Санкт-Петербургская духовная академия

Научный редактор:

Михаил Витальевич Шкаровский — доктор исторических наук, преподаватель Санкт-Петербургской духовной академии, главный архивист Центрального государственного архива Санкт-Петербурга.

Рецензенты:

Андрей Александрович Кострюков – доктор исторических наук, кандидат богословия, ведущий научный сотрудник Научно-исследовательского отдела новейшей истории Русской Православной Церкви, доцент кафедры истории Русской Православной Церкви Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.

Виктор Иванович Косик — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института славяноведения Российской академии наук.

Предисловие

В последнее время не ослабевает интерес к такой, неизвестной прежде, главе нашей истории, как жизнь русского православного мира за границей в 20-40-е гг. ушедшего века. В связи с открытием для исследователей большинства государственных и церковных архивов выросла объективность исторических трудов. Это позволило историкам перейти от крайних политизированных оценок к выработке общих, научно обоснованных позиций. Учеными проделана большая работа по изучению истории РПЦЗ, однако до сих пор целый ряд важных тем остается неизученным. Мы пока еще недостаточно представляем себе повседневную епархиальную жизнь русских православных приходов в это время за границей.

Материалы журналов заседаний Архиерейского Синода РПЦЗ дают для этого богатый материал. Заседания Синода проходили регулярно, два раза в месяц, почти всегда в одинаковом составе. В них хорошо отражены повседневные, насущные дела и заботы русских православных приходов по всему миру, при этом с принципиальными общецерковными проблемами соседствуют, на первый взгляд, совсем незначительные вопросы, – что и создает своеобразную атмосферу той непростой эпохи. Различные аспекты деятельности высшего органа управления РПЦЗ, Архиерейского Синода, рассматриваются в соответствующих главах: «Юрисдикционные разделения», «Межправославные связи и межконфессиональные контакты», «Дисциплинарные и судебные дела», «Бракоразводные дела», «Подготовка к Соборам», «Финансовые вопросы», «Образовательная и издательская деятельность».

Другой важный источник, совсем недавно в полном объеме ставший доступным всем интересующимся читателям, – журнал «Церковные ведомости», официальный орган РПЦЗ. Он издавался с 1922 по 1930 год под редакцией Е. И. Махароблидзе. В журнале публиковались послания Соборов и Синода Зарубежной Церкви, Определения Соборов, указы и другие материалы. Например, такие важные документы ВЦУ в Москве, возглавляемого Патриархом Тихоном, как указ № 362 и указ № 348 (349), в России были опубликованы гораздно позднее. Кроме официальных документов, «Церковные ведомости» печатали свидетельства о религиозной жизни в Советском Союзе, получаемые из самых разных источников. Большая заслуга в этом принадлежит редактору журнала Е. И. Махароблидзе, который готовил публикации на основе своих личных связей с представителями российского епископата и духовенства. Из номера в номер на протяжении нескольких лет издавалась подготоволенная им рубрика «Положение Св. Патриарха Тихона и Русской Православной Церкви в России», имеющая подзаголовок: «Общий обзор по телеграммам, агентурным сведениям и частным письмам». Эта серия статей представляет огромный интерес и содержит множество живых подробностей о самых актуальных вопросах церковной жизни того времени. Мы сочли возможным широко процитировать этот материал в главе 2 «РПЗЦ и Россия: отношения с Московской Патриархией и советским правительством».

Мы надеемся, что после прочтения этой книги жизнь наших православных соотечественников, вынужденных столетие назад уехать на чужбину, но не забывших свой язык и свою веру, станет ближе и понятнее сегодняшним гражданам России.

Глава 1
Епархиальная жизнь

Первые страны эмиграции^[1] (Тунис, Марокко, Египет, Турция, Духовная Миссия в Иерусалиме)

После поражения белого движения и иностранной интервенции в Крыму в ноябре 1920 года генерал-лейтенант барон П. Н. Врангель, главнокомандующий силами Юга России, отдал приказ об эвакуации. Франция подписала с генералом Врангелем конвенцию о приеме под свое покровительство армии и флота. В качестве некой материальной гарантии со стороны россиян рассматривался доход от продажи военного и гражданского морского имущества^[2].

