Власть нужна тем, у кого нет власти над собой.

Пролог

Давным-давно, когда время не начало свой безжалостный отсчет, он был уважаемым человеком, философом, мыслителем. Он говорил о единстве духа и тела, учил умеренности, мудрости, мужеству и справедливости; объяснял, как жить в ладу с собой и в гармонии с окружающим миром. Он был честен, справедлив и бескорыстен, ему хватало того, что даровала природа. Умея управлять материальным миром силой мысли, он слыл магом и чародеем и даже… если верить слухам, был лично знаком с Создателем.

В те времена таких было много – хранителей истины, чей род на Земле был Первым. Хранители оберегали людей от проникновения лжи в девственно-чистый разум, дабы не усомнились они в совершенстве Творца и не омрачали великое существование греховными мыслями, съедающими изнутри, словно червь. И не было тогда ни болезней, ни горя, ни зависти, ни пороков. И казалось, счастье будет вечно, как жизнь человеческая, которая зарождалась, чтобы никогда не закончиться. И не плакали дети, теряя отцов и матерей, и не сокрушались взрослые, теряя друзей и близких – бесконечная жизнь в бесконечно счастливом мире.

Но свобода выбора – опасная привилегия… И появился отступник – тот, кто в своей гордыне посмел усомниться в искренности хранителей, объявив их тиранами. И свалил он на них те беды и пакости, которые сам же устроил. И растерялись люди в своей наивности и неискушенности, запутавшись во лжи отступника, как рыбы в сетях рыбака. И поверили они тому, кто назвал себя Солом – Посланником Солнца… Это стало началом другого рода человеческого – рода Вторых.

С тех пор мир изменился… С тех пор началась война.

И не было конца и края противоречиям между людьми. И с каждым днем Посланник Солнца заманивал в свои хитроумные ловушки неискушенных, предлагая плоти восхитительные утехи, от которых голос сердца заглушался голосом похоти. И появились грехи, которыми не насытиться и от которых не избавиться. Жизнь человеческая стала коротка. Вымученная душа хрипла от крика, но затуманенный разум уже не слышал праведного зова. И тогда душа отвергала грешное тело, освобождаясь от мучений. Люди на Земле начали умирать. И лишь Посланник Солнца не испытывал мук сомнения. Он был тверд в убеждениях и непоколебим в намерениях искоренить истину Творца, создав собственный мир. Его душа была черна как ночь, она не кричала и не плакала. Душа его не искала спасения и крепла с каждой победой, и тело крепло вместе с ней. Он так и остался бессмертен.

Но не только он не утратил вечной жизни. Хранители остались верны истине и безупречности замысла Создателя. И до тех пор, пока им были чужды пагубные искушения, тела не старились, и разум оставался ясен.

Прошли тысячи лет…

Часть 1

Обращение

1

Май всегда был его любимым месяцем…

Еще не наступило лето – пора оранжевого солнца и грибных дождей; пора фруктов и ягод; пора жаркого синего неба и манящей водной глади; пора отпусков и путешествий; пора независимости от капризов суровой природы; пора контрастов. Все любят лето! Девять месяцев ожидания – и наконец… лето почти пришло! Лето! Долой надоевшую одежду! Долой грубую обувь! Дождались!

Он больше всего на этом свете любил чувство предвкушения перемен к лучшему – возможно, из-за слишком долгого и томительного ожидания этого лучшего. А что может быть приятней приближения самого теплого времени года! Конечно, у зимы тоже есть свои прелести: белый снег, горячий чай, теплый дом, вкусная еда, коньки, лыжи, санки… Но вот ноябрь – предвестник зимы – ноябрь ему не нравился: уж больно промозглый и увядающий. Он хорошо знал, что такое увядание – отмирание старого и привычного, но дорогого и любимого. Увядание…

Неприятные воспоминания отозвались спазмом в районе желудка. Он сморщился, словно напомнила о себе старая незаживающая рана. Глубокий вздох… Свежий весенний воздух расслабил… Спазм отступил.

Так он и прошаркал ногами центральную городскую аллею, погрузившись в раздумья и машинально отбрасывая мысами обуви гонимый легким ветерком мусор.

Вечером тут много народу, а майским теплым вечером особенно: романтичные влюбленные парочки, статные семейные дуэты, молодые мамы с колясками и кривоногими карапузами, шумные компании парней и девчонок – все такие разные, но радующиеся одному и тому же… Весна! Май!

Прошел еще один день и еще один вечер. Вот уже первые минуты новых суток исчезли в вечности. Аллея заметно опустела, но многие и не думали отправляться спать. Слишком долгая была зима, и слишком теплая наступает ночь – не так просто отказать себе в излишестве, когда заледеневшие эмоции оттаяли и рвутся наружу.

Он тоже не собирался уходить.

Прогуливаясь туда-обратно по ожившей после зимней спячки аллее, которая с каждым днем все плотнее укрывалась от остального мира неудержимо рвущимися на белый свет листьями кустов и деревьев, он наблюдал, размышлял, умилялся безобидным глупостям людей, не желающих думать ни о чем серьезном, и мысленно одобрял наивную беспечность.

Он не считал себя старым, да и выглядел лет на тридцать пять, но повидал в этой жизни гораздо больше сверстников – так много, что и поделиться воспоминаниями не с кем: не поймут, примут за сумасшедшего… А воспоминания одолевали, всплывая из памяти цветными картинками и сюжетами – сегодня только хорошими и добрыми. Сегодня теплый весенний день, такой нельзя омрачать унынием. За длинную жизнь можно разобраться: печаль и уныние – слабость, отрицание многообразия, неспособность видеть, боязнь перемен.

Он остановился возле старого дуба.

Ствол в пять обхватов, изъеденный глубокими широкими морщинами и обрамленный мощными раскидистыми ветвями, простирался ввысь. Зеленые лапы заботливо нависали над пешеходной зоной, как огромная естественная крыша.

Это дерево знали все, но никто не представлял, как долго оно стоит на этом месте, которое лет двадцать назад закатали асфальтом, украсили резными лавочками, фонтаном и декоративными посадками, превратив в зону отдыха горожан.

Он не помнил точно, сколько раз дуб хотели спилить, однако всегда находились неравнодушные люди, не позволяющие совершить варварство. И теперь, будучи старше всех ныне живущих, дуб превратился в местную достопримечательность.

В знак особой ценности городскую реликвию окружал низенький, ярко выкрашенный зеленой краской заборчик, а за кроной бдительно следили коммунальные службы, периодически отсекая сухие и ненадежные ветви. За деревом ухаживали, как за мудрым, уважаемым и знающим человеком.

Май приложил руку к шершавой коре и похлопал по ней, будто по плечу старого доброго друга. Ладонь ощутила трепет жизни внутри: да, этот великан знает, что такое перемены и что такое постоянство, понимает и принимает жизнь во всех проявлениях; наверное, он мог бы поведать удивительные вещи, но только из-за мудрости и величия хранит молчание…

«А может быть, махнуть на море?» – подумал он, вдохновившись благостной атмосферой, но грубый оклик не позволил развить приятную мысль.

– Эй! Закурить дай!

Он обернулся.

Двое молодых людей… Лет по семнадцать… Изрядно под хмельком… Вероятно, не повезло: юные красавицы обделили вниманием… Пребывают в дурном расположении духа… Ищут разрядки… Ищут громоотвод для скопившегося напряжения.

Они казались темными тенями на светлом полотне.

– Не курю, – ответил он и разочарованно вздохнул.

– А я не спрашивал, куришь или нет. Я говорю, закурить дай!

Он улыбнулся. Посмотрел на пацанов. Отрицательно качнул головой.

– Чего лыбишься?! – пискляво, в надрыв протянул второй и нервно шагнул вперед.

Он посуровел, раздумывая.

– Чего молчишь? – первый присоединился к товарищу, и их молодые крепкие фигуры начали угрожающе приближаться.

Он угостил бы невежд сигаретами, но действительно не курил, да и эти двое не хотели курить. Несмотря на чудесную погоду, их охватила хандра, спасение от которой глупцы искали в острых ощущениях.

