Трое двенадцатилетних подростков направляются на футбольное поле, где будет проходить урок физкультуры. При этом двое из них, подтянутые ребята, идут позади третьего, полноватого, и насмехаются над ним.
– Так ты решил попытаться поиграть в футбол? – подчеркнуто презрительным тоном обращается к жертве один из насмешников.
В этот момент, по всем законам социальной жизни мальчиков среднего школьного возраста, дело начинает пахнуть дракой. Полный мальчик останавливается, закрывает на миг глаза и делает глубокий вдох, словно настраиваясь на предстоящее столкновение. Затем он оборачивается и говорит спокойным, ровным тоном:
– Да, решил попытаться. Но я не очень-то хороший футболист. – Помолчав, он добавляет: – Зато я классно рисую – что хочешь могу изобразить. – А потом, указав на обидчика, говорит: – А вот ты, ты и правда круто играешь, просто феерично! Хотел бы и я когда-нибудь так научиться, да куда мне. Но, если буду пытаться снова и снова, может, смогу играть получше.
И тогда обезоруженный насмешник отвечает вполне дружелюбным тоном:
– Ну, не настолько уж ты и плох. Может, я как-нибудь покажу тебе пару приемчиков…
Этот короткий разговор представляет собой пример блестящего применения социального интеллекта[232]. Вместо драки у участников появился приличный шанс стать друзьями. Художник с нестандартной фигурой отстоял свою позицию не только в социальном водовороте средней школы, но и в куда более деликатном соревновании – невидимом перетягивании каната между его мозгом и мозгом насмешника.
Сохранив хладнокровие, целеустремленный художник не поддался на провокацию, не ответил агрессией на насмешку, а, наоборот, навязал обидчику собственный дружелюбный настрой. Это можно назвать мастерским социальным поведением, проявлением высокоразрядного нейронного джиу-джитсу[233], в ходе которого общая для парней эмоциональная “химия” из враждебной трансформировалась в доброжелательную.