Часть первая. Сладкий запах смерти

Глава 1

Ласковый и нежный ветерок, слегка прохладный, шелестел вокруг меня, щекоча лицо и шею. Он ненавязчиво заставлял всю растительность вокруг приходить в ленивое, томное движение. Сгустившаяся темнота упоительного весеннего теплого пятничного вечера умиротворяла, обволакивала блаженством единения с природой. А звенящая тишина, нарушаемая редко появляющимися случайными звуками, задевала самые потаенные струны души человеческой, навевая ощущение полнейшего романтизма…

Но только не для меня. И не сегодня. "Почему?", – спросите вы? Да потому, что именно в такой погожий вечерок мое единение с природой произошло аккурат в зассанных кустах неподалеку от ночного клуба "Конго", куда неожиданно прибыл отряд ОМОНа, а я, благо дело, сумел кое-как незаметно ретироваться из прокуренного всеми сортами табака и травки помещения наружу. Теперь вот сижу, как суслик у дороги, – притаившись и без движения, дабы до окончания облавы ничем не выдать свое пребывание здесь. И случается же такое! Ходишь по земле тихо да мирно, почти никого не трогаешь, всем мило улыбаешься (не часто, но все же), о плохом не думаешь. Ан на тебе! Все враз кувырком. Как не заладится с самого утра, так и пойдет весь день наперекосяк. И ладно бы день, а то и два, и даже куда больше! А что? Разве у вас не так? Вот и я именно сейчас подумал об этом же, боясь шелохнуться. Да что там шелохнуться, – дышать опасался, вздохнуть или кашлянуть громко. Э-э-э… простите, оговорился; вообще-то я парень смелый, но вот почему-то сию минуту меня пробирали противные мурашки и слегка прошибал мерзкий пот. Посмотрел бы я на кого-то, будь он на моем месте: вокруг ментовской шмон по полной программе, всех вяжут без разбора и добровольно-принудительно пакуют по автобусам. Кого добровольно – еще полбеды, а вот кого силком затягивают, с особым энтузиазмом, так сказать, там уж брат не серчай, – и кулаком в живот засадят, а то и прикладом по башке огреют. Как меня несколькими минутами ранее, правда, не сильно. Преду–преждающе, по затылку. Но иногда убеждаюсь в том, что парень я, по большому счету, фартовый, но с переменным успехом. Бывают все-таки в жизни и белые, и черные полосы, причем иногда сменяются они как-то уж очень быстро, буквально – в одно мгновение, и я вот на эту минуту не понимал, какого цвета полоса наступила для меня. Вроде как и попал в передрягу, отхватил чуток по затылку, но не настолько сильно, чтобы отключиться, а, с другой стороны, есть шанс, что участь тех бедолаг, которых зашвыривают в автобус без разбора, меня благополучно минует. Однако пока не до фарта мне было, абы пронесло. Как-то стыдно становилось, когда представил лица мамы и папы, смотрящие на меня с укором, а между нами решетка СИЗО. И начался денек-то по-идиотски! Сообразить бы вовремя, что выдался он совсем не мой. Но русский мужик всегда умен "задним" умом, да простят меня филологи. А посему сижу я вот тут без движения, притаившись в зарослях, нюхаю букет всякой вони от многочисленных человековыделений, и размышляю: какой черт меня дернул припереться сюда, в ночной клуб, и именно в тот вечер, когда облаву замыслили наши доблестные борцы с преступностью в камуфляжах да масках черных. Но откуда ж я, грешный, мог прознать о готовящемся шмоне? Никто не предупреждал, в народе ни о чем таком не болтали. А раз не болтали, значит – либо сообразили провести рейд на скорую руку, либо слишком это культурно-массовое мероприятие засекретили. Я смахнул рукой капельку пота, нависшую над веком, стараясь не задеть ветки кустарника. Шум ни к чему. Могут заметить те двое, что боковой выход из подсобки развеселого клуба контролировали, откуда я и проник наружу. А почуют, что в густых кустах мое тело схоронилось, – тогда все. Крышка. Погулял, что называется, на славу. И снова лица моих предков в воображении замаячили. А началось-то все как!

Утром проснулся, как обычно – голова трещит, в ушах шумит, а во рту такой привкус, словно в нем сотня пакостных котов испражнилась одновременно. Классический похмельный синдром. И вот самое интересное, на мой взгляд, отличительное качество моего организма заключается в том, что я могу нажраться вдрызг, но сколько бы ни выпил – помню все до малейших подробностей. Никогда за всю свою шальную жизнь я так и не смог упиться до состояния полного или хотя бы частичного беспамятства. Зато многие мои друзья-товарищи, когда приложатся к горлышку, на следующий день с умилением твердят о том, что почти ничего не помнят. А мне удивительно такое слышать, потому что я так не могу. Не получается. Да и, с другой стороны, после весело проведенного времени потом тут же все забыть – становится как-то неинтересно. Нечего вспоминать. А зачем тогда гулять на полную, ежели после этого ты как заправский склеротик с дебильной похмельной улыбкой на опухшем лице говоришь каждому встречному, что-де память отшибло напрочь! Не подумайте, что сказ сей идет от лица профессионального алкоголика, просто вчера у моего близкого друга были именины. Оттянулись на славу.

Собственно, именины-то именинами, а вот утром голова трещит, все во рту пересохло, да и в целом состояние не из лучших, – ощущаешь себя какой-то древней развалиной. Я еле-еле приволок свое изможденное тело в душ, кое-как привел себя в порядок, выпил пару таблеток цитрамона и терпеливо ждал, когда утихнет головная боль и пульсирующие молоточки, а также появится аппетит. Когда все нормализовалось, я решил заехать в магазин автомобильных запчастей купить масло, промывку, фильтры для прохождения техобслуживания, и оставить машину на СТО. Поводов было два: во-первых, мое авто действительно нуждалось в плановом ТО, а во-вторых, колеса мне сегодня ни к чему, так как вечерком вся наша шумная компашка собиралась в ночном клубе "Конго" для веселого времяпровождения. Пятница ведь! А отдых по пятницам для нас – как самая святая традиция. Не успел я напялить на себя шмотки, как раздалось мерное чириканье птички – звонили в дверь. Часы показывали начало одиннадцатого. В такую рань? Кого это принесло? Подойдя к двери, я случайно опустил взгляд на пол и сердце екнуло: из-под щели между полом и дверью в мою квартиру ленивыми клубами вползал пока еще слабый дым. Что за черт?! Я поспешно принялся крутить замки, а в туго соображающую голову вонзилась мысль – вдруг по мою душу? Резко распахнув дверь, я увидел совершенно пустую площадку, а прямо у моего порога большой ком пожмаканой бумаги и старых газет, горевших и чадящих едким дымком. Я подался вперед, оглядывая лестничные пролеты, недоумевая над тем, какому придурку пришла в голову мысль сделать мини-пионерский костер у меня под дверью. Поджечь? Вряд ли. Так не жгут. Сделать пакость? Возможно. Но голова моя, о чем говорил раньше, соображала еще довольно худо, а посему мне ничего не оставалось предпринять, как потушить этот костерок, причем самым простым и доступным способом. Что я, собственно, и сделал ступней своей левой ноги, обутой в туфель. Раздался едва заметный чвакающий звук, и я прочувствовал, как моя нога обильно погрузилась во что-то мягкое. А затем я уловил противнющий запах дерьма! Ну, суки! Завернули кучу говна в бумагу, подложили мне под дверь и зажгли, зная, что я дома, что выйду и буду тушить огонь именно ногой! А я, как последний лох, досконально знающий многие малолетские примочки, купился! Дружный детский хохот нарушил мою идиллию единения с какашками. Я обернулся и увидел три хохочущие рожи школьников, одна из которых показалась мне знакомой. Видимо, живет в этом же доме.

– Ну, падлы, я вас щас… – заревел я.

Не успел толком развернуться, а этих маленьких сволочей уже и след простыл. Догонять бесполезно. Лучше потом отловить и надавать подзатыльников так, чтобы напрочь отшибло охоту к реализации подобных пакостей. А дерьмом-то попахивало! Мое лицо излучало гамму брезгливости и отвращения, пока я тщательно чистил подошву об ступеньку лестницы, а затем мне пришлось снять туфель и промыть его водой. После этого я убрал все дерьмо и пепел с площадки (уж так меня воспитали родители – в лучших традициях чистоплотности и аккуратности) и, наконец – таки покинул квартиру. Пеший ход до автостоянки, свежий весенний воздух и мысли о хорошем улучшили мое настроение после недавнего минутного позора. Так сказать, взбодрили. Я уже практически не думал о той гадостной шалости, коей подвергся дерзко и унизительно. Запиликал пейджер. Борька Пономаренко, мой друг по спорту, да и по жизни, просил связаться с ним.

– Эй, Даня!

Я обернулся. Сосед по автостоянке. Старый знакомый моего отца. Невысокий, слегка полноватый дядька в возрасте, с добродушным взглядом, чуть лопоухий, и оттого смешной.

– Здрасьте, дядь Коля.

– Привет. Слушай, помоги, а? – мы пожали друг другу руки, и моя ладонь тут же стала липкой и грязной от машинного масла и мазута. Блин! Ну что за простота? – Мое корыто не заводится. Уж все перебрал, а в чем причина – не соображу.

– Так я ж не…

– Да нет. Ты б меня отволок на СТО, а? Поможешь? Буксировочный у меня есть.

Вот черт! Встрял. Ну не отказать же старому знакомцу папаши?

– Ладно. Сейчас заведусь и подъеду.

– Вот спасибо! Спасибо, Данька. Выручишь! – он вновь схватил мою руку и затряс ее, вымазывая еще больше.

А я и не сопротивлялся, лишь вздохнул, смирившись с таким беспардонным проявлением чувств.

Когда он побежал к своему железу, я, открыв багажник "Опеля", достал тряпку и принялся драить ладонь. Кое-как вытерев грязь, сел за руль, завел движок, чуть погрел и покатил навстречу автомобильному терпиле дяде Коле. Прицепились, тронулись и с горем пополам догребли до ближайшего комплекса, где был магазин автозапчастей, СТО и мойка с шиномонтажом. Погода стояла отличная, свежий воздух, полный кислорода, проветривал легкие на "ура", солнышко пригревало. Романтика. Вход в магазин был аккурат рядом с гаражными боксами, где крутили гайки автослесари и работали мойщики, а потому я протянул чуть дальше, и дядя Коля стал как раз напротив него, рядом с чьим-то новеньким "Митсубиши". Оттуда закатить его колымагу на ремонт было несложно.

– Ну, Данька! Спасибо! Подмог, – хорошо еще, что в момент своей искренней признательности он не шлепнул меня грязной рукой по спине.

– Пойдем, дядь Коля. К администратору. Он там, – я кивнул на магазин. – Организуем ремонт вашей жестянке.

Мы направились по назначению. Назвать магазином эту каморку, пропахшую маслами и присадками, было трудно: грязные полы, наспех и неумело сколоченные полки с беспорядочно расставленным товаром, тусклый свет, и туда-сюда снующие замызганные работники СТО. При входе, слева, за прилавком, точнее за его слабой пародией, стоял один из продавцов – невысокого роста паренек, такой пухлый и округлившийся, словно пончик в сахарной пудре, и что-то с умной рожей и калькулятором считал, периодически шмыгая носом. Другой продавец был неподалеку, и от нечего делать перебирал какие-то бумажки. Толстого я видел здесь и раньше, а вот этот второй, видимо, новенький. Из клиентов этого чудо-салона был один доходяжного вида типок, внимательно изучающий баллончики с краской, то и дело поправляя очки в роговой оправе на переносице.

– Эээ… ммм… можно вас? – робко, и даже как-то неестественно застенчиво, обратился он к скучающему продавцу.

Молодой паренек пожал плечами, чувствуя себя чуть увереннее покупателя, и молча подошел к нему.

– Простите, а можно как-то сверить цвета… ну… подходит ли он к машине? – спросил очкарик, крутя в руке баллончик с краской.

– Ну да. Нужна только ваша машина, – паренек с видом профессора покрасочных работ взял у покупателя баллончик и открыл колпачок. – Вот здесь есть цвет, видите? Просто сверяем с цветом машины, и все.

– А… понятно. Я тогда подъеду позже… я пешком.

– Хорошо, – чудо-продавец уже теряет интерес к интеллигенту.

