Кукол я боюсь почти так же, как клоунов. Нет, конечно, не этих штампованных экземпляров в детских отделах, а созданных руками. Штучный товар, эксклюзив с застывшими почти живыми глазами. Вот это для меня потусторонний ужас. Для меня это уже не просто кукла, а сущность с чем-то затаенным, со своим характером. Я им не доверяю. Я стараюсь не смотреть им в глаза, как, например, собакам. А от бэби борнов из мастерских профессиональных кукольников меня по хребту пробирает холод. Как живое, но все-таки мертвое. Абсолютно иррациональный страх, я понимаю, и никакой детской душевной травмы у меня от кукол не было, но не люблю и точка. Поэтому роман об одержимом кукольнике для меня уже почти триллер. Но это же Рубина. А, значит, маст рид. Несколько лет книга терпеливо дожидалась меня на полке, успела даже спрятаться во втором ряду, но встреча наконец-то состоялась. Да еще какая! Книга заговорила!
Бытует мнение, что слушать – не читать. Особенно это справедливо с Петрушкой. Это тот случай, когда ты понимаешь, что чтение становится чем-то большим. Книга начинает звучать, обретает голос. Это прекрасная огранка драгоценного камня, без жестокого кастрирования, как это случается с аудиоспектаклями. Дословно точно, она пронеслась у меня перед глазами бешенным, свирепым вихрем страстей. Эта жгучая история любви двух собственников, двух безумцев, двух частей одного целого промелькнула передо мной жарким, почти непристойным танцем. Она ревновала к кукле и всему свету, Он же готов был заточить её в высоком замке, спрятав от всего мира. Их любовь – как искореженное дерево. Смотришь на него и видишь, что явно больное растение много выстрадало на своем веку и продолжает страдать от своего «артрита» - узловатые ветви, перекрученный ствол - весь его вид противоречит здравому смыслу и закону природы, но взгляд прикован к этим изломанным формам. История Петрушки и Лизы, завораживает. Друг для друга они и синдром, и диагноз, и наркотик, и обезболивающее. Что это? Извращение или высшая степень любви, её абсолют? Дар или проклятие? И что шевелится в моем сердце – отвращение или зависть?
Рубина прекрасна сама по себе, но в музыкальном сопровождении – это уже нечто. С хрипловатым голоском Хаматовой, с мужскими доверительными, почти исповедальными тембрами. Это не просто чтение вслух, это настоящее яркое, эмоциональное действо. Потому что одно дело просто прочитать на бумаге «Минорный свинг» Джанго Рейнхарда улыбнулся на ветру, прочистил горло шершавым кашлем смычка по струнам, откликнулся крепкой шуточкой толстяка-контрабаса, канул в глубокую паузу, предвкушая великолепное терпкое восхождение гитарных синкоп…» (гениально!), и совсем другое услышать эти слова под эту самую музыку. Это неописуемо! тринадцать часов чистейшего кайфа!
Благодаря московской пробке Дина Ильинична нашла своего персонажа и долго была в поиске подхода к нему, пришлось даже к астрологу обращаться. Неудивительно! Петрушка – мужчина со сложным характером, шкатулка с секретным замком. Петрушка оказался самым трудным для нее персонажем, а роман о кукольниках – самым болезненным. Рубина говорит, что её роман о страшной истории рода, о живом и о неживом. Читателю же, на мой взгляд, досталась непростая задача понять, где проходит тонкая грань. Здесь легко запутаться в игре света, нитях марионеток и семенных преданиях.
Мой роман построен таким образом, что никто из его героев не знает всей тайны. Весь роман идет либо он лица автора, либо от имени психиатра, который лечит жену Петрушки Лизу, либо от Пети. Всю историю знает только читатель, если дочитает ее до эпилога. В настоящем романе не должно быть ни одного лишнего слова, и ни одного суетливого поворота сюжета. Все должно быть выверено как на аптекарских весах. Идеально написанный роман я сравнению с тем, как водит машину классный автогонщик. В этом смысле роман «Синдром Петрушки» – мое достижение.Вы создали совершенство, Дина Ильинична.