Спасибо

Я на улицу вышел – солнышко светит, в небе журавли курлыкают, рыжий кот за воробьями охотится. Гляжу Анька первоклашка мать-и-мачеху собирает. Я кричу:

– Привет, Ань! Букетики рвёшь?!

Она нахмурилась:

– Нет! Приправу в драконий суп.

Я осмотрелся, а у неё и правда посуда на ящике разложена – кастрюльки, тарелочки, и каша малаша в них готовится. Она говорит:

– Проходи, угощайся.

Я подошёл, жижу ложкой помешал:

– Не-е-е, спасибо, но чего-то не хочется.

Анька:

– Ну как хочешь! – и тут же хвастаться начала. – А мы вчера на парад ходили! А потом у реки гуляли и видели как мимо нас огромную, грязную льдину пронесло. Было очень красиво!

– Скажешь тоже – льдину – ничего особенного. А на параде мы тоже были, можешь не хвастаться.

В это время к нам Вовка подошёл, про парад услышал и тоже давай рассказывать:

– А мы после парада к дедушке Коле пошли. Там папа лестницу к дому приставил, забрался и номер дома подрисовал, чтобы лучше видно было. А я внизу стоял, и красную звезду на ладони разглядывал. Потом папа её у меня забрал и под тем номером приколотил. Звезда значит, что в доме живет ветеран. Это наш дедушка Коля – ветеран. Пока мы с номером возились и звезду вешали, деда на крыльце сидел, смотрел на нас, курил горький дым и всё повторял: «Добре. Добре». Затем, бабушка постучала по стеклу и рукой помахала, и мы в дом пошли.

А там уже вся родня за столом собралась. У бабушки пироги наготовлены были, большие такие! – и Вовка развёл руками. – Один с картошкой, второй с рыбой и луком. А ещё на столе горячий чугунок с картошкой стоял, а по тарелкам солёные грибы и огурцы.

Анька не удержалась:

– Подумаешь! Я и не такие испечь могу.

Вовка:

– Да я не об этом! Слушайте дальше.

Мы сидели за столом и тихонечко брякали вилками. Тётя Надя расспрашивала у мамы всякую чепуху: не вышла ли замуж Светка, как цветёт каштан или как дела на работе? Бабушка думала, что я самый голодный и всё время мне чего-то подкладывала в тарелку. Все вели взрослые разговоры, а нам с братом было не интересно. И хотелось сбежать на улицу. И снова увидеть парад, и День Победы, и ветеранов с медалями, и то, как салютуют солдаты.

Первый не выдержал мой Серёжка, он подошёл к телевизору, переключил скучную программу, и тут же на всю комнату запел Кобзон. Я подпрыгнул и крикнул: «Как же здорово, что мы родились в эпоху телевизора!» А папа посмотрел на дедушку и сказал: «Спасибо, папа, что мы вообще родились», – и все вдруг улыбнулись.

Сладкая жизнь – одна штука

Жизнь у меня шла по-всякому. То с приключениями, то скучно, то через пень колоду. А в тот день с утра дождь лил, и мне всё спалось и спалось. И я никак проснуться не мог, но к обеду всё-таки встал. Надоело ухо отлеживать.

Зашёл на кухню, погладил кошку, включил телевизор и поставил чайник на плиту. Пока он грелся, я достал заварку и начал искать сахар, ну или что-нибудь другое, чем подсластить.

На носочки встал, в шкаф заглянул – сахарница пустая. Холодильник открыл, думал: «Может варенье?» Но варенья тоже не было, я его ещё вчера съел. Нечаянно. Там немного оставалось, полбанки. Что интересно, мой брат Ванька сразу прознал, что я варенье съел. И я знал, что Ванька узнал, но он никому не сказал. Обошлось.

Потом я в шкаф залез, где макароны и прочий другой корм хранится. Кошка за мной. Разницу между едой и не едой я хорошо знаю: то, что можно сразу есть – еда, а если варить – то ещё не еда. Я кошку вытащил и начал рыться.

Копался, копался – до самого конца докопался. Вдруг, гляжу, у стеночки настоящий клад лежит в шелестючей обёртке: «Сладкая жизнь» – одна штука.