И вот тут происходит самое занимательное. Паренек, видать, помимо супермаляра возомнил себя еще и матерым жонглером бродячего цирка. Он подкидывает в руке баллончик с краской, провожая стеснительного клиента слегка презрительным взглядом, и при следующем броске промахивается – баллончик летит прямо на пол, где небольшой кучкой лежат различные мелкие запчасти. Дальше все развивается весьма динамично. Этот баллончик пробивается – из него под давлением начинает фигачить краска на все, что было вокруг и, естественно, на него самого. Но вместо того, чтобы оставить пробитый баллончик на полу, оттолкнуть ногой подальше в угол или сообразить что-то накинуть на него, он с перепугу хватает его в руки и начинает бегать по каморке как ужаленный медведь, заливая все вокруг белой краской.

– Ложись! – рефлекторно заорал я дяде Коле, хотя сам так делать не собирался. Дядя Коля, не раздумывая, словно матерый фронтовик, получивший команду "воздух", послушно плюхнулся на пол, подчиняясь моему крику и страху быть заляпанным краской. И встрял лицом прямо в аккумулятор, стоявший на полу.

– Ай, бля! – заорал он, считая звездочки от сильного удара, а я тем временем шмыганул за стойку с товаром.

– Ты че это?! – выпучив глаза, тявкнул "пончик", и тут же. – Вали, придурок, на улицу! На улицу!

Наконец-то кретина с баллончиком достигает умная мысль напарника, что надо бежать с ним на улицу. И вдруг я понимаю, что путь к выходу лежит прямиком мимо меня. Та же мысль посещает, судя по враз перепуганному виду, и толстяка, давшего такой умный совет. Понимая, что сейчас оба будем в краске, мы подрываемся одновременно, как после выстрела на старте, и начинаем ломиться в дверь. Там и встретились! Однако из-за его фигуры в дверной проем протиснулись не сразу, хотя весьма быстро, пиная друг дружку локтями и матерясь на чем свет стоит. За нами выбегает этот олух с баллоном, окончательно весь заляпанный, с выпученными глазами. Но и это еще далеко не всё. Выбежать-то он выбежал, а вот что дальше делать – не знает. А рядом новенький "Митсубиши" ярко-черного цвета и колымага дяди Коли – плотно покрываются мелкой белой крапинкой. Из магазина выбегают директор ("Митсубиши", оказывается, его) вместе с дядей Колей, чья рожа слегка подбита после неудачного приземления на аккумулятор, и орут в один голос:

– Еб….й придурок! Выкинь его в кусты! Сука! Пид…с!

Такое слегка резковатое обращение приводит чумного в чувство, и он выкидывает злосчастный баллон, который к тому времени стал почти пустым. Я ржу, как лошадь, от смеха слезы текут по щекам, толстяк также начинает завывать и квакать от хохота. Ржет вся СТО, окромя директора и дяди Коли.

– Че смешного-то? – обижено произнес последний. – Ты на себя глянь, далматинец херов!

Вот черт! Я опустил взгляд и веселое настроение стало исчезать. Все мои шмотки были заляпаны краской, а посмотрев в зеркало автомобиля, я увидел свою рожу в белую крапинку.

– Я… я не хотел…я…, – перепугано бормотал новенький продавец, которому предстояло отмываться больше остальных.

Как его не отмудохали – ума не приложу, – но то, что свою зарплату он не увидит еще долго, это к бабке не ходи! Батрачить будет, как во времена работорговли. Не теряя времени, я загнал свой "Опель" в бокс, благо дело судьба "Митсубиши" и дяди Колиной банки его миновала, и помчался домой отмываться. Пешком. То есть перебежками. СТО была неподалеку от дома, потому уже через двадцать минут я прошмыгнул в свою квартиру, нашел подсолнечное масло и принялся оттирать рожу от краски. Со шмотками обстояло куда хуже, но, тем не менее, около двух часов я потратил на то, чтобы привести себя в порядок. Не успел покончить с таким нелегким делом, как затренькала птичка. Вот блин! Если снова эти малолетки чего-то удумали, – уж точно отловлю и головы посворачиваю! Подошел к двери, принюхался. Дыма вроде как нет. Дерьмом также не веяло. Прислонился к дверному глазку. Улыбающееся лицо Инги, старой боевой подруги, с которой у меня был ряд незабываемых и весьма приятных жизненных ситуаций (назовем это так). Я открыл дверь.

– Привет, – она еще шире растянула в улыбке размалеванные пухлые губы и подмигнула. – Хозяйничаешь? А я вот решила в гости зайти.

– Ну, заходи, раз решила.

– Че-то ты неприветливый. Не рад меня видеть?