От автора

Высказаться по существу сегодня трудно, и лицемерием было бы винить в этом только цензуру – идеологическую либо форматную. Это явление интернациональное. Вопрос не в том, будет ли опубликовано и оплачено такое высказывание, а в том, кому оно нужно. Вместе с ХХ веком закончилось тысячелетие разговоров и осмыслений. На смену ему пришло что-то иное, совсем новое, и все достижения, катастрофы и противостояния предшествующих десяти веков сделались историей – скорее мертвой, чем живой.

Людям ХХ века все еще трудно к этому приноровиться, и они норовят допилить опилки, доспорить старые споры – о Возрождении и Просвещении, о либерализме и Сталине, о законе и благодати. Большинство этих людей понимает, что прошлое отсечено и говорить о нем так же бессмысленно, как выставлять оценки по поведению Хаммурапи или Хеопсу. Однако для нас это тысячелетие – не только история, но еще и личное прошлое. И потому нам дорог хотя бы календарный повод вспомнить имена и события, которые сегодняшнему школьнику не скажут ничего, а нам говорят все.

Это не самое бесплодное занятие. В конце концов, кроме дня сегодняшнего, есть и будущее, для которого, как для Бога, мертвых нет.

Все эти статьи написаны по так называемым “датским” поводам – к круглым или полукруглым годовщинам людей и событий – и опубликованы в “Известиях”, “Русской жизни” и “Профиле”, редакторам и сотрудникам которых автор выражает глубокую признательность.

Даты даются по новому стилю.

Дмитрий Быков,

июнь 2010

1 января. Новый год (раз в 12 лет – год Свиньи)
Свинья-затейница
^{Типовое сочинение “Образ свиньи в русской классической литературе”}

Вниманию абитуриентов предлагается типовое сочинение о роли свиньи в русской классике. Поскольку в юбилейные годы А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого и др. в вузах обычно предлагают сочинения по творчеству соответствующих писателей, не будет ничего удивительного, если выпускникам-2007 предложат написать сочинение к году Свиньи. Тема особенно актуальна потому, что необходимость реабилитировать свинью в самом деле назрела. На протяжении многих лет русская классика искажалась произвольными трактовками, но в эру государственного прагматизма пора переставить акценты.

В русской классической литературе свинья традиционно наделяется мудростью, дальновидностью и практической сметкой. Особенно велика ее роль в творчестве Н.В. Гоголя, чье внимание к салоносному животному было обусловлено украинским происхождением. Свинья выступает решительной противницей бюрократизации и сутяжничества, похищая из присутствия жалобу Ивана Никифоровича на Ивана Ивановича. Свинья – олицетворение государственного мышления: не зря городничий, собрав вокруг себя крупных городских чиновников, видит “все одни свиные рыла”. Впрочем, для русской сатирической традиции это не новость: еще в комедии Д.И. Фонвизина “Недоросль” крепкий хозяйственник Тарас Скотинин задавался вопросом: “Отчего же я к свиньям-то так сильно пристрастился?”. Его племянник Митрофан, верный наследник опытного землевладельца и главный положительный герой комедии, “увидя свинку, бывало, задрожит от радости”. Не зря именно Митрофан сделан символом правильного отношения к государственной необходимости: “Не хочу учиться, хочу жениться”, – восклицает он, желая выполнить демографическую программу тогдашней администрации, а ожидая решения своей участи, патриотично произносит: “По мне, куда велят”.

Серьезное внимание образу свиньи уделял великий русский баснописец И.А. Крылов. В басне “Свинья” разумное животное посещает роскошный дворец, но не прельщается этой роскошью, а сосредоточивается на обозрении заднего двора: “А кажется, уж не жалея рыла, я там изрыла весь задний двор”. Чтобы обмануть царских сановников и либеральную диктатуру, Крылов привязал к басне нарочито абсурдную мораль, но ясно, что пожилой писатель вывел в образе свиньи образцового силовика, инспектора или ревизора, не обращающего внимания на показную роскошь и копающегося в ее темной изнанке. Не так ли Госнаркоконтроль обнаруживает пропаганду наркотиков в сочинениях битников, а ФСБ находит зловонный подтекст в деятельности так называемых международных просветительских организаций и фондов?! Басня “Свинья под дубом” углубляет этот образ: истинный сын отечества не удовлетворяется сладкими плодами (желуди), но докапывается до корней дуба и в конечном итоге подрывает его. Так и продвинутый государственник не соблазняется сладкими плодами (либерализма и открытости), но решительным рылом вскрывает корни, обнаруживая там экспансию и покушения на наш суверенитет.