Я обрадовался, кошка фыркнула! Схватил конфету, налил чаю и за стол. Развернул обёртку, понюхал, глаза закрыл и-и-и …

Конфету я есть не стал. Мне её почему-то жалко стало. И кошке, вроде бы, тоже, она об мои ноги тёрлась и жалобно мурлыкала:

– Му-у-ур…му-у-ур…

Я подумал: «За окном непогода, а в руках пусть и маленькая, но всё-таки счастливая «Сладкая жизнь». Завернул конфету обратно и положил в карман рубашки – пусть согревает!

Чай я просто так выпил, без всего. Не очень-то вкусно, но что делать? Затем накинул бейсболку, взял с собой кошку и пошёл гулять на крыльцо.

Стоило мне оказаться на улице, как дождь тут же закончился. В небе ещё пухли мокрые облака, а вокруг уже всё радовалось. Голуби курлыкали и важно расхаживали, растопырив хвосты, соседский Пират лаял на нашу кошку, а она забралась на козырёк и спокойно умывала мордашку. Я подошёл к небольшой лужице и увидел в ней своё отражение.

Я посмотрел, подмигнул сам себе и улыбнулся. От этого мне сделалось так весело, что я не удержался и плюхнул по луже ногой: «Плюх!» – и тут же загорелась небольшая радуга.

Из-за белых облаков выглянуло солнце, на воде заблестели солнечные кружочки. Я снова плюхнул со всей силы, и тот же миг вспыхнула вторая. Моё житьё сделалось ещё лучше и я стал вопить:

– Две радуги! Две радуги! И – я!

Через минуту я разбрызгивал и расплёскивал свою лужу двумя ногами, а на небе появлялась третья. Всё это было так здорово-счастливо, что у меня щекотало в груди и в горле.

Белые облака уплывали далеко-далеко, а я скакал по луже и видел радугу изнутри. Вокруг улыбались солнышки одуванчиков, а в кармане согревала «Сладкая жизнь».

Вот только вспоминать мне об этом как-то немножко стеснительно. Уж вы никому не рассказывайте как я скакал – ребята засмеют.

Тайга

Глава I. Экология

Раньше я не знал, что такое тайга. А в прошлом году встретился. Меня с ней дедушка познакомил. Мы с ним на рыбалку ходили. На лесное озеро. У него в этой тайге избушка своя.

На рыбалку мы, конечно, и раньше ходили. Только тогда это ближе к морю было. И мы там то селёдку ловили, то камбалу. Камбала – это рыба такая, сплюснутая. Дедушка говорит, что её море расплющило. Тяжёлое очень. Но я-то знаю, что он шутит. Разве у моря лапы есть? Он просто объяснять мне не хочет: что да почему? Деда всё ещё думает, что я маленький и в таких вещах не разбираюсь. А я думаю, что это слон на неё наступил. Или вообще мамонт! В самой далёкой древности, когда и слонов-то в помине не было. Тогда только эскимосы водились. А мамонты – это их еда была. Вот одному мамонту захотелось воды испить, а быть может, помыться. И он в реку зашёл, а там в это время рыбёшки у дна плавали, мамонт на них и наступил. Нечаянно, конечно. Просто раньше экология лучше была, и от этой рыбы отбоя не было. Её там столько водилось, что яблоку некуда упасть, то есть мамонту некуда наступить. В общем, рыбёшек было видимо-невидимо. А мамонт? Куда ему деваться? Он же огромный, как троллейбус! И лапищи у него, как баобабы. Вот и не заметил мелюзгу под самым носом, то есть хоботом. С тех времён и водится в наших реках сплюснутая камбала. А про селёдку я рассказывать не буду. Вы и так про неё всё знаете. Вон её в магазине сколько! И в банках, и в бочках, и просто так.

Глава II. Всё для дела

Ну а тогда мы, значит, не к Белому морю пошли, а в тайгу. На озеро Кривое. И мы там жили два дня. Пришли, развели костёр и сварили чай. Потом удили окуней горбылей, то есть горбачей. Потом ели, затем спали. В общем, настоящее приключение! Лучше не придумаешь. Я как раз о таком всю жизнь мечтал.