Связываться с юнцами совсем не хотелось. Не было желания поучать, ссориться, комментировать опрометчивые поступки. Мелькнувшая в голове мысль освободила тело от излишнего напряжения: «Иногда неплохо выглядеть не совсем естественно, например, диким зверем – бурым и нечесаным лесным медведем. Мало у кого возникнет желание искать повод для ссоры с опасным животным».

– Меня зовут Марин, можно просто Май, – представился он.

Парни окаменели. Лица стали похожи на мраморно-белые маски.

– Май, – он протянул руку для знакомства, но…

Они бежали неистово, боясь остановиться и кинуть короткий взгляд через плечо. В их головах отсутствовало понимание, а действиями руководил испуг, не позволяющий замедлиться ни на минуту, ни на мгновение. Но силы не безграничны, и в тихом дворе, тяжело дыша и обливаясь потом, забияки завершили спринтерский марафон.

– Леха! А ты чего побежал?! – еле отдышавшись, но с явным упреком бросил сквозь зубы Валерка.

– А ты?

– Я?.. – Валерка прищурился и посмотрел в сторону места происшествия. – Я… – он искал оправдания позорному бегству и не нашел ничего лучше, как спихнуть промах на товарища. – Да за тобой! За тобой рванул! Ты представляешь, что про нас подумают после такого?! От мужика удрали, как зайцы… от мужика… доходяги… просто так, без причины!

Леха присел на траву, не выдерживая нахрапа друга, обхватил руками тощие колени и опустил голову.

– Ты где водку покупал, дебил? – продолжал давить Валерка.

Леха запыхтел, утирая рукавом взмокший лоб; хотел было рассказать, где приобрел спиртное, но вместо слов предательски потекли слезы.

– Я, как всегда… я часто… – залепетал он.

– Я всегда! Я часто! – обидно передразнил Валерка.

Двор был пуст. Редкие окна горели желтым светом, настырно пробивающимся сквозь занавески. На одном из балконов кто-то подсвечивал темноту огоньком сигареты. Валерке казалось, что люди в домах притаились и пристально наблюдают за постыдным падением двух вчерашних героев. Захотелось заехать товарищу кулаком в ухо. Но что толку? Злость выместить? Не поможет – еще хуже будет. Мало того, что сбежал, мало того, что по пьянке галлюцинация посетила, так еще и с другом рассорится.

Он закусил губу и посмотрел на хнычущего Леху – раньше за ним подобного слюнтяйства не замечалось. Неужели и ему почудилось?

Валерка вздрогнул от догадки. Сердце заколотилось овечьим хвостом.

– Лех, а Лех… – он присел рядом. – Да хорош тебе! Чего разнылся?

Леха растер ладонью слезы и решительно произнес:

– Я больше бухать не буду!

– Ну и правильно, – поддержал Валерка нарочито одобрительным тоном. – Правильно!

На языке вертелся вопрос, вот только задать его никак не получалось. Почему-то стало по-настоящему страшно – страшно до жути.

– Слушай… – прошептал Валерка, – я знаешь чего… мне сейчас… вернее, на аллее… кое-что привиделось.

– Что?! – взвизгнул Леха и так резко поднял голову, что товарищ вздрогнул. – Что привиделось?

В животе у Валерки случился переворот. Реакция Лехи окончательно вывела из равновесия. Очень захотелось вновь пуститься бежать, но куда? Да и поможет ли? Валерка понял, что и сам готов разрыдаться, но сдержался.

– А это точно мужик был? – он произвел глотательное движение пересохшим горлом. – Не медведь?

– Медведь! – заорал Леха, и товарищу пришлось зажать ему рот ладонью.

– Ты чего орешь, придурок?

Леха высвободился.

– Так ты тоже видел? Тоже?! – в глазах промелькнул безумный огонек. – Валер, я-то думал, у меня с головой проблемы. Думал, крыша поехала! А если ты тоже… Значит, все нормально.

– Нормально?! Одновременно с ума сошли – нормально?!

– Нет, одновременно с ума не сходят, я точно знаю, – радостно затараторил Леха. – Здесь либо водка паленая, либо мы перебрали, либо…

Какое еще «либо», он не представлял, но и двух первых показалось вполне достаточно.

