столько лет, а я подпрыгиваю от звука сирены и провожаю взглядом подвешенную над дорогой синими бликами, размазанную коробочку «скорой». Жадно выхватываю глазами освещенный салон и пытаюсь угадать, что именно сейчас происходит за матовыми окнами…

* * *

Четыре часа утра. Заехали на Станцию поменять шприцы, сдать карточки, пополнить медикаменты. Медленно ползу по лестнице из гаража к диспетчерской. Карманы раздуты укладками шприцов, в руках карточки. Старший врач манит пальцем внутрь «аквариума».

– На Челюскинцев был?

– Был.

– И что там?

– Гипертонический криз. Пятьдесят пять лет. Ничего необычного.

– Полечил?

– Разумеется! Да вот же карточка у вас в руках!

Начинаю злиться. Был. Полечил. Дождался действия лекарств. Давление проконтролировал. Все были довольны. Провожали. Спасибо говорили. Че надо-то?!

– Инъекции делал?

– Да. В вену. Вон расписал что именно…

– Руки мыл?

– …?! Мыл! (Еще и чистое полотенце попросил. Принесли без звука…) И что?!

– Вот, звонили. Жаловались! Ты, говорят, у них кусок мыла спер. Французского. Говорят, был доктор, руки подозрительно долго и тщательно мыл и вот, обнаружили пропажу…

– …мать!!!…!!!..!!!

– Гы-гы-гы! Идите, коллега! Идите! Дышите воздухом и мойтесь мылом! Добро пожаловать в клуб!

Провожаемый хохотом диспетчеров, вылетаю пробкой. На ум кроме матов ничего не идет. Сажусь на дерматиновый диван в зале ожидания. Руки трясутся. Сна как не бывало. Вот он какой, адреналин. Невкусный.

Старшой вышел покурить. Подозвал меня. С ехидной улыбкой полюбовался моей перекошенной физиономией…

– Злишься?

– А то! Вот суки!

– Хы-хы! Не бери в голову!

– Нет, ну что за гадство?!! Надо оно мне, их мыло!

– Не кипятись. Не ты первый! Каждую смену звонят и на кого-нибудь дерьмо льют. Сегодня твоя очередь. Поздравляю!

* * *

Что движет людьми, когда они набирают «03» и говорят, что им плохо, что у них боли в сердце, что они задыхаются. «Ну как же! Вот она, реальная ситуация приложения всех сил и средств скорой», – скажете вы…

Да, наверное, вы правы, но смотрим дальше. Вызов на одиннадцатый этаж, лифт после двенадцати не работает. «Ну и что! Бывает и такое!» Конечно, бывает! Только вот не каждый день в 00.05 на одном и том же адресе! И каждый раз на вызов идет кардиобригада и волочит на одиннадцатый этаж ВСЕ: кофр с лекарствами, реанимационную укладку, кардиограф, дефибриллятор. Потому что ТАК НАДО. И не важно, что в сотый раз ты увидишь знакомую одутловатую физиономию профессиональной инвалидки И., которой кто-то когда-то имел неосторожность поставить диагноз «подозрение на инфаркт миокарда». С тех пор и сношает она скоропомошников наизусть выученными симптомами. После чего с готовностью дает сделать кардиограмму, сравнивает ее с сотней других из ящика под столом, убеждается, что и на этот раз инфаркта не случилось, и привычно ожидает, что ей ткнут в вену реланиум. Всем заранее все ясно, но если не сделаешь «релашку», она через полчаса вызовет снова, а утром начнет звонить и писать жалобы по всем инстанциям. Две бригады из других смен уже на этом погорели. Думаете, она шиза? Как бы не так! И управы на нее нет. И черт бы с ней, но на полтора часа Город остается без одной специализированной кардиологической бригады и реанимобиля в придачу.

* * *

– Медики-16, 22, 55! Кто в Центральном районе освободился, зайдите на Романова, 4, там нашему доктору плохо. 66К.

Опа, это кто ж сломался-то?!

– Я – Медик-55. Вызов принял. Романова, 4, ситуация 66К.

– Медик-Центральный. Подтверждаю Медику-55-му. 18.35

– Дядя Коля, слышал вызов? Поехали. Кто-то из наших на себя вызывает. 66К. Будем поспешать.

Дядя Коля молча кивает и ерзает могучей задницей в кресле. РАФ прыгает вперед. Мигалки включены, штатная квакалка неубедительно просит уступить дорогу. Обязательно найдется урод, который считает, что пропустить «скорую» – это означает уронить свое насекомовидное достоинство ниже плинтуса. На таких есть свое средство: водители «скорой» – особая категория шоферов. О них отдельная история. За бутылку-две огненной воды они неизведанными путями раздобывают сирены-ревуны, которые обычно ставят на речные теплоходы. Теперь представьте: едете вы себе, едете, в заднее зеркало не смотрите, на всех чихать хотели, вдруг из вашего багажника (такое ощущение!) раздается рев теплохода!!! Начиная утробным низкочастотным рычанием, он переходит в политональный звуковой вой такой силы, что любой «глухой», сжавшись за рулем, судорожно удирает в сторону. Радикальное патентованное средство! Дядя Коля хмыкает в бороду и крутит руль, как Покрышкин в воздухе. Говорят, что лучше всех Город знают таксисты. Ничего подобного! Со всей ответственностью заявляю: случись такое соревнование, водители «скорой» его выиграют.

Вот и искомый адрес! У подъезда стоит Медик-41, такой же РАФ, как и наш. Рядом топчется водитель. Увидев нас, светлеет лицом, подхватывает мой сундук и быстро идет в подъезд, показывая дорогу. На всякий случай беру кардиограф и тороплюсь следом. Второй, третий этаж. Автоматически оцениваю габариты лестничной клетки – что если придется тащить носилки. Мда… Праздника не будет. Хрущеба.

Блин-н-н… На площадке перед квартирой рвет пачку, выуживая сигарету, офицер-десантник. Лицо-негатив, остановившиеся глаза. Я уже такое видел. «Черный почтальон». В прихожей острый запах валерьянки, корвалола и чужой беды…

– …Вера Сергеевна, голубушка! Вот приехал доктор наш, приехал с Центральной… Вера Сергеевна!..

За столом, уронив руки на раскрытую папку с картами вызова, сидит знакомая докторша. Лицо серое, губ не видно, на подбородке висят тяжелые мутные капли… Глаза прикованы к фотографии с обгорелым краем. Два парня на фоне БТРа, береты аж на затылке, тельники, героический вид…

В этот дом пришла похоронка. Из Афгана. Документы погибшего привез офицер, который и рассказал, что колонну душманы расстреляли из гранатометов и сбросили взрывом фугаса в неприступное ущелье. В остатках БТРа на дороге нашли обгоревшую куртку с документами. От других не нашли и этого. Ущелье стало им братской могилой…

Скорая не способна уменьшить меру человеческого горя, но увидев захлебнувшуюся в крике женщину, десантник-афганец сделал единственное, что мог – позвонил «03». Знакомая, в общем-то, история. Приехавшая докторша, как умела, принялась утешать бедную женщину: уколы, капли, вода. Транквилизаторы наконец подействовали, женщина забылась в тяжком полусне, вскрикивая и продолжая плакать. Позвонили на работу мужу, позвали соседку.

Начиная заполнять карту вызова, доктор машинально пододвинула к себе и стала рассматривать привезенные офицером документы. Под потертыми конвертами лежала фотография с обгорелым краем. Ее Вера Сергеевна вынула и присмотрелась… Два парня на фоне БТРа. Лихо заломленные береты, героический вид… Слева незнакомое лицо, справа ее сын. Мгновенно пересохшими губами она спросила-прошелестела, развернув фотографию к сидящему напротив офицеру:

– А… это… кто?..

– Справа старший сержант Александр Казакевич. Ее сын… – он тяжело мотнул головой в сторону спальни, – а слева – старший сержант Морозко. А вы что, его знали?

– Знала… Почему знала?! Он что?! Тоже?!!

Побелевшие пальцы впились в край стола.

Все это мне срывающимся шепотом пересказал вошедший следом за нами офицер.

– Где телефон?

– Вон там, в прихожей на полочке…

Максимально сжато описываю Старшему врачу ситуацию.

– Ясно. Знаешь что. Вези ее на Станцию.

– Может домой?

– Нет, домой нельзя. Там сейчас поднимется вой, крик, плач. Ее доломают. Вези к нам. Положим в бокс. А я позову сейчас Коваленко. Что-нибудь придумаем. (Доктор Коваленко – опытнейший психиатр, проработавший на скорой кучу времени.) Транки не коли. Довези так. Гемодинамика стабильная?

