Цитаты из книги «Пушкин как наш Христос»

это ощущение мира как дома, в котором все без нас предусмотрено и без наших усилий будет хорошо, – это тоже очень пушкинское и очень существенное. И это нам тоже заповедано. Не надо слишком много думать – всё устроится. Отсюда вот этот великолепный фатализм.

Протагонист в «Пире во время чумы», безусловно, Председатель. Но, как совершенно точно заметил Рассадин, а до него еще Непомнящий, композиционно лучшее стихотворение русской литературы – «Песня Председателя». Все сходятся, от Ходасевича до Цветаевой в том, что лучшего лирического шедевра не порождала русская литература. «Песня Председателя» зажата между «Жалобной песней Мери» и появлением священника. За Предесдателем нет правоты. Председатель говорит священнику: «Святой отец, оставь меня». И вот этот-то как раз самое страшное. За лучшим текстом в русской литературе нравственной правоты нет. Но тем не менее мы понимаем и то, что изложенная в нем истина не окончательна. Правда Пушкина не в гордом презрении к смерти и не в милосердии, а в зависании между этими двумя полюсами.

Никакой русский бунт у Пушкина никогда не получает оправдания. Скажу больше, ситуация бунта, наиболее наглядно отраженная в «Медном всаднике», не только отвратительна, но и неизбежна, и она будет неизбежна ровно до тех пор, пока русская государственность будет состоять из этих двух составляющих: хладный гранит, угнетающий болото, и само это болото, подавляемое гранитом. Между ними нет ни контакта, ни диалога, они существуют независимо друг от друга. Сто лет гранит давит на болото, раз в сто лет порабощенная стихия бунтует и сносит всех, в первую очередь неповинных. Таких, как несчастный Евгений и его возлюбленная, живущая в маленьком домике на острове. Вот в этом-то и есть пушкинское понимание стихии. Стихия неуправляема и не права.

Это мысль о неприемлемости, постыдности, губительности бунта. Русский бунт для него бесмысленен и беспощаден.

С убийством старухи в мир входит гораздо более страшное зло, чем старуха. И «Пиковая дама» тоже написана именно об этом. Мы и рады бы уничтожить то отвратительное, что есть в нашей жизни. Но уничтожив это отвратительное, мы уничтожим в себе человеческое. И вся наша дальнейшая жизнь сделается бессмысленна.

Нельзя, хотя и очень хочется. С убийством старухи в мир входит гораздо более страшное зло, чем старуха.

В обоих случаях это старуха, третирующая родню, старуха, дающая деньги в рост или, что еще хуже, утаивающая страшную денежную тайну. Старуха, которую ненавидит все ее окружение. Не случайно и Пушкин с такой брезгливостью пишет о постыдных тайнах туалета графини. С точки зрения теоретической, старуху не просто надо убить, это есть моральный долг всякого приличного человека. Но все последующие пять частей романа Достоевского на антропологическом уровне доказывают нам: нельзя. Нельзя, хотя и очень хочется. С убийством старухи в мир входит гораздо более страшное зло, чем старуха. И «Пиковая дама» тоже написана именно об этом.

это уникальный в своем роде роман, в котором действие завязывается в одной плоскости, сугубо умозрительной, теоретической, а разрешается в другой – бытовой, реалистической. Достоевский ставит, в общем, теоретические вопросы. Можно ли ответить на теорию Раскольникова чем-нибудь вменяемым, чем-нибудь внятным? Нельзя. С точки зрения здравой логики, старуху надо убить обязательно.

«Пиковая дама» – главная карта русской литературы. И убить эту «даму» невозможно. Эта страшная старуха повсюду. Обратите внимание, что Пушкин заставляет свою «Пиковую даму» произносить довольно гадкие вещи даже о русской литературе. Когда она спрашивает своего внука: «Да разве бывают русские романы?» А прочитав эти русские романы, говорит: «Отошли это князю Павлу и вели благодарить». В то время как уже в России существует и сам Пушкин, и «Юрий Милославский» и недурные романы Лажечникова – было бы из чего выбрать. Нет. «Отошли князю Павлу и вели благодарить». Презрение, тайная недоброжелательность и здесь разлиты в воздухе. Почему же нельзя убить старуху? Вот вопрос, которым задаются автор и герой. И получают ответ: потому что нельзя. Потому что это нравственная аксиома. Вот и все. Старуху, сколь бы отвратительна она ни была, приходится терпеть.

«Пиковая дама, – гласит знаменитый эпиграф, – означает тайную недоброжелательность». Что такое эта страшная старуха, под недоброжелательным, брюзгливым взглядом которой протекает вся русская жизнь? Эта тайная недоброжелательность пронизывает нас всех, мы все как будто находимся под пристальным, нелюбящим, злым, прицельным глазом. Очень часто, что греха таить, мы сами друг на друга так смотрим. Тайная недоброжелательность, разлитая в воздухе и персонифицированная в образе этой старухи, так же естественна в нашем воздухе, как влага в Петербурге. Невозможно вдохнуть, чтобы не принять дозу этой тайной недоброжелательности.