Перевод с английского Татьяны Савельевой

Фото на обложке -

Санкт-Петербургский государственный универститет

© Давид Мандель, 2020

© «Пробел-2000», 2020

© Школа трудовой демократии им. Г.Я. Ракитской

Школа трудовой демократии им. Г.Я. Ракитской

119361 Россия. Москва. Улица Озерная, 25-287

1. Предисловие

В 2012 году Владимир Путин, избранный на третий президентский срок, после четырехлетнего пребывания в должности премьера-министра (во избежание изменения Конституции) и после волны беспрецедентно массовых протестов издал «майские указы», в которых, среди прочего, обещал повысить к 2018 году заработную плату врачам, научным сотрудникам и преподавателям вузов до 200 процентов от средней заработной платы в регионе^[1]. А 30 декабря того же года правительство утвердило «дорожную карту» в сфере образования, из которой выяснилось, что повышение зарплаты будет происходить не за счет вливания дополнительных государственных средств, а за счет «оптимизации», в результате которой в вузах будет сокращено до 44 % преподавательских ставок. Частично это объяснялось прогнозируемым уменьшением количества поступающих в вузы.^[2]

Так открылся новый период ускоренных реформ высшего образования. Эта книга рассказывает о том, как реформы повлияли на положение преподавателей вузов, и о коллективных усилиях некоторой их части объединиться в независимый профсоюз для защиты своих профессиональных интересов и представления о том, каким должно быть высшее образование.

Помимо интереса, присущего теме книги, исследование этой конкретной стороны социальной политики государства позволяет лучше понять природу самого российского государства, а также состояние «гражданского общества» России, в частности, класса эксплуатируемых трудящихся, к которому относятся и преподаватели вузов (пусть, может быть, не всегда осознавая это).

Политика, которую проводит российское правительство в сфере образования, присуща не только России. За последние несколько десятилетий схожая политика, в той или иной степени и форме, проводится во многих странах. Зарубежные преподаватели вузов, которые будут читать эту книгу, наверно узнают похожие тенденции в своей стране и в своем вузе. Однако редко они приобретают столь гротескную и разрушительную форму, как в России.

Неолиберализм, какими бы ни были его идеологические оправдания, является по сути политикой буржуазии, когда она не сталкивается с действенным сопротивлением трудящихся^[3]. В России есть сопротивление, но по историческим и современным причинам оно весьма слабое. Поэтому обстановка, сложившаяся в сфере высшего образования, может послужить предостережением всем тем, кто разделяет гуманистическое представление о высшем образовании.

Данное исследование проводилось на протяжении нескольких лет, в том числе в течение довольно длительных пребываний в России, во время которых я проводил интервью и многочисленные неформальные беседы с университетскими преподавателями и профсоюзными активистами. Я также участвовал в образовательной деятельности их профсоюза, в профсоюзных встречах, конференциях и протестах. В этой книге используются как правительственные, так и профсоюзные документы, опубликованные научные исследования, а также публикации в СМИ и сообщения в социальных сетях.

Поскольку я не считаю возможным нейтрально относиться к существенным проблемам классового общества, полагаю необходимым представить собственную идеологическую позицию. Я член профсоюза Квебекского университета в Монреале, первого профсоюза преподавателей вузов Канады, и активно участвую в его борьбе за права преподавателей и гуманистическое видение высшего образования. В России я много лет принимаю участие в образовательной деятельности Школы трудовой демократии им. Г.Я. Ракитской.

Несмотря на свои идеологические убеждения, я старался в этом исследовании использовать все доступные мне материалы, не выбирая и не искажая факты в угоду предвзятой позиции.

Февраль 2020 г.

2. Краткий исторический обзор государственной политики в сфере высшего образования

2.1 Советский период^[4]

В советском обществе к преподавателям университетов относились с уважением, а само преподавание в университете считалась престижной профессией. В этой экономически относительно эгалитарной системе (даже учитывая материальные привилегии номенклатуры) зарплата доцента, самой многочисленной категории преподавательского состава, была примерно в два раза выше средней зарплаты. Кроме того, доцент мог рассчитывать на получение квартиры. Профессор получал в два раза больше доцента.^[5] Премиальная часть зарплаты была сравнительно невелика и стабильна.