– Давление снижено, но держится.

– Она в шоке сейчас. Вези, давай. Быстро. Я пошел готовить все.

Из-подъезда Веру Сергеевну вынесли на стуле. Дядя Коля и офицер быстро сообразили, как ухватиться, и почти бегом спустили ее с третьего этажа. Водитель и я шли следом и несли все наше немудреное хозяйство. Что-то приговаривая, дядя Коля поднял на руки и внес Веру Сергеевну в салон машины.

Завыли-закричали сирены обеих скорых, мелкий щебень брызнул из-под колес. 41-й вылетел из переулка первым, включил всю иллюминацию и перегородил дорогу. Под визг тормозов и возмущенные гудки мы выскочили следом и, рявкнув сиреной, выдавили с крайней левой полосы зазевавшегося водителя. Я присел на корточки рядом с носилками и удерживал всю дорогу безвольное тело…

Нашу машину встречали. За нескольких секунд четверо мужчин выхватили носилки и отнесли Веру Сергеевну в приготовленную комнату. Доктор Коваленко в этот день не дежурил, но уже через считанные минуты, после нашего приезда, во двор влетела посланная за ним дежурная «Волга».

* * *

Скорая… Я рассказываю о ней, а у самого внутри начинает бушевать ураган эмоций. Нельзя там быть равнодушным, это неестественно. Иначе просто невозможно… Невозможно забежать на высокий этаж с полными руками, невозможно забыть, что сегодня еще ничего не ел, невозможно одним словом успокоить истерику семьи, невозможно попасть в ускользающую вену умирающего человека…

Через какое-то время работы появляется специфическое чутье на беду. Это когда едешь на относительно безобидный по форме вызов, смущенный мужской голос по «03»: «…Я это… желудок чего-то болит… тошнит, в грудь отдает, и голова сильно кружится… плоховато чего-то… я бы…это…доктора бы, а? Чето я до поликлиники… это… не дойду… похоже… Уж извините…» А в голове уже начинает складываться диагностическая мозаика. «Взрослый мужик в похмелье скорую не вызовет… больной живот скорее крепким чаем полечит… про рвоту вообще не расскажет… уж если доктора зовет… плохо там… Боли в эпигастрии, внезапная рвота, слабость, отдает за грудину… Не инфаркт ли там? «Задний»?»… И уже тревога передается водителю и бригаде. Бежим, перепрыгивая ступеньки, и вот он, «клиент» лет пятидесяти, сидит на постели, лицо серое, потное. Рядом перепуганная жена, приподнимается к нам на встречу, пытается что-то объяснить… Мужик начинает судорожно зевать… «Т-т-твою мать!!! Сейчас врежет!!!» Хватаем его кто за что, сдергиваем на пол. Вокруг шум и безумная суета, но каждый делает свое и делает это максимально быстро и точно. Уже развернут дефибриллятор, уже зацепили кардиограф, интубационную трубку и катетер под ключицу загнали одновременно. «Руки-ноги БРЫСЬ!!!» Отскакиваем от тела. Разряд!!! Сестра висит над грудной клеткой, в руке шприц с длинной иглой. Ловит взгляд доктора. Секундная пауза… Гипнотизируем ленту кардиографа. Прямая! «Давай! Нежненько!!!» Зависаю над мужиком. Аккуратно начинаю непрямой массаж. Три-четыре-пять… На ЭКГ каша. «Дышим» мешком… еще… три-четыре-пять… Заводись, гад! Не видишь, стараемся!!! Посторонний шум в углу… Обвисая, ползет по стене спиной жена, закатывая глаза и начиная утробно выть… Медсестра поднимается с колен, два шага, подхватывает не успевшую рухнуть тетку… Тр-р-ресь!!! Звонкая оплеуха мгновенно затыкает истерику.

– Тетка!!! Смотри на меня! Смотри сюда, говорю!!! Вот! Тебе! Капельница! Держи вверху!!! Помогай!!! Вот тебе ватка, поплохеет – нюхай! Поняла?!! Смотри мне в глаза!!! Поняла?!! Молодец!!! Так и стой…

Слава богу! На пленке проскочил комплекс… Еще один, еще…Фу-у-у, «затикало»…

– Дима, давление!

– Шестьдесят. Низов пока нет.

