– Люди говорят, он даже толком не жил – за исключением внутренней жизни.
– Но это уже много! У него по крайней мере есть воображение.
Признаться, я немного знаю об Эдварде Моргане Форстере, как о писателе и как о человеке. Вернее, стоит сказать, немного знала. А впрочем, может, стоит оставить настоящее время? Едва ли триста с небольшим страниц романа-биографии можно счесть близким знакомством.
Роман описывает эпизод жизни Э. М. Форстера, связанный с его посещением (или вернее путешествиями) в Индию. А также освещает события, вдохновившие его на посещение этой страны.
В процессе повествования мимо читателя проходит вереница исторических событий: Первая Мировая война, беспорядки в Индии и Египте. Не скажу, что освещение городов Индии или Александрии показалось мне исчерпывающим, пусть и в призме восприятия главного героя. Но можно прикоснуться к атмосфере. То тут, то там проскальзывают интересные моменты.
Однако главное темой романа является не индийские приключения писателя, а раскрытие его второго «я»», его принадлежности к «меньшинству» (как он не устает напоминать). Скажу коротко: я очень, очень пожалела, что в свое время читала труды Фрейда. Что касается отображения этого в книге – в целом вышло лучше, чем я думала. Временами читать было откровенно неловко – как будто нашел чей-то личный дневник или открыл чужую дверь в неподходящий момент – ощущаешь себя наблюдателем. Пожалуй, моя мораль тоже несколько узковата – потому что делить такие интимные подробности с кем-то третьим – а третьим в тот момент оказывается читатель – для меня как минимум смущающе. Хотелось закрыть книгу, выпалить «Извините, я просто мимо проходила» и быстро ретироваться.
И все же, учитывая, что это роман-биография и важен прежде всего герой, каким я его увидела?
Ограниченным и неопытным
Выросший в рафинированном мирке, где единственными действующими лицами были авторитарная мать и ее подруги, получивший элитное образование в Кембридже, он слишком привык полагаться на царящие там этические нормы. Все свои чувства, недостатки, волнения – все, что хоть как-то отличалось от того, что он мог увидеть в семейном кругу и в компании кембриджских знакомых, – Морган считал аморальным. Но дело было не в неестественности его порывов и переживаний, а в скудности привычной ему морали.
«Оказалось, в нем уживаются две личности, и одна из них, о которой даже не догадывалась вторая, вполне цивилизованная составляющая его «я», представляла собой буйное чудовище, примитивное и алчущее, для которого стихией был лес, но не город».
Только в нем есть такая двойственность? Неужели?
Кажется странным, что человек, считавшийся писателем-романистом; человек, побывавший в стольких странам мира, имеет настолько скудное представление о человеческой природе, чтобы считать столь уникальным существование своей «примитивной личности». Все его отношение к себе заставляет меня усомниться в его способности вообще создавать романы.
«Он сравнивал себя с другими литераторами: жизнь этих людей определял настоящий голод, неутомимое стремление понять жизнь в слове и воплотить понятое средствами языка. Подобный голод был чужд Моргану. В том, что он писал, всегда присутствовало нечто надуманное, требующее усилия воли».
Признаться, я не понимаю, как он писал. Любовь, чувства, отношения между людьми – тут мало фантазии. Можно не выходя из комнаты написать детектив с лихо закрученным сюжетом, можно не пользуясь устройствами сложнее телефона придумать космические корабли и телепортацию, потому что на действия или предметы человеческого воображения, если оно, конечно, есть, вполне хватает. Но показать чувства, если ты ни разу их не испытывал – разве так бывает? Можно сколько угодно рассказывать человеку о том, что такое любовь – он ведь все равно не поймет. Да он и не должен – это не то, что можно объяснить, просто потому что эмоции для каждого свои и нет универсальных терминов, способных упаковать их в красивую словесную коробочку и вручить получателю. А как читатель поверит в то, во что не верит автор?
Безвольным и слабохарактерным
"Себе он казался человеком без хребта, неспособным определить свою сущность хотя бы для того, чтобы в ней разочароваться".
Все, абсолютно все Морган делает с оглядкой. На мать, на друзей, на целый мир. Он даже, когда злится, бьет посуду только в воображении. Шаг вперед – два назад. «На меня ВСЕ смотрят», «Они ВСЕ знают» – он каждую минуту использует чертовски выборочную проекцию. «А хорошо было бы…Но нет, нет, так нельзя – это нехорошо».
Говорить себе так каждый день, 24 часа в сутки – так и с ума сойти недолго.
Одиноким
В этом Моргану не было равных. Квартиру, что он снимал в Египте, он назвал Домом Уютного Одиночества. Это можно сказать про всю его жизнь. Он настолько боялся своих желаний, что не допускал даже мысли, что о том, втором Моргане станет известно миру. Пара-тройка друзей и дневник – вот и все, с кем он мог хотя бы поговорить. Он точно знал, что счастлив не будет. Те люди, которых он любил (слово «влюблялся» было бы уместнее), не могли дать ему то, что он хотел.
В книге описаны его отношения с двумя мужчинами, которых он любил. Если верить автору, первый – Масуд – считал Моргана своим лучшим другом, а второй – Мохаммед – любил его. Я не поверила ни в то, ни в другое. И это делает Моргана в моих глазах еще более неудачно-несчастным. По сути, кроме воображения у него ничего и не было. Я уверена, что его не любили и не уверена, что любил он. Вот такой неутешительный итог.
«Свет, упавший на зеркало под определенным углом, уничтожил отражение зала, отчего казалось, что Моргана окутывает белоснежно-белая пустота. Закованный в лед снежный пейзаж, на который тем не менее солнце изливает свои бесцветные лучи. Вот оно, арктическое лето: все мертво и неподвижно и тем не менее распахнуто в небо».
P. S.: Пусть им и не уделено много внимания, меня заинтересовали Вирджиния и Леонард Вульф - несколько фраз, но можно набросать портрет этих людей. Вообще больше Форстера меня заинтересовал сам автор - Дэймон Гэлгут. Порой роман напоминал автобиографию, но только если бы Форстер говорил о себе в третьем лице, приходилось напоминать себе, что написал это совсем другой человек.
Особенно заинтриговало посвящение: Э. М. Форстер свою "Поездку в Индию" посвятил "Сайеду Россу Масуду и семнадцати годам нашей дружбы", а Д. Гэлгут свое "Арктическое лето" - "Риязу Ахмаду Миру и четырнадцати годам нашей дружбы".