Отзывы на книгу «Один. Сто ночей с читателем»

Всегда хотела, чтобы лекции Дмитрия Быкова по литературе были напечатаны на бумаге, потому что слушать мне всегда труднее, чем читать (и не так быстро получается). Впрочем, «Советская литература. Расширенный курс» большую часть лекцию покрывает, а ещё что-то можно нарыть по календарям. В конце концов, вполне логично, что про одни и те же книги он говорит примерно одинаково, пусть иногда и разными словами, так что неважно, в рамках каких рассуждений эти тексты встретились.

Про радиопередачу Быкова я тоже слышала, но саму её слушать не решилась. Во-первых, много. Во-вторых, там добрая половина политоты, чего мне совсем не надо. Говорят, что из книги «Один» большую часть этого всего вырезали (хотя кое-что, связанное с текстами и неотделимое от них, осталось), за что большое человеческое спасибо редакторам. Вообще, текст получился достаточно удачным: сохранились и фирменные быковские интонации, и явно всё подчищено до гладкости. Гораздо проще, чем слушать.

Что же касается самих радиопередач, то тут вот ведь какое дело... Я не люблю Быкова-писателя и особенно Быкова-поэта. Быкова-литературоведа тоже не то чтобы ценю, но его лекции и рассказы про книги мне нравятся, потому что я привыкла воспринимать его как этакого common reader. Обычный читатель, который умеет достаточно глубоко копать, но не всегда в ту сторону, которая мне кажется адекватной. Иными словами, вероятность моего согласия с его книжными ориентирами и теориями как у блондинки вероятность встретить тираннозавра на улице (то есть фифти-фифти, 50%, что встретит, а 50%, что не встретит). Именно поэтому его часто интересно читать, потому что при всём неприятии личности вполне возможно принимать читательское мнение. Тем более, что у нас много-много с ним пересечений, которые редко встречаются с другими: нежно любимый Шаров, редко ценимая Вера Панова и другие советские имена, которыми сейчас часто пренебрегают. Вообще, по советской литературе мы с ним часто резонируем, а вот по классике, фантастике и зарубежке — нет. Тем любопытнее узнать, как на это смотрит человек с другой субмарины.

Внутренняя учительницы любезно подсказывает, что я — последняя буква в алфавите (и достаём двойные листочки), а я всё я да я, пряжка от ремня. Начали же про книгу. Просто пытаюсь объяснить, что можно Быкова не ценить, но «Один» прочитать без неудовольствия. Как-то так.

С другой стороны, если вы плотно сидите на Быкове-литературоведе, то каких-то действительно новых открытий и информации будет с гулькин нос. Почти всё это уже слышано, видено, читано и повторено десять раз. С таким количеством активности это и немудрено. Но если вам, допустим, понравились его аудиолекции, а «Советской литературой» вы свою библиотеку не обременили, то тут будет, о чём почитать. К тому же литература далеко не только советская. Я вообще за изобилие читательских мнений от читателей совершенно разных категорий. Список литературы на ознакомиться, если попадёт в руки, я пополнила обильно — а что ещё требуется от такого сборника?

Читать быковские рассуждения о литературе и писателях занятие увлекательное и даже соблазнительное. Такая беглая живость ума, афористичность и, конечно же, эрудиция – получаешь чтение с высоким КПД – многое узнаешь, о многом услышишь, зацепишь новые имена и мысли, в общем, Быков – интересный гид, за что ему, конечно, спасибо.

Если говорить об особенностях его речи, то Быков слова не может сказать без политики. Почти всегда на заднем фоне его рассуждений маячит тень 37-ого, если конечно воспринимать этот год как метафору, объединяющую в себя гораздо больший интервал времени в российской истории. Так вот главная идея быковских лекций, нерв его литературоведения - это конфликт между писателем и тоталитарным государством, между талантом и временем, между религией свободного творчества и пошлостью жизни. Понятно, на чьей он стороне.

