Цитаты из книги «Один. Сто ночей с читателем»

патриоты вообще очень любят банальности, потому что интеллекта патриоты не любят (я говорю о наших специфических патриотах – ненавистниках всего живого), потому что очень трудно управлять человеком небанальным. А

лёгкий цинизм – цинизм, который совершенно неизбежен как защитная реакция высокой души, сталкивающейся с ужасным бытом, с повседневностью, с собственной невостребованностью, с одиночеством, с государственным и всенародным бездушием. Надо что-то противопоставлять этому. Умение подмигнуть на плахе, умение сострить на эшафоте – очень характерны для Венедикта Ерофеева.

Возьмём, например, довольно страшное явление – раскол русского общества на западников и славянофилов. Понимаете, ведь речь идёт о разъятии органического целого, о противопоставлении – внимание! – взаимообусловленных вещей. Одно без другого невозможно. Невозможна свобода без порядка, невозможно национальное без международного и так далее, хотя бы потому, что надо знать другие народы, чтобы понимать свой.

Так вот, Бродский – это поэт для повышения читательской самоидентификации, уважения читателя к себе, для повышения самомнения: «Я читаю Бродского, я читаю сложный текст – уже хорошо». Понимаете, это яркая, эффектная формулировка довольно банальных вещей. Вот это меня, собственно, и напрягает.

Действовать надо так, как будто прыгаешь в холодную воду».

огромное мясо текста, которое на тоненьких рёбрышках фабулы виснет в

Ведь многие, кто читал Блока и любит Блока, даже видя в ней явное сходство со «Снежной маской», даже помня триолет Сологуба про то, что «Стихия Александра Блока – // Метель, взвивающая снег», всё равно замечают немало неожиданного.

Мережковский совершенно правильно пишет: «Мы дошли до того, что свинью провозгласили матушкой, что рабство провозгласили сутью».

– С Чуковским вот какая история. Я думаю, что из всех когда-либо напечатанных воспоминаний о Чуковском самые зрелые и самые умные (а этот автор вообще был человек прозорливый) – это тексты Евгения Львовича Шварца, его записи о Чуковском, которые объединены в очерк «Белый волк». Объединены уже после смерти Шварца, потому что сам он это писал просто как мемуары в свою записную книжку. Он понял трагедию Чуковского.

Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною…