если я скажу, что в русской прозе 30-х годов было четыре великих стилиста: Гайдар, Добычин, Платонов и Житков – это вызовет понятные ужас, смех и негодование. Хотя, например, Александр Величанский, замечательный поэт, известный нам, к сожалению, только по песне «Под музыку Вивальди», в одной из своих статей пророчески написал: «Лет через сто будет очевидно, что Добычин был великим писателем, а Булгаков – хорошим беллетристом времен Добычина». Я не стал бы утверждать таких радикальных вещей, но со значительной долей уверенности сказал бы, что стилистов, равных Гайдару, российская проза не знала, пожалуй, со времен Грина. В некотором смысле Гайдар и есть его прямой наследник.
Когда Грин почувствовал усталость, – а уже к 1929 году он явно ощущал, что ему нет места в литературе, – на смену ему пришел его прямой наследник с той же манией дальних странствий, с той же любовью к прозе Густава Эмара или Буссенара, с той же удивительной психологической точностью и достоверностью и с той же немного детской жестокостью, которая есть и в Грине, и от которой не спрячешься. Дети вообще не просто мечтательный, но и жестокий народ.