Такие вопросы становятся легче, когда вы обращаетесь к своему списку задач: человек хочет избавиться от опасности, человек выбирает простое решение трудной проблемы, человек пытается воспользоваться счастли
Аристотель пользуется другими словами и говорит о трагедии, а не о драме: у него это страх и сострадание. Сострадание – к бедняге, который попал в такую переделку; а страх потому, что, отождествляя себя с героем, мы видим, что такое же могло случиться и с нами.
Отождествить же себя мы можем потому, что писатель избежал повествовательности. Сюжет мы только видели.
Но «Конец похода» не означает, что это конец истории. Конец утомительного похода – это только название куска. Каждый отрывок ведет нас к следующему. Вот почему это хорошая история. Эдип хочет, чтобы прекратился мор. Он узнает, что мор наслали из-за того, что кто-то убил своего отца, и узнает, что этот кто-то – он. Всякая хорошая драма ведет нас всё глубже и глубже к разрешению, и неожиданному, и неизбежному.
Цикличность или повторение того же происшествия под другими обличиями противны драматической форме. Они присущи эпосу и автобиографии, вот почему их трудно адаптировать для драмы – и редко удается с успехом.
Сказка – великое учебное пособие для режиссеров. Сказки рассказываются в простейших образах, без уточнений, без попыток дать характеристики. Характеризовать приходится уже самому слушателю
Вопрос: С чего сейчас начать историю? Потому что, если вы не знаете, с чего она должна начаться, где ее начальный толчок, вам придется полагаться на «предысторию», на «истоки ситуации» – на всякие жуткие слова, которыми эти паразиты в Голливуде описывают процесс, не только ничего в нем не смысля, но и не особенно им интересуясь. История не начинается с того, что герою «вдруг пришла мысль» – толчок ей дает конкретное внешнее событие: мор в Фивах