© Д.А. Глуховский, 2013

© Д.С. Ермаков, 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

Как пусто в душе

Без миражей, без волшебства.

Мы здесь лишь на миг,

Пусть он звучит,

Словно слова молитвы…

Би-2. «Молитва»

Пролог

Жаль, нет ружья.

До сих пор вспоминаю, как мы обнаружили на стене полуразрушенного здания загадочную надпись, неведомо кем и для чего сделанную. Всего три слова: «Жаль, нет ружья». Может быть, попавший в беду путник написал их в порыве отчаяния? Или это своего рода предостережение? Или просто кто-то пошутил? Тогда я не придал значения этому происшествию. Но сейчас, когда мы вступили в самую гущу подлеска, огромные красные буквы стоят перед глазами, и я повторяю снова и снова свистящим шепотом: «Жаль, нет ружья…»^[1]

И пистолета нет. А что есть? Есть скафандры «Спарх-2М» с запасом кислорода и электричества на два дня. Еще длинные, остро заточенные ножи да потрепанная карта, на которой красной точкой отмечена конечная цель нашего пути.

Город Сочи…

«В городе Сочи – темные ночи». Герман Буданов, царство ему небесное, любил повторять эти слова.

Темные ночи… А еще там горячая пища и теплые постели. Надежные, мощные стены гигантского убежища^[2]. Если смотреть по карте – ерунда, рукой подать. Соседи. Одна нога здесь – другая там.

Ага. Гладко было на бумаге, да забыли про, мать их, овраги. И про бурелом. И про болота.

Заросли обступают со всех сторон. Они такие густые, что заметить опасность невозможно при всем желании. А вот само здание церкви растения почему-то не оплели. Очень странно. Они его как будто сторонятся. Интересная загадка. Потом, может быть, поломаю над ней голову.

Подкрадываюсь к длинному узкому окошку и осторожно выглядываю наружу. Отличное место – церковь. Стены толстые, дверной проем узкий, окна – словно бойницы и расположены со всех сторон. Боком, вдоль стенки пробираюсь к другому окошку, выходящему на север.

Ничего страшного не видно.

Тусклый сумрачный свет, скупо, по капле сочащийся с небес, почти не проникает сюда, и кажется, что сейчас – вечер. С другой стороны… С другой стороны, пес его знает, вечер на улице, утро или день.

Что я вообще знаю наверняка? Только одно: за нами следят.

С тех пор, как мы покинули исчерпавшее ресурсы убежище и двинулись в путь, ни на миг не покидает ощущение, будто в затылок смотрят чьи-то глаза. Пристально смотрят. Недобро.

Бывают моменты, когда ощущение опасности, затаившейся за спиной, становится невыносимым. Как будто кто-то воткнул в череп сверло и медленно, смакуя мои мучения, ввинчивает его все глубже и глубже. Стоит обернуться – и ощущение угрозы тут же исчезает, но проходит пара минут, и снова неумолимый, неутомимый преследователь на своем посту.

На рукаве скафандра закреплено специальное зеркальце, чтобы глядеть назад. И вот я полдороги прошагал как дурак, задрав руку. Хотя в невесомости, наверное, очень удобно. Жаль, не довелось проверить.

Косу бы сюда. А лучше – огнемет: спалить, выжечь к едрене фене древовидные кусты! В этом адском лесу даже деревьев нормальных нет. Почти нет. Они все сгорели двадцать лет назад, на их месте вырос непроходимый бурьян в три человеческих роста. А на земле – непролазный бурелом, ноги застревают, точно в капкане. Колючие, уродливые ветки, утыканные гигантскими шипами, сплетаются местами до такой степени, что превращаются в сплошную стену. Ну и лес, дьявол его побери. Напалма бы сюда. И пронесемся мы тогда сквозь джунгли с ветерком, прямо в дружеские объятия сочинцев… Но нет огнемета. И напалма нет. Прокладывать путь приходится ножами. Что имеем в итоге? За два часа пройдена сотая часть пути. Да еще и остановку пришлось сделать, когда Света упала и прошептала чуть слышно, что больше не в силах сделать ни шагу.

Бедняга. Представляю, каково ей. Чертовы скафандры.

Со вздохом опускаюсь на каменный пол. Дам себе и Свете еще пять минут отдыха. Потом подниму ее, и мы продолжим путь. Обязательно продолжим. Мы дойдем…

Глаза начинают слипаться.

Нет! Не спать! Бороться со сном!

Напрасно. Природа, мать наша, берет свое. Голова склоняется ниже, ниже… И последнее, что я успеваю увидеть, это темный силуэт, загородивший на миг дверной проем храма.

Что?!

В тот же миг подпрыгиваю, словно ошпаренный. Не спать, обедом станешь!

Вот я уже на пороге.

Никого. Только шевелятся на ветру кроны самых высоких кустов, да лениво раскачиваются туда-сюда лианы, похожие на гигантских змей. Никаких чудовищ. Никаких следов. Но я же точно видел – кто-то там стоял!

Решено: уходим. Сидим мы в укрытии или прорываемся сквозь джунгли, какая разница. Захотят убить – убьют. Верно? Верно.

А предосторожности… Как можно предостеречься неизвестно от чего? Наша задача – двигаться вперед. И точка.

Эта мысль приносит странное, почти наркотическое облегчение. Лишь два стальных штыря все так же медленно, безжалостно сверлят мой затылок. И как ему не надоест? Хочешь поиграть в гляделки, чертов ублюдок?! Что ж, поиграем.

Часть первая
Сонное царство

Глава 1
Бум жить

Дурманящее оцепенение окутывало разум и чувства. Медленно, но упорно, преодолевая яростное сопротивление, подчиняло волю, сковывало мышцы мягкими, прочными оковами. И все же человек еще боролся. С каждым рывком погружался он глубже и глубже в невидимую трясину, но продолжал барахтаться.

Последним усилием сбросив на миг бархатные путы, человек занес оружие в отчаянной надежде разрушить, уничтожить клубящееся вокруг зло. Из груди вырвался могучий крик. Яростный рев, в который человек вложил всю боль, ужас и страдания, выпавшие на его долю.

– НЕ-Е-ЕТ!!! – разнесло по пещерам раскатистое эхо.

А перекошенные, сведенные судорогой губы успели прошептать прежде, чем мрак окутал рассудок человека:

– Свобода…

* * *

Кап. Кап.

Другого шума не услышать в лабиринте подземных ходов и залов. Это – царство безмолвия. И робкий, грустный звук падающих с потолка капель тишину не нарушает – за столько лет он слился с нею, стал ее частью.

Кап. Кап.

Первозданный мрак царит в карстовых пещерах. Он вечен, как небо, как земля, как ветер. Он безбрежен, точно морская пучина. Но даже на дне самой глубокой впадины все же не так темно, как здесь, под землей. И так же, как дно океана, пещера не пуста. Здесь существует испокон веков свой мир. Суровый мир, холодный…

Прекрасный.

Там, куда падают капельки, век за веком растут фантастические цветы, злобные драконы, свадебные торты, колонны, обвитые плющом. Красота эта не предназначена для чьих-то глаз. Точно собака на сене, природа не позволяет ни единому живому существу любоваться той величественной, грозной красотой, которую кропотливо создает многие тысячи лет.

Кап. Кап.

Каждая капелька добавляет свой штрих, свой мазок. Каким бы совершенным ни было творение, работа продолжается. Бесконечной чередой падают крохотные «скульпторы» с потолка. Долгий путь проделывает вода сквозь сотни слоев горных пород, какие-то капли просачиваются медленнее, какие-то быстрее, но финал путешествия у всех одинаков: разлететься в пыль и стать частью подземного озера, чтобы потом вернуться однажды наверх, в атмосферу. И цикл этот не нарушается миллионы лет.

Внезапно в очередной капле, висящей на кончике гигантской каменной сосульки-сталактита, отражается луч света. Это длится всего лишь мгновение, потом крохотная призма падает вниз. Вот на место сестры-близняшки сползает новая капля, и она тоже ловит слабый лучик. Свет, чуждый этому миру так же, как тепло или жизнь, все же нашел лазейку. Он трепещет, он дрожит, точно сам осознает, насколько неуместен здесь, в царстве тьмы. Но не гаснет.

Из крохотной щелочки, пересекающей каменную глыбу, берет начало мерцающее сияние. Не ветер и не вода проделали отверстие в стене, проложив путь из одного мира в другой, а руки. Человеческие руки. То ли в порыве отчаяния, то ли в припадке безумия кто-то пробивался через каменную перегородку, долбил, сверлил, крошил неподатливый камень. Страшно представить, сколько труда положили неизвестные каменотесы, вгрызаясь в гранитный монолит. Но, что удивительнее всего, в тот момент, когда до цели оставались считаные сантиметры, работа была брошена.

И лишь цепочка следов, отпечатавшихся на сырой глине, напоминает о том, что когда-то тут побывали люди.

* * *

Человек открывал глаза. Закрывал. Открывал опять.

Ничего не менялось. Беспросветный мрак царил как снаружи, так и внутри.

Человек не имел понятия о том, что такое тьма и свет, запад и восток, вода и пища. Он ничего не понимал и не осознавал. Он трясся и ежился от пробиравшего до костей мороза, но не мог назвать это «холодом».

Уши человека не улавливали никаких звуков, кроме стука собственного сердца, но он не знал, что это – «тишина». Слова словно вылетели из памяти человека. Понятия, которыми так легко пользоваться, познавая окружающий мир, исчезли, улетучились, оставив после себя лишь давящую, гнетущую пустоту. Слух, осязание, обоняние и прочие чувства оказались бессильны и бесполезны. Они могли многое сообщить своему владельцу о том, что окружало его, но человек не слышал сам себя. И ничего не предпринимал.

Мозг его напоминал растерявшегося командира, не способного больше руководить вверенными ему людьми. Могучие мускулы, точно верные солдаты, терпеливо ожидали указаний; глядели с надеждой на того, кто всегда направлял их и удерживал от ошибок.

