Буслаев толчком воли хотел изгнать из своего сознания луну, но с внезапной очевидностью подумал, что это бессмысленно. Ну победит он сейчас, ну изгонит пустой лунный свет, и что это изменит? Следующей ночью луна будет точно так же царапать душу. И так до бесконечности с равнодушным упорством она станет подтачивать его волю, как морские волны веками слизывают скалы.
Едва Меф отчаялся, как змеиная рука лунного света обвилась вокруг его головы. Словно кто-то чужой постучал, а он позволил войти, запоздало поняв, что делать этого не следовало.
Столкнись он с прямой и ясной агрессией, Меф нашел бы в себе силы сражаться. Сейчас же сражаться было не с кем. Лунный свет, вялый, равнодушный, холодный, был воплощением тоски. Мертвецом, который рухнул из открывшегося шкафа и повис тяжелой рыхлой массой. Мефа охватила такая безысходная ночная слабость, что он не мог даже моргнуть или отвести лицо. Просто смотрел