Епархиальная жизнь. Балканы

Королевство сербов, хорватов и словенцев

С самого начала 1920-х гг. Королевство СХС (Королевство сербов, хорватов и словенцев, с 1929 г. Югославия) оказалось главным центром русской церковной эмиграции – той ее части, которая находилась в ведении Русской Православной Церкви за границей (РПЦЗ). В начале 1920-х гг. в стране насчитывалось более 70 тыс. русских беженцев.

Уже к 16 февраля 1921 г. на территории королевства было 215 колоний русских эмигрантов, затем их число выросло до 300. Из 17 905 опрошенных в 1922 г. беженцев из России 215 (1,2 %) составляли священнослужители^[98].

Большая часть эмигрантов были верующими. В марте 1931 г. в стране состоялась государственная перепись населения. Согласно ее результатам, из 26 790 не принявших югославское гражданство русских беженцев 24 214 (90,4 %) назвали себя православными^[99]. Это способствовало активному развитию церковной жизни. Как писал Н. М. Зернов, религия и Церковь несли русским людям в изгнании «образ России, который не могла уничтожить революция»^[100].

В период между двумя мировыми войнами в Югославии было зарегистрировано более тысячи русских организаций.

В вузах страны преподавали примерно 120 российских профессоров… а всего в Югославии работали более 600 русских учителей и преподавателей. 15 российских ученых были членами Сербской академии наук и искусств^[101].

Уже в начале 1920-х гг. возникла целая сеть русских учебных заведений, многие из которых имели свои домовые храмы.

Всего в Югославии работали более 70 русских архитекторов. Многие из них (Г. И. Самойлов, В. М. Андросов, В. В. Сташевский, В. В. Лукомский и др.) возводили по своим проектам храмы для сербов^[102]. Широкую известность приобрели русское иконописное и церковное хоровое искусство^[103]. Около 250 русских пастырей нашли себе приходские места в сербских храмах. Этим российское духовенство оказало Сербской Церкви значительную помощь, возместив ее потери в священнослужителях, погибших в ходе войны.

В то же время, – отмечает исследователь, – положение Русской Православной Церкви в Югославии было нелегким: государственные органы (вероятно, не желая политических осложнений) так и не признали ее официального статуса. В результате она, в отличие от признанных властями религиозных организаций, не могла получать довольно значительную ежегодную помощь из бюджетов Министерства юстиции и Министерства просвещения на содержание администрации и духовных учебных заведений. Не обладала Русская Церковь и правом на сбор и обложение своих прихожан налогами и таксами, что обычно составляло основной источник поступления в церковную казну… Некоторые сербские иерархи считали, что русским эмигрантам вообще незачем иметь свою церковную организацию^[104].

Но самое главное явление русской православной эмиграции в Королевстве СХС связано, конечно же, с пребыванием в этой стране русских архиереев.

Первые пять архиереев-беженцев: владыка Евлогий, а также епископы Митрофан, Георгий, Гавриил и Аполлинарий – приехали в Белград еще 5 февраля 1920 г. На вокзале они были встречены сербским епископом Нишским Досифеем, который обратился к ним со словами: «…Мы рады оказать вам гостеприимство за все то, что русские для нас сделали. И это не фразы…»^[105]

В мае 1921 г. Сербский Патриарх Димитрий пригласил Высшее Русское Церковное управление за границей (ВРЦУЗ) переехать из Константинополя на территорию Королевства СХС. И уже 31 августа того же года Архиерейский Собор Сербской Православной Церкви постановил принять под свою защиту ВРЦУЗ с сохранением ее самостоятельной юрисдикции. Таким образом, Русской Церкви фактически предоставлены были автокефальные права на территории Королевства СХС. В компетенцию управления включались следующие дела:

1. Юрисдикция над русским духовенством вне нашего государства и над русским духовенством, не состоящим на приходской и государственной учебной службе, как и над военным духовенством в Русской Армии, которое не находится на сербской церковной службе. 2. Бракоразводные споры русских беженцев^[106].

На основании этого постановления 3 октября 1921 г. управление русскими общинами в королевстве, с благословения Патриарха Димитрия, взял на себя митрополит Антоний (Храповицкий).

Монахи из России проживали в нескольких сербских монастырях, а в некоторых случаях назначались настоятелями.

