Глава 4
Совет

Элегиар.

2152 год, осень.

С тех пор прошло почти полгода. Элегиар еще спал, окутанный предрассветным, сырым туманом, однако в эти ранние часы вот-вот готова была свершиться история юга.

Минуя дворцовый парк, по-осеннему красно-рыжий, краснолицые рабы доставили носилки Иллы Ралмантона до входа. Там он с помощью ступенечки вылез, одетый в свое лучшее платье: черный шелковый наряд был усыпан в плечах рубинами, гагатами и подбит у ворота и на широких рукавах беличьими животиками, – и медленно побрел внутрь, стуча тростью по плитке.

В главном зале мирно дремал Черный Платан, подпирающий своей кроной потолок. Здесь еще царила сонная и приятная глазу полутьма. Лампы, висящие на колоннах, были черны, а сильфы внутри них лишь иногда дрожали скромным светом: то вспыхивая порой, как звезды, то затухая.

Трость меж тем продолжала стучать и стучать, отдавая эхом в пустых коридорах. И вот советник уже поднялся на четвертый этаж Ратуши, миновал анфиладу коридоров, пока не подошел к высокой, арочной двери с вырезанным на ней платаном.

Это была Мраморная комната – гордость и жемчужина дворца. Здесь проводились все королевские совещания и сборы консулата. Каждый васо этого зала был исписан золотом и черным мрамором. Золото обрамляло стены и проходы; оно бликовало с восходом солнца, что заглядывало через прямоугольные окна, разливалось светом и оттеняло мрачность черного мрамора.

Вход туда охраняли четверо нагов, и, увидев приближающегося Консула, они как один склонили свои головы в приветствии. А после с трудом раскрыли створки дверей.

Тут же с другого конца коридора, еще утопающего в предрассветном сумраке, тоже явилась фигура в воздушных одеждах, на которых пламенели столь любимые элегиарцами рубины. Фигуру сопровождала свита преимущественно из магов. Возглавлявший ее архимаг, будучи равным по статусу, но моложе Иллы, первым коснулся лба и поприветствовал того по-южному:

– Да осветит солнце твой путь, достопочтенный Ралмантон… Ты и здесь в числе первых: ни свет ни заря.

– В нашем деле, достопочтенный Наур, – ответил Илла, улыбаясь. – Всегда важно быть подготовленным и поспевать везде, где это необходимо. Иначе сама жизнь обгонит нас. И я тебя тоже, к слову, приветствую; да благоволят Праотцы.

– Воистину, – склонил голову Абесибо.

Два консула еще некоторое время ленно беседовали перед отворенными дверьми. Беседовали они сначала о приятной осени, о таинственной смерти одного из Наместников Дюльмелии, а потом перешли к драке между мастрийскими и эгусовскими приезжими в харчевне Элегиара. Там отошли к праотцам больше сотни человек. Призрачные гримы еще долго ходили в том квартале, втягивая их души, пока мертвецов не унесли на мясные рынки.

Во время беседы архимаг, не сдержавшись, зевнул. Он все ночь корпел над трудами своего деда, известного исследователя Бабабоке Наура. А после он ухмыльнулся.

– Что же им еще делать, этим несчастным мастрийцам, – сказал он, – У их земель на юге хохочут и бесчинствуют, как у себя дома, юронзии. А в мастрийском дворце сидит дряхлый безумный король, который умудрился в безобидной стычке на Куртуловском озере потерять последнего наследника. И это с их численным превосходством-то в двести магов… О, этому королевству без короля только и остается, что доказывать свою мощь в тавернах!

Позже архимаг стал спрашивать, сколько мрамора извлекают рабы Иллы с его рудников, а тот, в свою очередь, ответив, поинтересовался делами семьи своего собеседника.

– Моя супруга, как и следует хорошей женщине, опекает меня, мой дом, быт и детей. Мой старший сын Морнелий готовится на днях заменить почтенного Йертена на его должности. Сирагро отбыл за Желтые Хребты для контроля свежекупленных рудников, о чем ты уже, вероятно, догадался, – отвечал Абесибо, и губы его растягивались в вежливой полуулыбке.

– А что же младший Мартиан? Еще в канцелярии?