Врангель смог в одну неделю, от 12 до 18 ноября 1920 г., перевезти 145 693 человека, из которых 6628 раненых и больных, на 138 военных и торговых судах, русских или иностранных,

– пишут исследователи^[3].

Под французскими и Андреевскими флагами русский флот направился к Константинополю. К середине ноября 1920 г. на Босфоре в ожидании дальнейших распоряжений сосредоточилось 126 судов русского военного и торгового флота. Около 100 тысяч человек составляли военные и 50 тысяч – гражданские. 60 тысяч чинов армии было отправлено с сохранением военной организации и с оставлением части оружия в особые военные лагеря, где французским правительством им был обеспечен паек. Это были лагеря в Галлиполи, Чаталджи (Турция), на греческом острове Лемнос. Около 30 тысяч военных отправились в различные славянские государства. Турция, Сербия, Болгария, Румыния и Греция соглашались принять гражданское население. Пять кораблей, имея на борту примерно четыре с половиной тысячи человек, направились в Египет, где были размещены в лагерях, устроенных англичанами^[4].

Тунис

После этого количество и состав оставшихся в Константинополе военных судов уже не могли по-прежнему считаться флотом. Приказом командующего вице-адмирала Михаила Александровича Кедрова от 21 ноября 1920 года флот был переименован в Русскую эскадру. Дальнейшая ее судьба оказалась связана с Тунисом. В период с 22 декабря 1920 по 17 февраля 1921 г. эскадра под командованием контр-адмирала Михаила Андреевича Беренса в составе 33 боевых кораблей (два линкора, два крейсера, 10 эсминцев и др.) и одного парохода в тяжелых погодных условиях совершила героический переход. Пунктом назначения стал североафриканский порт Бизерта, который тогда принадлежал Франции. На линкоре «Генерал Алексеев» были перевезены 345 гардемаринов и кадетов Морского корпуса, находившегося в Севастополе.

В декабре 1920 г. из Ревеля (Таллина) в Тунис совершил переход последний боевой корабль Балтийского флота под Андреевским флагом – сторожевое судно «Китобой». Всего в Бизерте первоначально поселились более пяти тысяч моряков и членов их семей, в том числе 700 офицеров^[5].

…По своему составу контингент беженцев наполовину состоял из крестьян, казаков и рабочих. Другая половина была представлена офицерами флота, членами их семейств, а также «лицами интеллигентных профессий» – инженерами, докторами, юристами, священниками, чиновниками, студентами и т. п.^[6]

С 1881 г. Тунис фактически являлся французской колонией, и все внешние связи страны осуществлялись через Париж. На территории Туниса до 1920 г. проживало не более ста русско-подданных (по переписи иностранного населения Туниса 1906 г., – всего 70 русских)^[7]. Тунис не имел такой длительной истории отношений с Россией, как Египет, – этим отчасти объясняется та нелюбезность, с которой встретили здесь русских эмигрантов.

Согласно указанию французских властей, всякая связь с берегом была запрещена, корабли были объявлены на карантине. Почти два месяца беженцы провели на кораблях, томясь в ожидании решения своей судьбы… Офицеров обезоружили с самого начала карантина и первое время держали под строгим надзором. Местная тунисская пресса встретила эскадру довольно холодно…

В дальнейшем отношение к русским менялось в лучшую сторону, тем более что их количество уменьшалось с каждым годом^[8].

Когда карантин был снят, всем желающим предложили списаться с кораблей и перейти на беженское положение. Таких оказалось около тысячи человек. Один из кораблей, «Георгий Победоносец», был переоборудован в «плавучую гостиницу». Этот старый линейный корабль постройки 1892 г. предварительно подготовили для повседневной жизни нескольких сотен человек, в основном женщин, детей и пожилых людей. Он стоял в канале у самого города, что позволяло его «постояльцам» свободно спускаться на берег. Жизнь этих людей на броненосце в течение почти четырех лет, их школа, церковь, праздники ярко описаны в воспоминаниях Анастасии Ширинской^[9]. Первая русская православная церковь была основана именно здесь, а значит, по субботам и воскресеньям здесь собиралась большая часть колонии.