Вторая черта, которую я отметил для себя, это то, что Быков человек верующий. По крайней мере, так он о себе говорит. И в принципе он человек, конечно, религиозный, вот только религия его – это не Христос и не христианство как таковое, а в первую очередь сам человек. Христианство - тут же рядом, но оно вторично и существует лишь для доказательства тех гуманистических идей, которые составляют существо Быкова-критика и Быкова - общественного деятеля.
Может быть поэтому Быков показался мне местами плоским, невзирая на весь его психологизм и безусловную эрудицию. В своей плоскости он, конечно, живописен и интересен, но духовной глубины ему не хватает, и это его сознательный выбор. (Ибо движение по вертикали оно не только дает объем, но оно неминуемо обедняет плоскость, делает избыточным буйство цвета и замысловатость рисунка. На это надо решиться).

Ну и наконец, третий момент, который все искупает. Быков влюблен в литературу и это очень заразно. Рассказчик он увлекательный, так и сыплет метафорами, цитатами, интересными воспоминаниями и диалогами. "Сто ночей с читателем" - это ненапряжный мастер-класс о понимании художественных произведений, о писательских судьбах и проблемах – я отметил для себя множество интересных мест в тексте. У Быкова, вообще, изобилие таких деталей и наблюдений, которых вызывают почти непреодолимое желание воскликнуть «эврика». Например, о том, чем проверяется мастерство писателя:

«Понимаете, писатель проверяется на описаниях. Поди ты так, как Грин в «Крысолове», пять страниц описывай пустой банк, пустой архив… так как Золя, пустырь. Ведь весь зачин романа, его гигантский пролог – это описание пустыря святого Митра, вот этот благоухающий сырой землей, листьями, тлением, огромный сад на окраине Плассана…»

Или вот Быков отвечает на вопрос слушателя, в чем отличие рассказа от романа…

«Я говорил много раз, что рассказ – по-моему, это сон. Рассказ должен быть как сон – страшный или прекрасный, или смешной, но иррациональный в любом случае. В рассказе на крошечном пространстве надо добиться невероятного стилистического напряжения».

Или, к примеру, яркие характеристики известных личностей…

«Чуковского действительно ничего, кроме литературы, не интересовало. Это была его религия. Я даже больше скажу. Он уже в двадцать лет, когда еще вместе с Жаботинским работал в одесской поденщине, выдумал теорию, которую тогда же и описал. Сводится она к тому, что человеку удаются только непрагматические задачи, человеку удается только то, что не имеет прямого грубого смысла. Сам он формулировал это в старости очень изящно: «Пишите бескорыстно. За это больше платят».

В общем, «Сто ночей с читателем» можно смело рекомендовать к прочтению. Библиофилам скучно не будет, хотя моя оценка – это, конечно, точка зрения дилетанта.

Читать было одновременно интересно и тяжело. Интересно потому, что это действительно разговор, разговор с очень умным, начитанным человеком, знающим огромное количество вещей, мыслящим интересно, нестандартно, смело. Тяжело потому, что я не знаю и четверти того, о чем Дмитрий Быков говорил.
Большую часть книги я сидела с открытым ртом и поражалась тому количеству советских писателей, о которых Быкову было что сказать. Читала его рассказы об этих авторах и удивлялась тому, как интересно они звучат. Хочется все бросить и пойти читать того же Аксенова, или Шукшина, или бог знает кого еще. Проблема моя только в том, что мне катастрофически неинтересно их читать и я слишком глупа, чтобы разглядеть в такой литературе то, что видит в ней Быков. Это я поняла еще по его лекциям, когда после них с жадностью бросалась на новых авторов и в упор не могла ничего в них найти.
Впрочем, выражаясь терминологией самого Быкова, это много говорит обо мне и ничего - о Быкове.
Книга закрепила во мне представление о Быкове как о человеке, влюбленном в литературу в принципе, особенно в Серебряный век. То, с каким воодушевлением он рассказывает о людях, которые творили в это время, заставляет меня думать, что он сам тогда жил, общался с этими людьми лично, и теперь, спустя сто лет, очень по ним скучает и поэтому хочет бесконечно о них говорить. Это очень заразительная увлеченность, и она каждый раз, когда я с ней сталкиваюсь, что-то во мне меняет, заставляет быть менее категоричной, заставляет увидеть какие-то более масштабные вещи в стихах и прозе, чем раньше. Я очень дилетантски оцениваю литературные произведения, часто считываю только внешний слой и совсем немного подтекстов, для меня внешний слой - самый важный, мне нужно, чтобы было интересно. Быков же видит какие-то силы, мотивы, закономерности, которые есть в литературе и которые гораздо важнее и глубже этого первого слоя. А я настолько мало в этом понимаю, что не могу даже согласиться или опровергнуть для себя его мысли. Даже когда речь шла о знакомых мне авторах, я понимала, что при всем желании не могу увидеть их творчество в той плоскости, в которой на них смотрит Быков.
Что удивительно - все равно было интересно. Наверное, за счет вот этой авторской увлеченности. Некоторые вещи казались удивительно хорошо сформулированными, я забила всю память телефона скриншотами цитат, которые мне понравились. Не знаю, дорасту ли я когда-нибудь до такого уровня, что смогу читать такие книги на равных, но я, по крайней мере, рада, что мне есть куда расти.