А началось наше приключение ещё утром. Мы с дедом встали ни свет ни заря. Собрали вещички и отправились на встречу неизвестности. Сначала мы шли по дороге, потом по лесу. И первое время нам было не очень весело. Спать хотелось, я то и дело носом клевал да спотыкался обо всякие коряги. Но потом я подобрал длинную палку, она у меня как будто сабля была, а вокруг враги и драконы ещё. И я как давай их рубать направо и налево, а они падать и просить о пощаде. И мне от этого сразу же веселее стало. Я своей саблей – Вжух! – жиганул по траве. И тут же мои злодеи попадали, как подкошенные. А потом подскочил и ка-а-ак дам дракону по шее: «Шмяк!» От этого только ягоды рябины на тропинку посыпались: «Брум! Брум! Брум!» А потом разбежался и – Шлюмс! – по сыроежкам. Полетели шляпки в разные стороны. Только деду мои сражения почему-то не понравились. Он обернулся и сказал:

– А ну не хулигань!

А я:

– Так это же поганки?! Их можно хулиганить.

А деда вдруг остановился, погрозил мне пальцем и сказал:

– Тебе поганки, а живности припасы на зиму. В тайге ничего просто так не растёт, всё для дела. Понимать надо! Усёк?

Я вздохнул, и пробурчал:

– Угу…усёк. – выбросил саблю-палку, и мы пошли дальше.

А очень скоро скукота стала проходить. Да и врагов я больше не встречал. Нам только солнышко через ёлки подмигивало, и птички пели. А ещё по веткам бурундучки бегали. Бурундуки – это мыши такие с пушистыми хвостиками. Вот только до озера долго идти пришлось. Я думаю, мы тысячу километров прошли. Не меньше. У меня от этой ходьбы чуть ноги не отваливались. И сам я от приключения притомился что-то. Могли бы и поближе озеро устроить.

Глава III. Знай меру

Когда мы наконец-то добрались до избушки, я очень обрадовался. Я начал скакать, гикать и веселиться. Я даже забыл, что у меня ноги отваливались. Они у меня как будто новые выросли. Вся усталость прошла. И я кричал:

– Ура! Ура! Улю-лю! Улю-лю!

И тут же обскакал весь наш лагерь: и стол со скамейками, и костёр, и избушку тоже.

Наша избушка оказалась очень красивой: старой и дряхлой, как в сказках про Бабу-Ягу. Внутри избушки всё было устроено по русскому обычаю: печка, стол, широкие лавочки, спички и соль. Деда пригласил меня в дом:

– Проходи, располагайся!

А я сказал:

– Ага-сь!

И мы разложили свои вещички по разным местам. Потом мы снова вышли на улицу, а деда развёл костёр, и мы стали жить дикарями. Без средств к существованию.

Сначала мы сварили чай, потом перекусили и пошли на рыбалку. Мы взяли ведро и удочки, затем накопали червяков, а уж после отправились удить на озеро. Рыбачить оказалось проще простого, только успевай забрасывать. Правда, нам одни голодные окуни попадались. Огромные и чёрные, как головёшки. Мы снимали их с крючка и бросали в ведро, а они звонко шлёпали хвостами.

Через час у нас уже было полведра головёшек-горбачей. И наши окуни то и дело выбрасывались наружу. Деда покряхтел и сказал:

– Кхе, кхе. Ну, пожалуй, и хватит на сегодня, – а потом встал с пенька и начал сматывать удочку.

А я удивился:

– Как же? Клюёт же! Давай ещё!

А дедушка улыбнулся и сказал:

– Не переусердствуй, Мишка. Нужно ловить столько, сколько съешь. Тогда я вздохнул и ответил:

– Жалко. Вон как пошло, можно было хоть ведро, – и тоже начал сматывать удочку.