Весьма велика роль свиньи в творчестве Салтыкова-Щедрина, чьи произведения только теперь можно осмыслить адекватно. Центральное место в его творчестве занимает памфлет “За рубежом”, где ужасы растленной цивилизации Запада противопоставлены здоровому евразийству. Композиционный центр книги – авторский сон “Торжествующая свинья, или Разговор свиньи с правдою”, в котором здравомыслящий представитель среднего класса дает решительный отпор спекулянту-дестабилизатору. Свинья – надежная опора своего хлева, неутомимая труженица, день и ночь копающаяся в навозе; Правда – неприлично полуголая, “побитая” особа, пытающаяся отвлечь свинью от дел квазиреволюционной демагогией. “Все эти солнцы – одно лжеучение, – замечает свинья. – Живучи в хлеву, никаких я солнцев не видела”. В самом деле, не следует привносить в хлев чуждые и даже враждебные ему понятия. “Зачем отводить в участок? Ведь там для проформы подержат, да и опять выпустят… В участок мы ее не отправим, а своими средствами… Сыскивать ее станем: сегодня вопросец зададим, а завтра два…” – произносит Свинья, проявляя тем самым живое творчество масс и уже упомянутое недоверие к бюрократическим институтам. Свинья – тот оплот народного здравомыслия, который должен решительно лечь на пути сомнительной Правды, презирающей труд и склонной к порнографии. Правда, впрочем, и сама понимает, что именно здравый смысл народа является главным препятствием ко всякого рода сомнительным социальным экспериментам: “Корень зла… в тебе, Свинья!”. На что Свинья резонно замечает: “Нечего мне свиньей-то в рыло тыкать. Сама знаю, что свинья… Я – свинья, а ты – Правда! А ну-тко, Свинья, погложи-ка правду!” – после этой реплики зал разражается аплодисментами и криками “Ай да свинья, вот так затейница!”.

Наиболее противоречивый и глубокий анализ образа свиньи дан в басне А. Измайлова “Ягненок и поросенок” (из Лафонтена). Герой этой басни, мясник, везет в мясной ряд ягненка и поросенка. Ягненок ведет себя смирно, не подозревая о своей участи и веря обещанию мясника, будто его только постригут. С поросенка же состричь нечего, и оттого он визжит, предчувствуя худшее. Мясник урезонивает взволнованное животное: “Полезно иногда для нас и заблуждаться, когда несчастия не можно отвратить. К чему и дальновидным быть? Что прежде времени нам сетовать и рваться?..” Юная свинья, осознав величие и неисправимость своей участи, затихает.

Именно свинская покорность, глубокое понимание неизбежности и благотворности перемен, умение сосредоточиться на своих делах и не лезть в высшие материи отличает положительного персонажа русских сказок. Разве не может служить примером для каждого менеджера, для всякого хозяйственника оптимистичный поросенок из пьесы Маршака: “Я свинья и ты свинья, все мы, братцы, свиньи, нынче дали нам, друзья, целый чан ботвиньи”?! Не этот ли жизнерадостный визг слышится в живых и глянцевых журналах, в которых средний класс оптимистично подводит итоги года? И не зря такая жизненная позиция вызывает любовь руководителей всех рангов: “Но всего милее Татеньке не котенок полосатенький, не утенок, не гусенок, а курносый поросенок!” (К. Чуковский).

Образ свиньи – один из ключевых в русской литературе. Всякий внимательный читатель вовремя понимает, что преуспеяние и душевный комфорт напрямую зависит от меры личного сходства с этим жизнерадостным животным. Чем быстрее мы это поймем, чем меньше будем хрюкать и чем активнее чавкать, тем больше сала и щетины принесет каждый из нас на алтарь Отечества.