Братцы, как же я люблю цельные монологи Быкова! Умеет он расшевелить мозги, дать щепотку острот, поделиться нетривиальными мыслями, подталкивая, а то и давая пинка к прочтению книг, при этом не навязывая своего мнения, что тоже немаловажно. Для меня Быков - человек, с которым не скучно. Его интересно читать, его безумно интересно слушать (спасибо подкастам "Эхо Москвы").

«Лихо!»

Из сценария кинофильма «Белорусский вокзал»

Вместо пролога

«В июне 2015 года на «Эхе Москвы» появился новый формат – программа «Один». Ведущие отвечали на форумные вопросы и произносили монологи на свободную тему. Этот формат мне очень понравился, и я попросился к Венедиктову поработать за бесплатно»

В книгу вошли рассуждения Быкова о литературе с июня 2015 по июнь 2016 года. Вариант сильно отредактирован: быковские прямые политические высказывания в текст «Одного» не попали. То, чего я буду касаться, отчасти выходит за пределы книги и связано с более поздними эфирами передачи, но тесно переплетается с напечатанным материалом, так что степень расширения не так уж велика. Книга получилась весьма пёстрая, охватить её всю в рамках даже объёмной рецензии невозможно, хотя отнюдь не каждая быковская идея или попытка осмысления достойны разбора. Тем не менее, это то, что я должен сказать.
Чтение книг столь же важно, сколь и процесс их написания. Писателю необходим читатель, но чем выше творческий уровень писателя, тем выше должен быть творческий уровень читателя.
Подробное научное исследование читательских вкусов писателей было бы крайне интересным. Отчасти это уже было сделано. Например, как я помню, в биографии Достоевского, написанной Ю. Селезневым, один разворот представлял собой портреты писателей, которых читал автор «Братьев Карамазовых». Второй вопрос, что писатель – чаще всего читатель такой же как и все остальные: он не свободен в своих оценках, эмоционален и, я бы сказал, не талантлив. Пожалуй, исключением из этого правила можно назвать только Пушкина: он был вдумчивым и чутким читателем; ему, кстати, достало понимания, не одобрив стихи молодого Тютчева, всё же их напечатать в журнале «Современник». Остальные – увы – пристрастны! Пристрастен и Дмитрий Быков, и вся его «научность» («модерн», «архаика», «прокрастинация» и т.п.) слишком часто является попыткой оправдания собственного вкуса.
Несколько слов об авторе. Быков «укрупнился» на сером застойном фоне упадка литературы и критики (к первому застою 70-ых у автора особое «трогательное» отношение). В этом смысле очень заметно, как он ненавидит 90-ые годы, в которые ему не дали развернуться. Но не будь 90-ых, где был бы сейчас Быков, кто бы его знал?! Дмитрий Львович виноват сам: занимался тогда журналистикой (любимым своим занятием) и политикой (левые взгляды в нём сидят очень крепко несмотря на ссору с самим Лимоновым).
Негромкой славы поэта и писателя Быкову было мало. В 2000-ые (нулевые) он превратился в «мастера на все руки», самозваного «гуру», когда общая растерянность и депрессия в обществе вызвали к жизни старые советские формы «кухонных бесед»: сейчас это почему-то называется «лекциями» (об этом – ниже), и несчастные платят разным «мудрецам» деньги за околонаучную жвачку. Словом, свобода выбора, торжество научпопса. Как любит цитировать автор книги, «по плодам их…» Кстати, т.н. «просветительская» деятельность Быкова обесценила его художественное творчество, которое скатилось в беллетризованную публицистику; особенно пострадала его проза.
Дмитрий Львович в восторге от средних писателей, от американских и советских – особенно. Это видно на примере авторов, не переводившихся на русский язык и которые уже в быковском пересказе выглядят удивительно бездарными (пресловутый самоубийца Фостер Уоллес). То же могу сказать и о Капоте, чья гениальность Быковым сильно преувеличена: писатель он очень средний, скорее, даже журналист; какие уж там могут быть ужасы? Ставить его в один ряд с Фолкнером и Вулфом просто стыдно.
Не приходится говорить о малоизвестных фантастах советской эпохи, потому что их помнит только сам Быков, его горячо любимая супруга и n-ое количество бывших сотрудников детских советских радиопередач. Здесь же и странное быковское пристрастие к убогой литературе соцреализма: Л. Леонов, Г. Николаева (о ней всегда говорится с придыханием). Вообще священные коровы детства и юности Быкова неприкосновенны!
Дмитрий Львович гиперболизировал значение Маяковского и братьев Стругацких. Личные читательские симпатии мешают мыслить критически. Оба автора созвучны его собственным чаяниям, странным околонаучным мыслям, прочитанным когда-то сочинениям французских философов и т.п. Так ли? О Маяковском (Быков панибратски называет его «Маяк») подробно говорить не буду, но для меня он, конечно, не поэт уровня Пастернака или Мандельштама, а русский отголосок Уолта Уитмена. Что касается Стругацких, то в постсоветскую эпоху они перестали остро звучать, т.к. ушло то государство, против которого они боролись и чьими детьми, тем не менее, являлись. Перенесение героев книг в сегодняшнюю действительность (запойная быковская страсть к «люденам» и пр.) представляется мне просто некорректным: всё-таки это литература, социальная фантастика, а не футурология. Скажу больше: Стругацкие сейчас представляются мне принадлежностью если не детской, то юношеской литературы. От длинных маловнятных самоповторяющихся разборов Быкова миры Стругацких становятся более плоскими и примитивными, о чём можно только сожалеть. Уходит стиль, остаются идеи разной степени затёртости.
С гениями – Достоевским, Бродским, Довлатовым – автору «Одного» тесно. Их он пытается «распять», но делает это мелочно, придирчиво, иногда с лицемерной оговоркой: «Да кто я такой?». Поэтому эффекта вся эта операция не достигает, а наоборот, в большей степени вредит не герою «лекций», а их автору. С Бродским вообще получилось некрасиво, неприлично: книга в очередной раз, после того злополучного эфира, печатно подтвердила такое положение вещей. Один пример:

«Бродский написал «На смерть Жукова» – стихи абсолютно советские; стихи, о которых Никита Елисеев, …совершенно правильно пишет, что они органично смотрелись бы в «Правде» (где они, кстати, в конце концов и были напечатаны, но уже после конца советской власти)»

(С. 26). Единственное слово правды в этом этюде у Быкова: тщетная попытка т.н. «патриотов» присвоить «имперского» Бродского себе.
Ещё пример: попытка автора сравнить Бродского с Куняевым – всё равно, что Пастернака с Грибачевым! Слава Богу, нашлось, кому заступиться! А вот за Владислава Ходасевича оказалось некому: и "сноб" он, и "Клим Самгин" и т.п.
Вообще, надо сказать, что лекция не длится минут 10 – 15, а минимум 1,5 часа и требует большой подготовки. То, что периодически выдаётся Быковым – скорее устные эссе. Кстати, очень похоже на не любимого автором В.В. Розанова. Только вот листья не «опавшие», а преимущественно гнилые!
А вот пример быковского «анализа» современной литературы. Сказано по поводу романа «Ненастье» А. Иванова:

«Но понимаете, мне даже не важно, насколько это увлекательно; мне важно, насколько это совпадает с моими оценками»

(С. 22).
Литература не может и не должна выступать исключительно как подтверждение некоторых завиральных идей Быкова! Можно не любить и не понимать автора (фамилии я уже называл), но это не может быть причиной для того, чтобы его критиковать так неумело и дилетантски? И если уж Быков считает себя беспристрастным, то почему, когда он начинает говорить о своих близких, родственниках, друзьях, в том числе о своих «крестных» Н. Слепаковой и Н. Матвеевой, то его «анализ» становится сладким некритичным и т.п.? Также если в качестве примера берётся талантливый или великий писатель, то в качестве фаворитов будут названы его худшие творения: у Тургенева, например, «Дым» и «Новь» – на мой взгляд, откровенно слабые романы писателя с неубедительными ходульными персонажами (герой-"постепеновец", например) и мертворожденными идеями (С. 180).
Про «христологические фигуры» – отдельная песня. Большего бреда придумать сложно! Христос в одном ряду с плутами, с которыми, кстати, у Быкова тоже не всё в порядке! Например, почему Швейк – идиот?! Только потому, что ведёт себя по-идиотски? Такое впечатление, что идиот в этом случае кто-то другой…

«Библия – высокая пародия»

На что, простите? Ничего путного, кроме отсылок к гомеровским поэмам (что тоже безосновательно) нет! И кажется, что заговорил покойный Михаил Берлиоз. О постоянной божбе Быкова я долго говорить не буду: мне кажется, что наличие её выявляет безбожие, а не веру! Да, к слову: чудом воспитать нельзя! Католики от этого в своё время благоразумно отказались. Про вульгарный индуизм в стиле

«Трифонов мне представляется… такой странной инкарнацией Чехова…»

(С. 444) говорить нечего!
Особо повезло ничтожному «Гарри Поттеру»: он в интерпретации Быкова взлетел выше некуда, опять же до библейского уровня. Менее претенциозная и менее вторичная «Песнь льда и пламени» Мартина такого не удостоилась: более того, Быков упрекнул её в эклектичности. Это на фоне «Гарри», в котором от начала до конца всё украдено из всей предшествующей Роулинг английской литературы, начиная от Льюиса Кэрролла и кончая Клайвом Стейплзом Льюисом?!
Нельзя сказать, что всё в книге полная ахинея. Быков хорошо чувствует некоторых поэтов (как правило, некрупных, входящих в его личный домашний культ: упомянутые выше две дамы, Дидуров, Евтушенко и др.), хотя плохо исполняет (в том числе, и свои стихи). Сносная «лекция» о Киплинге (С. 202 – 208), но открытий тут вы не найдёте, а благоглупости из разряда Тихонов и Симонов – «киплингианская школа» – сколько угодно.
Есть у автора определённая начитанность, выше среднего уровня, в особенности в современной американской литературе. Но в данном случае это в большей степени эрудиция, чем знания, в духе Вассермана или покойного Мережковского, исключительно обласканного Быковым. Интерпретации автора, как я уже отмечал, чрезвычайно слабые. Здесь всё-таки надо думать не только о переворотах с ног на голову, а об элементарной доказательности собственных опусов, об ответственности перед аудиторией. Разумные зерна тонут в потоке a la «Остапа несло». Быковская неотрефлексированная «социология», сугубый журнализм подавляют эстетику.

Вместо эпилога
В одном из летних эфиров «Одного» Быков прочёл вопрос с просьбой решить личную проблему – он это обожает! В студии присутствовал А. Жолковский, профессиональный филолог, проживающий в США. Когда Быков переадресовал вопрос страждущего Жолковскому, тот ответил: «Дима, я – не рэбе»