Цитаты из книги «Вертинский. Как поет под ногами земля»

Так вот, Пьеро Вертинского проделал самый парадоксальный, а если вдуматься, глубоко логичный путь. Пьеро Вертинского сначала через Севастополь отбыл в эмиграцию. Как многие помнят, ключевым эпизодом было то, что после известной песни «То, что я должен сказать» его вызвали в ЧК, и он сказал робко: «Но вы же не можете мне запретить жалеть убитых юнкеров, просто жалеть». На что ему сказали: «Не то что жалеть, а будет надо – мы тебе дышать запретим». Это вызвало у него, скажем так, некоторое отторжение, некоторое несогласие, чем и объясняется его отъезд. Он попел некоторое время в разных кабаках. Сначала попел в Константинополе, потом в Румынии, там написал «Что за ветер в степи молдаванской!..», где уже есть вся

Авторская песня как раз выросла не из Вертинского, потому что свои ариетки пела и Тэффи под гитару. Не все знают, что и Марина Цветаева пела, например, «Милый друг, ушедший в дальнее плавание», и тоже под гитару. Это было довольно распространенное явление в русской романсовой культуре. Но вот когда это стало массовым, то по-настоящему знаменитыми стали только те песни, только те авторы, у которых был этот внутренний надлом, это внутреннее противоречие. Самый очевидный пример здесь Галич –

смелость). Я уже по 4-му и 5-му разу объехал нашу страну, я заканчиваю третью тысячу концертов!..». Действительно, пластинки не выходили до посмертного первого большого диска, который вышел аж в конце 60-х, граммофонные пластинки нельзя было достать, анонсы концертов появлялись где угодно, кроме больших серьезных газет. Иногда по каким-то афишам люди узнавали, что Вертинский выступает в ВТО или в Доме ветеранов сцены. Вертинский после возвращения, после 43-го года, дал порядка трех с половиной тысяч концертов. Это фантастическая цифра. У него случались два выступления в день. У него случались месяцы, когда он давал 24

Образ Вертинского тоже держится на противоречии, которое совершенно очевидно. Очень многие удивлялись, что Вертинский некоторое время своей жизни работал грузчиком. Но все как раз очень логично, ведь на самом деле кажущаяся изнеженность, хрупкость, слабость этого Пьеро стоит на железной физической и внутренней силе, на поразительной самодисциплине. И, кстати говоря, почему Вертинского так полюбила уже советская аудитория? При том, что официально он был в немилости, он совершенно справедливо писал в министерство культуры: «Где-то там: наверху всё ещё делают вид, что я не вернулся, что меня нет в стране. Обо мне не пишут и не говорят ни слова. Газетчики и журналисты говорят: «Нет сигнала». Вероятно, его и не будет. А между тем я есть! Меня любит народ (Простите мне эту

концерта, у него три дня оставались на пребывание с семьей, а все остальное время он объезжал Россию в диапазоне от Дальнего Востока до Петербурга. И это тоже удивительным образом сочеталось. Ему случалось, представьте себе, выступать в колхозах. Вертинский, выступающий в колхозе, – это одна из тех бредовых коллизий, которые может устроить только советская власть. И надо вам сказать, что он выдержал 15 лет этого марафона. Он умер в 57-м году 21 мая, в день своего последнего концерта, который давался в Доме ветеранов сцены Ленинграда имени Савиной. После этого умер в «Астории» от острой сердечной недостаточности, и никто не успел подбежать. Так вот, эта острая сердечная недостаточность настигла его только после 15 лет безумных разъездов.

Сейчас же, как явствует из последней рецензии Галины Юзефович – есть у меня такой особенно чтимый критик – главным достоинством любой книги является обширная библиография, судя по тому, за что она хвалит сейчас некоторых. Я теперь стараюсь нарастить библиографию так, чтобы Галина Юзефович просто не скоро пришла в себя.

В этом и заключается задача оставить такой образ себя, чтобы всем хотелось быть тобой.

главным достижением художника является даже не текст, а образ, им созданный. И этот образ, этот голос, о чем я раньше говорил, необычайно заразителен.

Вертинский и Маяковский – это абсолютно симметричные друг другу фигуры. Это Пьеро и Арлекин русской революции. Даже, можно сказать, русской культуры XX века в целом. Арлекин – Маяковский, со всеми чертами Арлекина, с грубой, требовательной любовью к Коломбине, с победительностью всего облика, с изломанностью психики, с трагическим концом. И Пьеро – Вертинский, бледный, который выживает в конце концов, потому что гнется, а не ломится.