– Следи, сейчас может быть «свечка».

– Уи, мон женераль.

– Света, в капельницу комплекс, промедол, в жопу лидокаин.

– Как я до его жопы доберусь-то, навалились все…

Огрызаемся, значит, самое плохое уже перевалили.

Мужик начинает шевелить руками, пытается приподнять голову… Вот бабай!!! Трубка ж…

– Дима?!

– Сто на шестьдесят, растет, пульс девяносто, дышит сам.

– Ладно, интубацию убираем.

На ленте – уродливый горб инфарктного комплекса. Достаем связку присосок и начинаем уже по всем правилам снимать многоканальную ЭКГ.

Вот он, убийца. Правильно оценили. Задний – самый говенный для неотложки. Маскируется под боли в желудке, а потом – хрынннь! Но этого вроде вовремя прихватили. Площадь поражения не растет, давление держит, болевой синдром задавили наркотиками. Вон дядька уже балдеет…

Жена тоже молодца! Стоит, как кремлевский солдат у мавзолея, с капельницей в руке.

– Тетенька, вы присядьте вот на стульчик. Можно-можно! Бутылку эту к спинке кровати приладим. Вы как? Все в порядке? Муж? С ним все будет хорошо. Сейчас еще немножко полечим и в больничку поедем. Ага, в больничку! Ну инфаркт же не насморк. Что было?! Э-э-э… ну как бы это… он у вас того… помер ненадолго, но мы его слезно попросили вернуться. Ну-у-у… плакать-то зачем? Все уже позади…Да, пожалуйста-пожалуйста… давайте, идите соберите ему бельишко, зубную щетку и еще чего… Тапочки? Нет, тапочки пока не стоит, а то по девчонкам побежит. Ну вот и молодец, вот уже и улыбаешься.

– Медик-центральный, Медик-16 просит госпитализацию. Инфаркт, мужчина, Железнодорожный район. Вас поняли. Нет, все нормально, стабильный. Потихоньку довезем».

* * *

Эпидемия гриппа началась. На улице –30, метель, на мне свитер, халат и аляска поверх, на ногах унты. Задача в «рафик» влезть, задача из него вылезти. В четыре часа, после института, заступаю в смену. На все, что ездит, усаживают максимум народа. В разъезд идут операторы «03», бригады дробят, фельдшеров сажают на самостоятельный разъезд. Студенты старше 4-го курса тоже ездят самостоятельно. Естественно, диспетчера фильтруют вызова и не дадут какую-нибудь «жуть» студенту, но это только теоретически. Нарваться может кто угодно и на что угодно. На «03» звонят и говорят: «…упал, расшибся…», забывая сказать, что упал-то с четвертого этажа. «Болит живот…» – как не болеть, если в нем кухонный нож по рукоятку. «Голова болит…» Едет девочка-фельдшер, а там шизофреник в «активной галлюцинаторной фазе», с топором гоняется за семейкой. Ясен перец, что у него голова «болит». Только вот каким «здоровым» местом думал звонивший на «03»?

* * *

У каждого подошедшего к диспетчерской лезут глаза на лоб: бумажки с вызовами завалили весь стол, еще только 4 часа, а вызовы на высокую температуру идут с 3–4 часовой задержкой. Начинается карусель.

– Здравствуйте, доктора вызывали? Что случилось? Ясно. Где помыть руки? Термометр ставим. Давайте посмотрим, послушаем, горло покажите… угу… как температуру переносите? Чем еще болеете? Аллергия на лекарства есть? Сейчас укольчик сделаем, температура упадет, но сделайте еще то, то и то… Завтра вызывайте врача поликлиники… Грипп… Да, надо полежать, проветривайте чаще квартиру, еще в семье больные есть? Пока нет? Всем домашним ударными дозами лопать лук-чеснок, много пить чаю с лимоном, избегать скопления людей. Все понятно? Все. Будьте здоровы. До свидания.

Вышел из квартиры, достал из кармана баночку с притертой крышкой, в ней раздавленный лук. Втянул носом. Ого, шибануло!!! Так. Полечился. Ползем дальше. Через 5–6 часов такой беготни ловишь себя на том, что опережаешь ответы пациентов заученной скороговоркой «…лежать… врача завтра… лук-чеснок… дышите – не дышите… горло… укольчик…» В голове крутится одно: «Не пропустить менингит или пневмонию!»