Цитаты из книг автора «Дмитрий Быков»

Числа» – самый компактный, самый смешной, самый изящный роман Пелевина. И в нем впервые высказана та мысль, к которой впоследствии в «Нимфоманке» пришел Ларс фон Триер: этика закончилась. Начались числа. Нельзя больше верить в правила и в мораль. Можно верить в синдром навязчивых ритуалов, в обсессии, в совпадения – та же мысль, которая целиком пронизывает уоллесовскую «Чистку системы». Там девушка вообще не верит, что существует, и единственное, за что она цепляется, – это повседневные ритуалы.

умиротворяющая ласка банальности

Вот то, что Бог для Мережковского лежит в плоскости, страшно сказать, рационального, в плоскости ума и спокойствия, – это для русской литературы очень не характерно. Мы привыкли по Достоевскому, что Бога надо искать в безднах, в опьянении, даже, страшно сказать, в убийстве. А вот Бог, по Мережковскому, в образе Леонардо, в образе творчества и познания, потому что и Бог прежде всего учёный и творец. Это очень нерусский взгляд на вещи. Но это очень хороший взгляд на вещи.

Главная задача сообразительного человека в мире заключается в том, чтобы понять свое предназначение и следовать ему

У нее была подлая душа и жалкий ум, и все-таки все ее тело говорило о другом, тело было умным и отважным, это было не в том, как она двигалась, не в том, как принимала его, – а независимо от него, в каждой линии. Это тело было ему предназначено, а что там было с ее изуродованной душой и неразвитым умом – неважно.

Большая часть времени уходила на то, чтобы закрасить настоящие воспоминания и выдумать новые, врастить их в картину мира.

обдумывание планов мести способно пролить на рану хоть сколько-то бальзама, пусть и второсортного

Но в ней есть главное – ужас растворения в пустоте.

Вот эта тоска советских пространств, сквозь которые проступает какой-то дивный новый мир, – это и было лейтмотивом раннего Пелевина.

сектантство русской прогрессивной педагогики, почувствованное, угаданное в «Азазели», было, наверное, самым точным, что было в этом романе, и это позволило роману стать не просто историческим детективом.