Кроме того, были образованы два самостоятельных русских монастыря – мужской в Мильково, с 25 насельниками, и женский – в Хопово, с 70 монахинями^[107]. Русские монахи и монахини сыграли важную роль в деле распространения монашеских идеалов в стране. М. В. Шкаровский в своей статье подробно описывает некоторые показательные примеры этого явления. Исследователь приводит характерный отзыв берлинской газеты «Кройц-Цайтунг» (1933):

Сербские монастыри большей частью пустые, но значительная часть их насельников состоит из русских. Не преувеличивая можно сказать, что угроза Православной Церкви от западного вольнодумства сербов только там перестает существовать для религиозной жизни, где русские привнесли пыл своей мистики и веры^[108].

В Журналах заседаний Архиерейского Синода мы находим сведения о жизни Хоповского женского монастыря (бывшего Леснинского). Епископ Вениамин обращался в Синод с просьбой обители в ее тяжелом положении, создавшемся из-за присутствия наместника – сербского иеродиакона. По распоряжению Сербского Архиерейского Синода наместник Хоповского монастыря был переведен на другое место служения^[109].

И в других вопросах Архиерейский Синод тесно взаимодействовал с Сербской Православной Церковью. Например, в январе 1926 года в адрес Архиерейского Синода от русских священнослужителей поступило прошение об утверждении устава Общества Братской Взаимопомощи русских православных священнослужителей, проживающих в Королевстве СХС. Однако поскольку данные священнослужители состояли в клире Сербской Православной Церкви, Синод постановил предварительно по данному вопросу сделать сношение со Святейшим Патриархом Сербским^[110].

В январе 1927 года настоятель церкви Штаба Главнокомандующего Русской армией протоиерей В. Виноградов обратился к Синоду с просьбой определить статус названной церкви после отъезда Штаба из Королевства СХС. Было решено русскую православную церковь в Карловцах считать Синодальной, с непосредственным подчинением Председателю Архиерейского Синода митрополиту Антонию и с сохранением выделяемого на ее содержание из сумм Архиерейского Синода денежного пособия в размере 250 дин. в месяц^[111].

В декабре был заслушан рапорт Епископского Совета при Управляющем русскими православными общинами в Королевстве СХС, с приложением переписки, возникшей по поводу ареста и смерти священника Николая Афонского, совершавшего свое служение в приходе Нишской епархии. В связи с этим Архиерейский Синод обратился с просьбой к Сербскому Священному Синоду способствовать выяснению обстоятельств ареста и смерти священника Н. Афонского. Вместе с тем Синод просил помощника мэра города Белграда Васу Лазича оказать содействие в деле получения из Управы г. Белграда сведений о названном священнике^[112].

В феврале 1929 года был заслушан доклад митрополита Антония по вопросу о принятии духовенством русских православных церквей в Королевстве СХС сербского подданства, а также – циркулярное разъяснение митрополита Антония по данному вопросу – от 30 сентября / 13 октября 1928 года на имя настоятеля Русской православной церкви в Белграде, и – от 13/26 сентября принтам русских церквей в Королевстве. Архиерейский Синод утвердил данные Председателем циркулярные разъяснения принтам русских православных церквей в Королевстве СХС и, в частности, причту русской православной церкви в Белграде, вполне разделяя изложенную позицию.

…Принимая во внимание, что новый закон о подданстве касается не столько русских, сколько других иностранцев и Королевское Правительство не принуждает первых к принятию подданства, а также особое исключительное положение русских принтов в Королевстве СХС, Архиерейский Синод не усматривает никакой нужды в принятии и сербского подданства, но и не может стеснять желающих из среды их принять таковое подданство, но с обязательным увольнением от занимаемой должности на русской церковной службе и поступлением в распоряжение сербских церковных властей^[113].

В декабре была заслушана переписка по жалобе Б. А. Пеликана на Епископский Совет при Управляющем русскими православными общинами в Королевстве СХС за отказ в выдаче свидетельства о смерти племянников и племянниц. Господину Пеликану было предложено указать еще одного свидетеля, о допросе которого в адрес Синодальной Канцелярии было сделано соответствующее распоряжение^[114].

Болгария

Важную роль в истории Болгарской Православной Церкви, а также Болгарии в целом, в 1920-1940-е гг. играла многотысячная русская послереволюционная эмиграция. Когда в результате Гражданской войны часть русских архиереев оказалась в эмиграции в Стамбуле, их приютила в своей резиденции Болгарская Экзархия. По данным Беженского комитета в Стамбуле, на 1 февраля 1921 г. в Болгарии уже находилось 6855 русских беженцев^[115], а летом 1922 г. их число достигло максимальной цифры – 34–40 тыс.^[116]

В начале 1920-х гг. в Болгарии начали образовываться русские общества, культурные, учебные, благотворительные заведения, действовали три госпиталя Российского общества Красного Креста, количество русских газет и журналов достигало сотни, художники-эмигранты писали иконы и фрески в самых известных болгарских храмах.