Церковные службы первоначально проходили на специально оборудованной для этих целей палубе линкора «Георгий Победоносец» и в корабельных храмах других судов: линкора «Генерал Алексеев», крейсеров «Кагул» и «Алмаз»^[10].

На русских кораблях в Тунис прибыли епископ и 13 православных священников, в том числе главный священник эскадры протоиерей Георгий Спасский. Именно он уже в 1921 г. начал переписку с властями Франции о юридическом оформлении русского православного прихода в Тунисе^[11]. Корабельная церковь на «Георгии Победоносце» была в конце октября 1924 г. перенесена в город и размещена в арендованной квартире на улице Анжу. Эта домовая церковь, как и прежняя корабельная, была освящена во имя святого великомученика Георгия Победоносца; она просуществовала до 1938 г.^[12]

Стоит сказать несколько слов о Севастопольском Морском корпусе. Он был перевезен в Бизерту со всем оборудованием и учебной базой и в полном составе: 60 преподавателей, 17 офицеров-экстернов, 235 гардемаринов, 110 кадетов, 40 членов команды и 50 членов семей^[13]. Это учебное заведение можно с полным правом назвать уникальным.

Обучение было поставлено на таком высоком уровне, что диплом выпускника бизертского Морского корпуса признавался достаточным для поступления в высшие учебные заведения Европы, куда и направлялись в основном кадеты после выпуска…^[14]

Первые пять лет корпус размещался на горе Гибер, в трех километрах от Бизерты, в старом военном форте Джебель Кебир.

В одном из помещений форта в том же г. была устроена гарнизонная церковь святого Павла Исповедника – небесного покровителя Санкт-Петербургского Морского корпуса, основанного в XVIII веке… Убранство было взято из корабельного храма линкора «Генерал Алексеев»^[15].

Настоятелем церкви служил протоиерей Георгий Александрович Спасский, который входил в состав Временного Высшего Церковного Управления на Юге России (ВВЦУ) и участвовал в первом заседании Управления за границей – 19 ноября 1920 г. на пароходе «Великий князь Александр Михайлович» в порту Константинополя^[16].

Морской корпус был ликвидирован по требованию французских властей 25 мая 1925 г., – пишет исследователь. – Тогда же оказалась закрыта и гарнизонная церковь святого Павла Исповедника^[17].

Летом 1922 г. французские власти ужесточили требования к военным и морякам… С кораблей был изъят весь боезапас, численность личного состава сократилась до 500–550 человек. К 1923 г. из числа 34 судов эскадры осталось в Бизерте 18 боевых вымпелов… В качестве погашения прежних долгов России французы отдали частным судовладельцам восемь военных кораблей, а также одиннадцать транспортных и торговых судов, ранее входивших в став Черноморского флота^[18].

В течение всего периода с 1921 по 1924 г. французы уводили то одно, то другое судно в свои порты. Это негативно сказывалось на моральном духе эмигрантов. Существуют даже сведения о большом числе самоубийств и помешательств на эскадре:

За весну 1921 г. насчитали 6 случаев самоубийства и 8 «случаев умопомешательств»^[19].

Существование эскадры как боевой единицы продолжалось вплоть до конца 1924 г., по выражению А. А. Ширинской, «года всех разлук». 29 октября в 17 часов 25 минут последний раз прозвучала команда «Флаг и гюйс спустить». В этот день военно-морской префект Бизерты контр-адмирал Эксельманс, прибывший на эсминец «Дерзкий», объявил собравшимся командирам кораблей и офицерам о признании Францией СССР и прекращении какой-либо поддержки эскадры местными властями. С этого момента все русские моряки и гражданские лица переводились на берег и становились беженцами, а на кораблях выставлялись французские караулы^[20].

В 1930 г. французы приступили к демонтажу оставшихся судов. «В 1936 г. был передан на слом последний русский корабль – линкор „Генерал Алексеев“»^[21].

Часть русской общины перебралась из Бизерты в Тунис. Там в доме № 60 на улице Сельер, бесплатно предоставленном М. Баккушем, в 1922 г. было оборудовано помещение для церкви, освященной во имя Воскресения Христова. Сюда доставили иконостас с крейсера «Кагул», церковную утварь и иконы из корабельных храмов^[22].