– Еще да… – с неким пренебрежением отозвался архимаг.

– А твоя прелестная дочь, чья красота, по слухам, превзойдет даже красоту прелестницы Марьи? Не отдана ли уже ее рука какому-нибудь благодетельному мужу?

– Пока в отчем доме.

Абесибо не любил говорить ни о своем младшем сыне, ни о дочери, а потому собирался уже сам спросить насчет здоровья советника, но тут в коридор буквально вбежал Дзабанайя Мо’Радша. Все сразу повернулись в его сторону – уж так бурно кипела в мастрийском после энергия.

Дзабанайя, в своей маске древесного сприггана, укрытой алым шарфом, подлетел к консулам и поздоровался в глубочайшем поклоне. Илла ответно покровительственно улыбнулся, едва кивнув головой. Абесибо же вздернул брови.

– Мо’Радша. Вижу, вы прониклись модой Элегиара и тоже стали носить маску? – заметил сухо он.

– Я провожу здесь большую часть года! – вежливо, но пылко ответил посол. – Поэтому чувствую себя уже полноценным элегиарцем!

– Тем не менее вы – уроженец Нор’Мастри, а маски принято носить кровной аристократии Золотого Города, а не приезжим послам. Зачем вам эта маска? Уж не забыли ли вы, где родились и откуда прибыли, и, главное, зачем?

– Сердцем я все еще в Бахро, а душой – уже здесь! Да и вы сами, если я не ошибаюсь, были рождены в Апельсиновом саду, который семьдесят два года назад еще принадлежал Нор’Эгусу.

– И что с того, если я вырос в Байве? Вы пытаетесь уколоть меня этим? – резко отозвался Абесибо.

– Отнюдь, что вы, достопочтенный… Я лишь деликатно обратил внимание на некоторые моменты. Но давайте замнем этот безрезультатный спор…

И мастриец Дзабанайя, дабы не разжигать и без того горячий характер архимага, склонил голову для покорного примирения. Однако Абесибо смотрел уже не на него, а на картину в руках сопровождающих посла людей, закрытую черной тканью.

– Что это? – спросил он.

– Ах, это… Подарок… – отозвался мягко посол.

Абесибо Наур опять ничего не ответил, лишь настойчиво продолжил смотреть на увесистый подарок высотой по грудь. Заметив это, люди из свиты посла, кожа цвета меди которых была таковой из-за родства с юронзиями, сынами пустыни, смерили его недобрым взглядом и встали перед картиной, чтобы заслонить ее от его взора.

Послышались приближающиеся шаги. Тотчас коридор заполонила густая толпа из прислуги. Впереди всех медленно брел король Морнелий Молиус. Его уже давно прозвали и в народе, и среди придворных Слепым, а потому он шел, держась за руку супруги. Они оба: и король, и королева, – были облачены в черные, расписанными древесным рисунком мантии до пят.

Скуластое и белое как снег лицо королевы Наурики обнимал со всех сторон платок. Так ходили все замужние знатные женщины Элегиара – прятались от мира, как бабочки в куколке. Прятались они, правда, не так тщательно, как это предписывалось у тех же мастрийцев или эгусовцев, но и не так вольно, как северяне.

Верхнюю часть лица короля Морнелия укрывал шелковый платок, чтобы спрятать от всех белые глаза.

– Ваше величество, – хором сказали Илла и Абесибо.

– Все собрались, Наурика? – спросил Морнелий.

– Нет, дорогой мой супруг. Ждем Кра, Рассоделя, Дайрика и Шания, – ответила королева и погладила своего слепого мужа по украшенному драгоценными камнями рукаву.

– Рассвет уже наступил?

– Нет.

– Хорошо. Ждем.

Король первым вошел в Мраморную комнату, где высокие колонны подпирали куполообразный потолок с обеих сторон зала. Посередине комнаты стоял длинный стол из платана с золотыми ножками в виде корней. Колонны, как и свод потолка, тоже украшала резьба черненым золотом. За королем также последовали и Илла и Абесибо, оставив свои свиты за порогом.

С первым лучом солнца, от которого зал засверкал золотом, подобно солнцу, явились и оставшиеся члены консулата, управляющего Элейгией.