Когда мы вернулись к избушке и развели костёр, наступил вечер. Деда почистил окуней-горбачей и картошку, а я очистил лук. Потом мы сварили настоящую похлёбку и устроили пир на весь мир прямо под открытым небом. Наевшись до отвала, нам захотелось спать. Мы немножко прибрались на столе и пошли в избушку. А устроившись поудобнее, мы и не заметили, как отправились в спячку.

Глава IV. Одним днём

На следующий день я проснулся первым. Деда тарахтел, как трактор, а мне что-то не спалось, и я вышел на цыпочках из избушки. Попил холодного чаю, взял наше ведро, удочку и отправился удить прожорливых окуней.

И вот я иду по тропинке к озеру, протираю глаза, напеваю песенку про лошадь:

– Далеко, далеко-о

Ускакала в поле молодая лошадь,

Так легко, так легко-о

Не догонишь, не поймаешь, не вернёшь…

Иду себе и пою. Ничего не думаю. И вдруг «бац!». Что за шутки! Прямо передо мной чьё-то шерстяное лицо! Я встал, как вкопанный! Замер, смотрю. И лицо стоит, смотрит. Смотрит на меня своими огромными ноздрями. А потом это лицо голову повернуло и уже выпуклым глазом смотрит. Затем оно чихнуло и снова ноздрями. И рогами ещё. Я таких рогов никогда не видел! Они, как ковш у экскаватора. А ещё эта странная морда чего-то жевала. И я подумал, что, наверное, такого недотёпу, как я, доедает. Сначала у меня выпала удочка, затем ведро, а через миг я уже драпал обратно в избушку, только пятки сверкали. Но вы не смейтесь, не надо! Я вам не трусишка какой-нибудь. Просто я за окунями шёл, а тут лицо! Растерялся я в общем. Понимать надо.

Я так испугался, что не помню, как в избушке оказался и дверь запер. Помню только, лежу на скамейке, одно ухо и глаза спят. Но вторым ухом всё-таки слушаю, потому что интересно.

Сначала эта рогатая морда по земле топала: «Тух…тух…тух…тух…» А потом она подошла к нашей избушке и начала чем-то хрумкать возле стола. А ещё эта морда громко чавкала и всё время роняла разные вещи, как у себя дома. Потом она ушла куда глаза глядят, и я наконец-то уснул полностью. Правда поспать, как следует, мне не удалось. Я только глаза закрыл, только с Соловьём-Разбойником сражаться начал, а дедушка давай меня тормошить и спрашивать:

– Миш, это ты картошку съел?

Я сел на край скамейки и переспросил:

– Что съел?

Деда:

– Картошку? На ветке висела авоська с картошкой.

И я ещё не проснулся, но уже вспомнил про шерстяную рогатую морду и про ноздри, и про рога-экскаватор, и про то, как эта морда что-то роняла возле избушки и как она хозяйничала нашими продуктами. И я догадался, что это она съела картошку, но побоялся сказать дедушке правду. Я подумал, что он заругает меня за то, что я привёл её в лагерь. Поэтому я сказал:

– Угу. Я!

А деда улыбнулся на всю ивановскую и опять спросил:

– И пачку масла тоже ты?

– Я деда. Есть чего-то захотелось, вот и съел…

Дедушка всё не унимался и спрашивал:

– Что же это получается? Ёксель моксель! И полбанки соли тоже ты?

А я снова покивал головой:

– Да, деда…получается, что я, – и тяжело вздохнул.

– Да я по следам вижу, что тут лось был. Ты чего, Миш? – и хохочет так, что чуть не падает.

Тогда я тоже засмеялся и сказал:

– Не знаю, деда. Это я так просто.

И после этого мы хохотали уже вдвоём, чуть животики не надорвали, до слёз прямо.

А потом мы стали наводить порядки. И дедушка вдруг сказал:

– Я ещё вчера слышал, как за озером пилы жужжали. Видимо, лесорубы его угодье нарушили, вот сохатый и подался на поиски лучшего места.

А я спросил:

– А зачем он от нас ушёл? Мы же не лесорубы, жил бы тут. Разве ему здесь плохо? Вон сколько съел?

Тогда дедушка голову почесал, вздохнул и сказал:

– Так ведь одним днём сыт не будешь, вот и ушёл на поиски корма.