Признавая собственную боль, мы начинаем видеть поверх нее раны другого. И постепенно приходим к пониманию, что, будь мы на его месте, в его ситуации, возможно, поступили бы с ним или с кем-то другим так же, как он поступил с нами. Мы можем чувствовать отвращение к тому, что он сделал, но каким-то образом получаем возможность отделить человека от его поступка. Другими словами, признавая собственную уязвимость, мы признаем уязвимость преступника. Принимая нашу человечность, мы принимаем человечность и в нем.