Первым пришел Кра Крон, прозванный Чернооким – консул казны, радетель над сводом законом, а также самый памятливый ум королевства. В народе говорили, что, во-первых, Кра держал в памяти любой документ, когда-либо увиденный им, вплоть до точек, и мог отличить оригинал от подделки с первого взгляда. А во-вторых, в отличие от своих собратьев, он умел говорить кратко и по существу, за что снискал еще большее признание, чем за свою памятливость.

И вот этот ворон в объемной мантии заглянул в зал и медленно зашел, стукая коготками лап, украшенными золотыми кольцами, по мраморному полу. Он взобрался на свой стул с корнями-ножками и нахохлился.

– Приветствую вас, ваше высочество и достопочтенные консулы, – скрипяще каркнул он. – Утро сегодня впервые за 27 лет было туманным, но я надеюсь, что это не коснется наших решений, и они будут ясны, как небо в день Шествия Праотцов.

Вторым подоспел Дайрик Обарай, королевский мастер ядов, в черной, как ночь маске, выгравированной в виде коры. Он прошелестел темными одеждами, на которых единственным пятном был золотой шарф, и изящно присел за стол.

За ним последовал широкоплечий оборотень в черном плаще, скрепленном фибулой в виде дерева. Это был военный консул Рассодель Асуло. Он упал своим задом на стул и растянулся в нем, предварительно гулко поприветствовав короля, королеву и консулат.

Самым последним стал пожилой наг Шаний Шхог. В накидке до бедер, с золотыми наручами и широким красным поясом, охватывающим змеиное тело, он обвил стул кольцами и водрузился на него. Шаний отвечал за связь с другими королевствами, и его чин носил имя – дипломат.

Король, советник, архимаг, веномансер, казначей, военачальник и дипломат – семь консулов расселись за столом. Во главе стола устроился Морнелий, как первый из всех, как правитель, освященный самим Прафиалом еще на заре мира.

В зале осталась и королева Наурика, которая повсюду сопровождала своего слепого мужа и была ему глазами и ушами. Пара писарей-воронов расположились поодаль, у колонны, за столами поменьше, а перед ними встала гвардия. Все прочие покинули Золотую комнату, как того требовали правила.

Створки высоких дверей гулко захлопнулись. Совет начался.

Король обвел незрячим взором пространство перед собой, словно пытаясь понять, все ли здесь, все ли готовы внимать ему, и неторопливо сказал:

– Я приветствую вас, достопочтенные консулы. Сегодня мы собрались по крайне важному вопросу… Его решение… Его решение изменит течение истории и повлияет на всех нас… без исключения.

Он прервал свою нудную речь, лишенную всякого чувства, и замер. Его слабовольная челюсть отвисла, и Наурика смахнула из уголка его губ слюну. Морнелий некоторое время молчал, отчего все консулы нахмурились, и после неприятной заминки продолжил:

– Нор’Эгус и Нор’Мастри, наши соседи, встали на путь кровопролитной войны. Их силы почти равны. Два этих великих королевства желают заполучить нас в союзники… Они хотят завершить длящуюся уже два года борьбу. Борьбу… Кхм… Наурика, подай вина.

Король прокашлялся и попытался нащупать кубок на столе. Его жена услужливо подвинула чашу к Морнелию, дабы тот будто бы самостоятельно смог найти ее. Сделав глоток, он замолк, чтобы набраться сил. Снова раздражающая тишина. Он опять хлебнул вина, затягивая молчание.

Наконец, Илла Ралмантон постучал тростью по полу, привлекая к себе внимание.

– Если изволите, ваше величество, я продолжу, – сказал он.

– Продолжай… – радостно кивнул король. И тут же обмяк в кресле, потерявшись в своих мыслях.

– Благодарю вас. Итак, полгода назад мы уже вели здесь беседу с послом из Нор’Эгуса, Хошши Го’Бо, который явился на замену Шаджи Го’Бо. Того самого Шаджи, который, будучи представителем своего королевства, пал до попытки отравления и убийства одного из консулов. То есть меня, если кто не знает… – Илла криво усмехнулся. – Однако новый посол утверждал, что его брат Шаджи явно сошел с ума, ибо изначально он был отправлен для заключения мира, но никак не развязывания войны. Он утверждал, что Нор’Эгус желает доброго союзничества и готов сделать нам великий дар – Апельсиновый сад.