По словам историков, эскадра являлась системообразующим фактором жизни русских в Тунисе до середины 20-х гг.^[23] Вместе с нею закончился важный этап жизни русских эмигрантов. В середине 1920-х гг. большая часть прибывших с эскадрой военных покинули страну. Согласно переписи 1926 г., «общее число русских в Тунисе составило 876 человек, из них 700 взрослых (500 мужчин и 200 женщин)»^[24].

В начале 1930-х гг., после гибели почти всех кораблей, у русских морских офицеров зародилась мысль построить в Бизерте православный храм, который был бы одновременно и памятником Черноморской эскадре —

последнему военно-морскому соединению Российской империи под Андреевским флагом, благодаря которому в дни крымской катастрофы десятки тысяч русских беженцев спасли свои жизни^[25].

Доклады по неотложным церковным делам поступали в Канцелярию Архиерейского Синода буквально со всего мира. Только за четыре месяца 1922 года были заслушаны рапорты священников с Кипра, Афона, из Египта, Польши, Болгарии, Румынии, Латвии, Литвы, Китая. Первые сведения о Бизерте появляются в Журналах заседаний Архиерейского Синода во второй половине 1920-х годов. В мае 1926 года (в журнале ошибочно 1925 год, вписано от руки), откликаясь на просьбу об оказании материальной помощи русской православной церкви в Бизерте, Архиерейский Синод постановил выдавать из синодальных сумм по 100 фр. фр. в месяц в течение 6 месяцев, начиная с 1 /14 июня^[26]. В сентябре ктитор русской православной церкви в Бизерте В. Алмазов выразил благодарность за назначенное Архиерейским Синодом пособие для названной церкви и просил Синод обратиться к Сербскому правительству с просьбой о выдаче кредита для храма, с целью обслуживания сербских могил в Бизерте. Синод поддержал просьбу и обратился в Министерство веры Королевства СХС с просьбой о выдаче небольшого кредита на обслуживание названных могил^[27].

В июне 1927 года в ответ на ходатайство Архиерейского Синода об отпуске средств из бюджета Королевства СХС на пособие для священника русской православной церкви в Бизерте, обслуживающего сербов и могилы сербских воинов, был получен положительный ответ и уведомление Заместителя Министра Веры Королевства СХС. Об этом постановили сообщить для исполнения ктитору русской православной церкви в Бизерте, «возбудившему ходатайство о субсидии»^[28].

В октябре 1929 года староста русской православной церкви в Бизерте В. Алмазов обратился с прошением об оказании денежного пособия русскому храму, которому в свое время было назначено пособие по 100 фр. в месяц на 1927 и 1928 годы. В справке указывалось, что «за 1927 г. Пособие уже выслано, а за 1928 год еще не высылалось». Синод постановил: «1. Выслать при первой же возможности пособие за 1928 год. 2. Продлить таковое пособие и на 1929 год»^[29].

Марокко

Существование русских церквей на канонических территориях восточных Патриархатов зависело от договоренности с главами этих Церквей.

Появление русской общины в Марокко стало возможным благодаря тому, что в этих местах в 1926 г. оказался греческий архимандрит Василий (Левандос), ехавший из Иерусалима в США через Касабланку, он-то и совершал первые службы для русских. В 1927 г. из Парижа специально для русских был прислан иеромонах Варсонофий (Толстухин), устроивший полноценный приход^[30].

Интересно, что у истоков создания и строительства Воскресенского храма в Рабате стояла местная арабская семья. Не имея никаких средств для приобретения земли, иером. Варсонофий неожиданно получил помощь от одного исцеленного знатного араба, Шерифа Хусейна Джебли. Русский священник помолился над больным марокканцем, и тому стало лучше. Это сочли за чудо, и араб фактически подарил необходимый для строительства участок земли в районе Babe Temara^[31]. «Таким образом, в августе 1932 г. на земле, чудесно приобретенной за 1 франк, воздвигнут был храм стоимостью в 60 000 франков. При храме выстроена колокольня за 25 000 франков и возник домик за 25 000 франков»^[32]. Этот пример воодушевил русских эмигрантов на создание православных приходов в других местах.