Глава 1

Любава

– На балу в академии Агоса вы использовали магию и покушались на старшего наследника королевской семьи – Синарьена ин-тэ О'тэнли. Признаете свою вину?

Я вскинула голову и, сглотнув подступившие непрошенные слезы, твердо сказала:

– Признаю.

Но голос все равно сорвался, будто его вытащили из моего горла и подарили дряблой старухе. Я понимала, что соглашаюсь с обвинениями, которые на Энтаре караются смертью. Или подвергаю себя иссушению, что то же самое – только мучительней – и так наказывали только магов. Простецов казнили гуманней – останавливали биение сердца. Да, энтарские лекари, которые должны спасать жизни, ее же забирали.

– Почти восемь месяцев назад вы нарушили обет, данный при поступлении в академию, и покинули территорию учебного заведения без разрешения мастеров или договора с покровителем. Признаете?

Я слабо кивнула, хотя признать, что мы с Синаром так сильно заплутали во времени, до сих пор не получалось. Да только перечисления моих преступлений по десятому разу все равно ничего нового не откроют и принца ко мне не телепортируют. Я обречена. А то, что обучение попаданцев-магов по закону Криты – обязательное, и я не принимала такое решение, за меня принимали – это на суде не озвучивали, конечно. Такая мнимая свобода и помощь. Кажется, что тебя оберегают и помогают, а на деле… шагни в сторону – уничтожат.

– Старший наследник, Синарьен ин-тэ О'тэнли официально считается погибшим больше десяти дней. Вы признаете этот факт?

Я сжала израненные руки в кулаки, браслеты блокировки магии глухо стукнулись друг о дружку, тяжелые цепи ударили по коленям, добавив свежие синяки. Стигма, стоило услышать имя Синара и представить, что он мертв, отозвалась болезненным уколом.

Жив. Он еще жив. Слава Богу…

Бесполезно взывать к разуму сидящих в зале чиновников. Меня игнорируют, мои ответы не фиксируются.

Но я все равно попыталась:

– Синарьен не погиб, – произнесла довольно громко, да только это снова не помогло.

Обвинитель вяло взмахнул рукой, закрывая мне рот.

– Он жив, – процедила я сквозь зубы, щурясь от рези в глазах – после долгого заточения и полутьмы никак не привыкну к ярким люстрами из люмитов.

Невысокий мужичок, прохаживаясь в стороне от моей невидимой клетки, помпезно вещал:

– После бала в академии Агоса Синарьен ин-тэ считался погибшим шесть месяцев, но внезапно вернулся в замок избитый и больной, словно его держали взаперти все это время. Этот факт королевские архимаги так и не смогли объяснить. Свидетели утверждают, мол, вы, – обвинитель оценивающе осмотрел меня с головы до ног и презрительно дернул уголком сморщенных губ, – так сильно очаровали старшего наследника, что он сошел с ума – твердил, что вы украли у него сердце, безумно желал найти вас, несмотря на плохое самочувствие и опасность. И, – чиновник пролистал бумаги, которые лежали на небольшом возвышении, – через три дня после возвращения Синарьен на своей колеснице покинул замок, и больше его никто не видел. После исчезновения нить жизни старшего наследника еще долгое время обнаруживалась в эфире, но как только вы, Любава, вернулись на Энтар по призыву, отслеживание принца оборвалось, и он больше не появлялся. Вы убили его?

Это не суд. Фарс и идиотизм. Зато все присутствующие находили в нем сакральный смысл и получали явное удовольствие. На лицах зрителей и обвиняющих я видела лишь мерзкие улыбки. Никакого сопереживания или хотя бы желания меня понять, разобраться в том, что произошло. Им был важен факт моей вины.

Я оказалась на Энтаре, буквально выдернутая из объятий наследника. Полуобнаженная, возбужденная и ошарашенная внезапным перелетом, не сразу поняла, что происходит.

Меня принудительно вернул на Энтар учебный обет, но попала я не на уроки, а под конвой. Не успела даже пикнуть, как на руках захлопнулись блокирующие магию кандалы. Почему обет раньше не сработал, не знаю.

Мы с Синаром пробыли на Ялмезе больше месяца. Как я поняла, все это время королевские архимаги-телепортеры призывали принца домой, но у них не хватало сил и ресурсов для переноса его из другого мира. Нужен был артефакт усиления, как в колеснице, но ими умел управлять только принц и его помощники, которые остались в другом мире. А еще я умела почему-то, перелетела же как-то к Лимии…

Обеты на крови работают несколько иначе: они могут достать мага даже из мира умерших, если печать крепкая, а невыполненное дело отмечено государственной важностью. Как мой учебный обет, например. Да только мертвые ничего уже не могут исполнить и часто такие магические обещания оборачивались для требователя долга плачевно: мертвые не любят, когда их тревожат. Говорят, что души обязанных остаются навеки призраками Мортема, недаром живым туда дорога закрыта.

Вот она сила обета. А их на Энтаре очень любят навязывать, я-то знаю.

И поэтому архимаги решили искать старшего наследника через возможного нападающего. То есть, меня – должницу академии.

Но нашли только меня.

