Наконец, Сенька дополз до заключительных слов Пимена: «Подай костыль, Григорий…»
Он заржал и, подняв голову, заинтересованно спросил:
– А где костыль-то?
– Какой костыль? – Баба Лиза вздремнула, возглас Сеньки ее пробудил.
– Ну вот написано: «Подай костыль, Григорий», – значит, она мне должна костыль подать, и я похромаю отсюда.
– Обойдешься без костыля.
– Почему? – неожиданно возмутился Сенька. – Если Пушкин про костыль написал…
– Ну швабру возьмешь, – примирительно посоветовала я Сеньке.
– Еще чего – швабру! А они, в зале, что – дурные? Швабру от костыля не отличат?
Сенька очень воодушевился. На переменках подбегал ко мне и повторял на разные лады: «Подай костыль, Григорий!» – то грозно, то устало-дружелюбно, то слезно-умоляюще… За весь день он так осточертел мне с этим костылем, что, когда на алгебре больно ткнул ручкой мне между лопаток, прошипев восторженно: «Подай костыль, Григорий», – я взвыла и, крикнув: «На!», стукнула Сеньку портфелем по башке.