– А может, медведь с дрессировщиком был? – предположил Валерка. – Мы к дрессировщику прицепились, а он на нас медведя натравил?

– Может и так, – согласился собрат по несчастью, не совсем понимая, откуда ночью в небольшом городке взялся дрессировщик с ученым медведем.

– Но пить я все равно завязываю, – решительно заявил Валерка.

– И я! – с искренним блеском в глазах согласился друг.

***

Май смотрел вслед парням спокойно и расслабленно. Лицо не выражало никаких эмоций, и лишь в глазах читалось легкое сожаление о случившемся: легко быть героем, пока видишь то, что хочешь видеть, но как быстро все меняется при столкновении с неожиданным, непонятным.

– Что за имя такое – Май? «Двенадцать месяцев»? – девушка непринужденно хихикнула.

Она была совсем юная и хрупкая. Сигарета в миниатюрной ручке совершенно не увязывалась с нежным обликом.

– Странное имя. Никогда не встречала, – она стояла рядом и без доли стеснения рассматривала Марина.

– Так назвали, – безразлично ответил он и вновь посмотрел вслед испарившихся дебоширов.

– А я Соня, – представилась девушка и взглянула в ту же сторону. – Удивительно: эти обычно не удирают. Ты чем их так напугал? Вроде совсем не страшный, – она еще пристальнее вгляделась в лицо Марина. – Даже наоборот, привлекательный… и имя такое… Торопишься?

Май не торопился. Он вообще никогда не спешил. Но взглянув на юное создание, кивнул головой.

– Извини. Поздно уже.

– Жена злая? – съязвила девчонка.

Май улыбнулся и, ничего не ответив, пошел прочь с аллеи.

Ночь теплая, ласковая, а здесь явно становится неуютно.

2

Вероника Пустынина неохотно брала заказы дизайн-проектов в провинциальных городах, но уж слишком щедрым и сговорчивым оказался клиент.

– Мягко стелет – жестко спать, – философски протянула она, завершив предварительную телефонную беседу. – Точно будут проблемы!

Но проблемы пугают слабаков, а к таковым Пустынину отнести было сложно: бизнес не для нервных и пугливых. Руководствоваться понятиями «легко» и «трудно» можно, если прибыль мизерная; поработать в удовольствие – единственно правильный в этом случае аргумент. Совсем другое дело – неприлично большой гонорар: можно и потерпеть, можно и попотеть, можно и помолчать, лишь бы реализовать проект и получить вознаграждение. Цель должна оправдывать средства.

Сегодня как раз тот случай, и Вероника это чувствовала, хотя любому другому клиент мог показаться душкой, глупым одуванчиком с тугим кошельком.

Пустынина знала: деньги не липнут к мягким и щедрым. Это абсурд! Нонсенс! Говорят, нет правил без исключений, но ее заказчики уж точно к исключениям не относятся. Они тщеславны, склонны к показухе, считают себя лучше других – в противном случае зачем обращаться к такому дорогому мастеру? Можно найти дешевле, и качество будет достойным: разницу увидят считаные единицы – те, кто действительно разбирается в моде, искусстве и обладает безупречным вкусом. Откуда в провинции подобные особи? А значит, заказчик повелся на имя, на бренд, на ярлык. «Вашим дизайнером была Пустынина? Уау! Она же работала у самого… Но ведь она такая дорогая! Ого… вы неприлично богаты!»

На красивом лице главы и владелицы дизайнерской студии появилась гримаса презрения: надо бы подробнее узнать о заказчике и в случае чего подставить партнеров – пусть колупаются. В конце концов, она может себе позволить не делать того, чего не хочет. Но гонорар… Уж больно высок!

Вероника смерила шагами просторный кабинет. Подошла к окну. Посмотрела на Старый Арбат, живущий вне времени – особенной, удивительной, самобытной жизнью. Внимание привлек молодой парень с гитарой, окруженный кучкой зевак. Чего он там горлопанит? Хотя нет, этот вроде бы поет. Она приоткрыла окно. Несколько секунд слушала: ну да, поет – и неплохо. Изящная ручка, украшенная удивительной красоты браслетом из белого золота, захлопнула створку.