Все вокруг, кроме дипломата, ехидно улыбнулись. Битва за Апельсиновый сад случилась в 2088 году. Тогда Элейгия отобрала этот пограничный город с магическим источником у Нор’Эгуса и с тех пор владела им на правах сильного: выстроила крепость, оснастила гарнизон. Однако Нор’Эгус все эти сто лет продолжал утверждать, что, дескать, Апельсиновый сад на деле принадлежит ему. В свете той истории благодушное предложение змеиного короля выглядело как издевательство.

Военачальник гулко произнес:

– Что же я слышу? Предложить Апельсиновый сад, который и так уже принадлежит нам? Это очень «щедро» со стороны Эгуса. Хах, что же, по их мнению, тогда есть мерило скупости?

– Их мерило – это наша потребность в войне, – отозвался Илла. – На наших рынках цены на рабов растут не по дням, а по часам. Эгусовцы прекрасно понимают, что так или иначе, но мы должны будем вмешаться в соседские распри. Нам нужны рабы. Нам нужен доступ к Рабскому Простору. Незатратная война с большим количеством пленных – вот наше мерило, и эгусовцы готовы дать нам это. Они же обязуются разрешить проблему с Рабским Простором в кратчайшие сроки, – и он криво улыбнулся. – Ну а Апельсиновый сад – это в довесок, так сказать. Как подарок.

– Разве мастрийцы мешают нашим караванам проходить на Рабский Простор? – спросил военачальник.

– Нет, – ответил Илла, – Они пока придерживаются договора на пропуск караванов. Дело в юронзиях, в дальнем Юге. Раньше нам продавали невольников на Рабском просторе сами же дикари, которые находились в состоянии вечной войны друг с другом. Однако в последние годы они стали сливаться в одно большое племя для набегов на север. Их лидером был некий Рингви Дикий из западных красногорцев, хозяин руха. Тогда он был явной угрозой, и мастрийцы устранили его, подкупив его брата, Бау, прозванного Верблюдом.

– Так в чем проблема? Старый порядок восстановлен… Племена разбежались! Я еще летом прикупил через них пятьдесят шесть сатриарайцев.

– Проблема в том, что в начале этой осени Бау закололи во время пира в шатре. Это сделал пятнадцатилетний сын Рингви, собрав вокруг себя сторонников. Племена снова объединяются. С месяц назад Рабский Простор разгромили, а рабов освободили – торговые пути теперь под контролем десятков тысяч дикарей. Из-за войны мастрийцам не хватит сил, чтобы выгнать их оттуда, поэтому в последний месяц поток невольников в Нор’Мастри почти иссяк. Мы это пока не чувствуем, но, поверьте, после дня Гаара наши рынки опустеют.

В зале воцарилось молчание. Сведения были свежи. Осень только-только собиралась смениться зимой, а Илла Ралмантон, как обычно, уже знал все раньше всех. Теперь все обдумывали, как захват Рабского Простора, главного торжища рабами, отразится на ценах. И насколько плоха ситуация?

Меж тем ворон Кра Черноокий нахмурился и заворошил перьями, затем каркнул:

– Давайте будем честны с советом, достопочтенный Ралмантон! Ваши речи излишне спокойны. Уменьшение количества рабов – это не одна из причин, почему нам нужно участвовать в войне. Позвольте мне выступить перед советом, ваше величество.

– Мы вас слушаем, – отозвался король, вскинув голову, уроненную доселе на чахлую грудь. – Говорите, достопочтенный ворон… Говорите же…

Ворон поднялся.

– Так вот. На деле уменьшенный приток рабов – это не просто причина нам искать войны. Это бедствие! Это начало предсмертной агонии Элейгии! На данный момент цена негожего раба – двенадцать серебрянников. Здорового – от тридцати. Это составляет уже не месячный доход обычного ремесленника, а сезонный, то есть цена выросла в три раза! То есть как минимум половина горожан: вампиров, оборотней, нагов, – уже не могут себе позволить покупать рабов даже на пропитание. И мы сделали подсчеты в казначействе на ближайший год. Там все еще хуже!