Так шли минуты. Тело человека мерзло все сильнее. Смертельный холод сковывал его члены, медленно, но верно подбирался к сердцу. Еще немного – и жизнь этого существа, то ли умиравшего, то ли рождавшегося заново, оборвалась бы окончательно.

Вдруг руки и ноги человека зашевелились. Согнулись локти, потом колени. И вот уже, с трудом приподнявшись и встав на четвереньки, он пополз вперед. Сквозь темноту. Прочь от того места, где очнулся.

Помертвевший разум не управлял телом, но оно двигалось. Двигалось… Само.

Каждый рывок давался с огромным трудом, как будто кто-то заковал тело человека в рыцарские доспехи или обвешал тяжелыми грузами. Затекшие, окоченевшие мускулы едва слушались. Но и остановиться он не мог. Кто-то тащил человека за собой. Гнал, понукал, не давал остановиться и повторял снова и снова: «Вперед! Остановишься – умрешь».

Приказ этот не слышали уши, но зато ощущала каждая клеточка тела, борющегося с ледяным дыханием смерти.

Точно младший офицер, который, нарушая все правила и уставы, отстраняет запаниковавшего командира и спасает армию от гибели, инстинкт самосохранения спас человека; подхватил и снова поднял почти упавшее на землю знамя. Собрал, построил и поднял в атаку поникшее войско…

– Вперед! Вперед! – подгонял его суровый проводник.

Мечущийся во мраке человек уже понимал, что такое темнота, холод и сырость. Теперь он мог найти слова, чтобы описать то, что ощущал.

Но все, что касалось лично его, скрывала завеса тьмы, рассеять которую не удавалось. Мысль его словно замирала на краю бездонной пропасти. В нерешительности топталась она на границе изведанной земли, то вроде бы собираясь с духом для рывка вперед, то снова отступая.

Слезы начали наворачиваться на глаза человека, но в последний момент он все же сумел взять себя в руки. Он высморкался, вытер грубой, жесткой перчаткой лицо.

– Хватит плакать. Будь мужиком! – обругал себя человек и тут же застыл с приоткрытым ртом.

Больше всего угнетал человека тот факт, что он не знал, как к себе обращаться. И вот показалось на миг, что имя вот-вот вспомнится. Напрасно. Память была уничтожена, часть мозга будто бы выжгли или вырезали. Надежда, что ускользнувшее имя удастся ухватить за хвост, быстро погасла. Но осталась уверенность: еще два, три шага – и настоящее имя вспомнится.

– Будь мужиком. Бу-м… Звучит, черт побери. Звучит! – радостно улыбаясь, он повторил еще несколько раз, меняя интонацию: – Бум! Бу-ум! Бум жить…

Попытка встать в полный рост не удалась.

Силы не успели восстановиться, да и ноги разгибались с огромным трудом. Зато, подняв руку, Бум нащупал нечто, что он условно назвал «потолком». Измерить расстояние от одной стены до другой тоже не составило труда. Заодно он выяснил, что стены ближе к верху смыкаются. А еще через пять минут Бум уже примерно понял, где очутился.

– Это же… Же… Железная дорога. Кажется, так называется, – прошептал Бум. – Что еще это м-может быть… Вот и рельсы. Но дорога к-куда? И отк-куда? И почему тут т-так темно? И х-холодно?

Вопросы снова кинулись на него со всех сторон, точно стая хищных чудовищ. Но терять время на поиск ответов Бум не стал. Помотав головой, чтобы прогнать назойливые вопросы, он двинулся дальше.

– Потом разберемся, сейчас не время. Вперед, вперед…

И очень скоро старания его были вознаграждены.

Бум почувствовал, что дышать стало намного легче. К тому же он ощущал движение воздуха. Не оставалось сомнений: где-то впереди один туннель соединяется с другим.

* * *

Страшно. Холодно. Темнота раздражает и пугает.

Она такая густая и плотная. Я словно пробираюсь через бесконечный ряд опущенных темных занавесов. И вот уже я в самом деле ощущаю на лице легкие, воздушные прикосновения.

Или это не ткани, а пальцы?

– Не трогайте, отстаньте, – начинаю отмахиваться я.

Да-да, так и есть. Я ползу сквозь рой крохотных крылатых человечков. С беззвучным смехом кружатся они вокруг, забираются в волосы, в ноздри, теребят уши.

– Пошли прочь! – Я со всей силы бью кулаком по шпале, и феи тотчас исчезают.

Это бред. Просто бред. Нет никаких фей. Но на душе становится лишь тревожнее.

Ни рассудок, ни органы чувств никак не могут приспособиться к темноте. Кажется, что достаточно просто открыть глаза – и все станет видно, и не придется двигаться на ощупь, время от времени протягивая руку, чтобы не разбить голову. И так я в самом начале пути успел обзавестись парой (ох!) болезненных шишек на макушке, теперь голову надо беречь.

Вот она наконец. Развилка.

Несколько минут уходят на то, чтобы ощупать все вокруг. Только это мне и остается. Можно попробовать обнюхать, но мало толку. Да и нос почти ничего не ощущает – заложило.

– Ай!