Подозреваю, что тот, кто создавал мой призыв на Энтар, знал немного больше, чем озвучивает суд. Этот маг знал, что мы с принцем связаны, что, выйдя на меня, власти найдут и Синарьена, но мне это все равно не помогало. Вряд ли они понимают, что мы с принцем спаяны жизнью теперь.

Глава 2

Любава

Я медленно обвела взглядом присутствующих. От напряжения и изнеможения по щекам ползли слезы. На лицах незнакомых людей я не разглядела и капли жалости или сопереживания, только агрессия и неприязнь.

Зал загудел, неприятно заскрипели стулья, кто-то ликующе выкрикнул: «Казнить преступницу!», из другого ряда брякнули в поддержку: «Публично! Немедленно».

Верховный судящий, крупный стриженный мужчина в серебристой мантии с черным широким воротником, накрывающим худые плечи, вскинул руку, призывая к тишине.

Но толпа не успокаивалась. Голоса скандировали еще минуту, пока резко не погасли в раскатистом щелчке королевской трости по столу.

Меня пробило током от затылка до позвоночника. Я знаю этот звук слишком хорошо. Помню его.

От выкриков было не по себе. Но еще больше ранило то, что сидящие передо мной, в нескольких шагах от незримой клетки, хмурый ректор, Патроун ис-тэ, и король Криты, отец Синарьена, слабо закивали. Подонки!

Я вскинула подбородок. Ничего они из меня не вытащат. Ни за что не признаюсь, что была все это время рядом со старшим наследником, не расскажу, что мы с ним пережили. Пусть остаются навечно в неведении. Они это заслужили. Обрекли меня на многолетние мучения без памяти, с жуткой болезнью и без эмоций. Ненавижу! Если б не блокировка магии, я их всех сожгла бы или приморозила немедленно и без сожаления.

Патроун будто почувствовал мои мысли, зыркнул исподлобья, покачал головой и, опустив взгляд, пригладил пышную белую бороду, что густым снегом ложилась на его грудь.

Я криво заулыбалась. Ехидна – вот кем оказался добрый ректор. Приносил мне книги, учил редким заклинаниям, приемной дочерью называл, а оказалось…

Я вспомнила, кто он на самом деле! Расчетливый старикан.

Кожа на разбитой губе лопнула от злой гримасы, кровь снова засочилась, а грязные волосы, что в темнице нечем было расчесать, тут же прилипли к ране.

Я подняла руки, звякнув цепями.

В зале вдруг повисла мертвая тишина, будто все резко испугались, что вырвусь на свободу и испепелю их к дохлому азохусу. С радостью бы так и сделала, но двойной блок магии, по артефакту на каждую руку, не пройти даже высшему архимагу.

Где-то скрипнула дверь, зашуршала одежда. Убрав волосы с глаз, я с трудом всмотрелась в обвинителя. Низкий сухой мужичок с плешью на темечке кутался в серую мантию, похожую на те, что носят старые мастера и важные чиновники. Он ступил ближе, но магическую линию защиты, возведенную вокруг меня, не пересек.

Все боятся. За свои шкуры беспокоятся. Трусы и подлецы.

– Вы что-то хотите сказать суду? – с натянутой улыбкой, мол, что с дурочки взять, спросил обвинитель и посмотрел в сторону, где красный, будто индюк, восседал правитель Криты – Дэкус ин-тэй.

– Синарьен жив! – громче произнесла я, дерзко глядя королю в глаза.

На Энтаре за такое прямое неуважение ин-тэ уже можно получить десять магических плетей: не убьют, но причинят такие страдания – жить не захочется. Но мне плевать.

Дэкус, резко поднявшись, сжал крупный кулак, махнул тростью, будто желая отсечь мне голову, но тут же сел. Патроун, наклонившись и сжав плечо правителя сухой ладонью, что-то прошептал, и тот сник.

– Но доказательств этому нет? – фальшиво мягко уточнил обвинитель и вперил в меня такой взгляд, что я сразу поняла – ему не нужен ответ. Никому не нужен. Они все знают, что со мной будет. Они не пытаются Синарьена найти, а хотят от меня побыстрее избавиться.

Защитника мне не выделили, следователь в первый день сказал, что все и так выяснил. За остальное время в темнице меня даже не опрашивали, лекаря ни разу не прислали – проверить здоровье. Я слышала, что на Энтаре дела, связанные с безопасностью королевской семьи, обычно разбирали в одностороннем порядке на высшем совете и часто не доходя до суда – просто выполняли приговор. Со мной, видимо, так не получилось, потому что единственное, что проверили перед тем, как бросить в темницу, – это резерв магии. Я оказалась слишком ценным экземпляром по мнению высших архимагов, в том числе ис-тэ Патроуна, которого раньше я считала почти отцом, и короля, которому когда-то доверяла. А мою неизученную силу не просто так кому-то передать или осушить, нужно знать, как она работает, от чего накапливается, что ее усиливает. Энтарцы явно боялись последствий, потому тянули.

Я криво заулыбалась. Пусть всего лишь на миг, хоть на долю секунды, откроют блоки на руках, уничтожу всех, кто ко мне прикоснется.

Обвинитель все-таки переспросил:

– Любава, вы можете убедить судящих, что принц Синарьен все еще жив?