– Надо самой принимать решение, – она еще раз взглянула на уличного певца и утвердилась во мнении. – Поеду: посмотрю на месте, что к чему.

Машина не ехала – создавалось впечатление, будто она плыла, летела над бугристым, растрескавшимся полотном дороги. Был бы салон еще шире – пассажиры наверняка страдали бы от морской болезни.

Вероника вытянула ноги, удобно откинулась на спинку. Избалованные холеные ручки мучили планшет, выдергивая информацию об интригующем клиенте.

Удивление, возмущение и сомнение – именно эти чувства тревожили все больше с каждой просмотренной страницей интернета. Ничего конкретного о заказчике в сети не нашлось. Сайт компании, которую он возглавлял, не отличался информативностью: услуги, консультации, юриспруденция, экономика – все сразу и ничего одновременно. Ни одного интервью и инсайда о личной жизни, да и вообще ничего!

Вероника отложила в сторону планшет. Задумалась… Что это? Посредник? Крутит чужими деньгами? Решил облапошить богатенького ротозея? Хм… зачем обратился к ней?

В ее авто комфортно, прохладно, а за окном плюс двадцать, – и это в начале дня. Наманикюренный пальчик щелкнул кнопкой стеклоподъемника. Тонированная защита поползла вниз, пуская в салон неприятный запах выхлопных газов и еще чего-то, не поддающегося описанию.

Движение замерло на очередном раздражающем светофоре федеральной трассы, проходящей по территории подмосковного города. Водитель второсортной иномарки заметил красивое женское лицо в окне соседней дорогой машины и, не растерявшись, пошло подмигнул.

Злиться на неудачников в дешевых колымагах, считающих себя небожителями, не в ее правилах, но всему же есть предел… Пустынина по-женски эмоционально вздохнула, вобрав повышенную дозу токсина с проезжей части. Горло перехватило. Вероника еле сдержалась. Еще чуть-чуть – и она бы нелепо раскашлялась перед открытым окном к радости дешевого донжуана.

– К чертовой матери! – прохрипела Пустынина, подчиняясь мгновенному порыву ярости. – Разворачивайся в офис. Мы никуда не едем!

Бритый затылок кивнул, и автомобиль начал перестраиваться на разворот через плотные ряды.

Нервы, нервы! Надо бы в отпуск, надо бы на море! Этот бизнес! Эта студия! Эти придурки-клиенты! Вероника чуть не расплакалась.

Зеркало помогло успокоиться. Хватило десяти секунд, чтобы понять: морщины между бровями, озлобленный взгляд и плотно, до белизны сжатые губы, ничуть не красят.

– Истеричка, – шепнула она отражению, на что отражение отреагировало немедленно, приняв подобающий вид.

– Не разворачивайся. Едем, куда ехали, – бросила она.

Движение головы водителя и исполнение приказа босса последовали синхронно: автомобиль лег на прежний курс. Пустынина больше не открывала окно и не любопытствовала по сторонам в поисках приключений.

Она сделала несколько звонков в попытке навести справки о заказчике через сведущих людей, но те если и слышали о таком, не смогли припомнить ничего конкретного. Очевидно было одно: клиент мутный, и разбираться придется самой, полагаясь на опыт и интуицию, которая если и подводила, то редко и незначительно.

Через два часа город с названием, полученным во времена процветающей индустриализации в бывшем Советском Союзе, принял респектабельную столичную гостью.

Энергомаш располагался в пятидесяти километрах от столицы и представлялся Пустыниной огромным заводом – старым предприятием с корпусами из крупного красного кирпича, высокими трубами, пыхтящими клубами коричневого дыма, и угрюмыми людьми, получающими грабительскую зарплату. Но ничего этого она не увидела!

Небольшой, довольно современный и светлый городок. На удивление зеленый и аккуратный: крупные (и не очень) торговые и культурные центры, современные многоэтажные районы, гармонично сочетающиеся с постройками столетней давности, чистые улицы и вполне приличные, на первый взгляд, жители.

Вероника в глубине души признала ошибку, но упрекать себя за недостаточную осведомленность не стала: провинция и есть провинция, даже если выглядит сносно.