Поскольку в это время 55 % населения страны было неграмотным, русская интеллигенция играла важную роль в интеллектуальной жизни Болгарии. Русские богословы внесли значительный вклад в развитие болгарского духовного образования. Так, бывший ординарный профессор Петроградской Духовной академии Н. Н. Глубоковский стал одним из создателей в 1923 г. Богословского факультета Софийского университета и основателем новозаветного богословия в стране^[117]. Летом 1925 года Русская Академическая организация в Болгарии сообщала Архиерейскому Синоду об исполняющемся 35-летии ученой деятельности профессора Н. Н. Глубоковского^[118].

Духовными центрами русской эмиграции в Болгарии были храмы, при которых возникали братства, сестричества, молодежные и детские группы, где активно занимались просветительской, культурной и благотворительной деятельностью. В Журнале заседаний Архиерейского Синода за декабрь 1923 г. мы читаем, что в Болгарии состоялось открытие общины св. Евфросинии (Белого Креста)^[119].

Болгарская Православная Церковь сильно нуждалась в священниках, особенно образованных, и ее Священный Синод охотно назначал русских священнослужителей настоятелями болгарских приходов и преподавателями Духовных учебных заведений.

Священный Синод позволил создание и самостоятельных в юрисдикционном отношении общин и монастырей, вошедших позднее в состав Русской Православной Церкви за границей^[120].

С самого начала Болгарская Православная Церковь оказывала помощь русским эмигрантам. Государственные структуры также принимали в этом деле большое участие. Был создан Комитет по делам русских беженцев в Болгарии – главное государственное учреждение, занимавшееся проблемами русской эмиграции до февраля 1945 г. К середине 1930-х гг. численность русской эмиграции в Болгарии в результате возвращения на Родину, переезда в другие страны и естественной убыли заметно сократилась. В СССР вернулось около 11 тыс. человек.

По данным различных болгарских историков, в 1929–1930 гг. их насчитывалось от 21,5 до 23 тыс., а в 1938–1939 гг. – от 15,5 до 18,2 тыс.^[121].

В Софии существовал русский православный храм во имя святителя Николая Чудотворца, построенный как храм российской дипломатической миссии (заложен в сентябре 1907 г., освящен 11 сентября 1914 года). В 1920-х гг. русские беженцы проводили в нем богослужения^[122].

Управлял эмигрантскими общинами в Болгарии выдающийся архиерей и богослов владыка Серафим (Соболев). 19 февраля 1921 г. он переехал в эту страну из Турции, а в апреле Патриарх Тихон назначил его управляющим русскими приходами в Болгарии с титулом епископ Богучарский. Представляет несомненный интерес следующий рапорт Управляющего русскими православными общинами в Болгарии, епископа Дубенского Серафима от 6/19 ноября 1929 года следующего содержания:

В делах Русского Архиерейского Синода имеется список всех иерархов Российской Церкви, санкционированный властью св. Патриарха Тихона. Из этого списка явствует, что я перемещен св. Патриархом Тихоном и Синодом Русской Церкви с Дубенской кафедры на кафедру уездного города Воронежской губернии и Богучара. С этого момента, как мне стало об этом известно, я считаю незаконным именоваться Дубенским. Поэтому покорно прошу Русский Архиерейский Синод разрешить мне именоваться впредь Богучарским.

Это именование мне желательно и потому, что некоторые из заграничных русских архиереев и евлогианствующие руководители бывшей местной оппозиции открыто заявляли, что я не принадлежу к числу канонических епископов Российской иерархии. Наименование меня Богучарским покажет всю несостоятельность подобных заявлений, так как будет свидетельствовать о назначении меня на Богучарскую кафедру главною центральною властью Российской Церкви во главе с Свят. Патриархом Тихоном^[123].

В справке к рассматриваемому делу говорилось о том, что в экземпляре списка иерархов Российской Православной Церкви, полученном из России, из архиереев, пребывающих за границей, кроме архиепископа Полтавского Феофана говорилось и об Управляющем русскими православными общинами в Болгарии, Преосвященном Серафиме (Соболеве), епископе Дубенском. Он был указан как бывший ректор Воронежской духовной семинарии