Хотя от преподавателей обычно ожидалась некоторая публикационная деятельность, большинство университетов, за исключением нескольких элитных учреждений, занимались преимущественно преподавательской деятельностью, а более серьезные исследования проводились в институтах Академии наук. Таким образом, если аудиторная нагрузка была относительно большой -300 и более академических часов^[6] у доцента (и 120–150 у профессора), с ней можно было справиться. В некоторых вузах, таких как МГУ, каждый четвертый семестр освобождался для исследовательской деятельности.

Оглядываясь в 2017 г. на советский период, В. Афанасьева, в то время профессор философии Саратовского государственного университета, вспоминает: «Но ведь когда в восьмидесятых я задумывалась о карьере, быть профессором было не только интересно и почетно, но и очень практично. В самом деле, занимался профессор любимым делом; работал с виду совсем немного (часа эдак три в неделю), а зарплату получал как норильский шахтер; мог позволить себе кооператив в центре города и дачу на Волге, а за отпускными приходил в кассу с чемоданчиком – в портфель деньги не поместились бы. Профессоров уважали, их почитали, о них рассказывали легенды, каждый из них был уникален, неповторим и поэтому любим».^[7]

В Советском Союзе не было концепции «tenure».^[8] Но если преподаватель получал должность, он мог рассчитывать на то, что останется в вузе в течение всей жизни, если только не будет высказываться против политики или идеологии властей. Членство в партии, добиться которого представителям интеллигенции в поздний период существования Советского Союза было нелегко (в отличие от рабочих, которые подчас отказывались от настойчивых приглашений вступить в партию), было обязательным для преподавателей идеологически чувствительных дисциплин, таких как экономика, история или философия, находившихся под строгим политическим контролем. Социология, запрещенная при Сталине, возродилась после его смерти, но не как теоретическая, а, скорее, как прикладная дисциплина (сбор фактов и их обработка). Все социологические исследования в СССР проводились по разрешению либо парторганов, либо КГБ. Ничего похожего на свободно задуманные и свободно осуществлённые социологические измерения не существовало. В СССР была строгая цензура, и не существовало возможности своими силами тиражировать какой-либо текст, в том числе и сугубо научный. Курсы лекций по изучению марксизма (казенной его версии) и по истории партии были обязательными для студентов всех дисциплин.

Власть в системе образования, как и во всех социальных и политических сферах, была сильно централизованной. Организационные и финансовые решения принимались централизованно и исполнялись под контролем. В университетах и более специализированных вузах, подчинявшихся различным отраслевым министерствам, сильное базисное образование сочеталось со специализированным обучением, готовившим студентов к будущей работе. Обучение было бесплатным, а студенты, которые хорошо учились, получали стипендию, в дополнение к которой часто можно было найти подработку летом. Работа по специальности по окончании вуза была гарантирована благодаря государственному распределению, но зачастую в неблагоприятных условиях и с низким заработком^[9].

Преподаватели вузов, если только они не являлись членами парткомитета учреждения или не занимали административных должностей, не участвовали в принятии важных решений. Самые важные решения принимались не в вузах, а центральными органами, в том числе решения о дисциплинах и предметах преподавания, квотах на зачисление студентов в вуз, образовательных стандартах, рабочей нагрузке и вознаграждении труда.

Членами Профсоюза работников народного образования, высшей школы и научных учреждений были все, кто работал в этой сфере, в том числе и начальство. Эта организация была на практике составной частью государственного аппарата и администрации вуза. Основная его деятельность сводилась к распределению социальных благ. Во время горбачевской перестройки государственный контроль над образованием был несколько смягчен, но профсоюз так и не стал самостоятельным и не изменил своей основной функции.

Октябрьская революция открыла доступ к высшему образованию детям и взрослым из рабочей и крестьянской среды. Хотя главный акцент власть делала на роли образования в формировании квалифицированной рабочей силы для экономического развития страны, она в то же время подчеркивала его гуманистическую миссию духовного развития личности и общества в целом^[10]. Негативной стороной проповедуемого гуманизма была неприкрытая «идеологизация»^[11] высшего образования, которая включала обязательные занятия по казенному «марксизму-ленинизму», истории компартии, и тому подобному.

В советское время родители зачастую вкладывали значительную энергию и материальные ресурсы для того, чтобы обеспечить своим детям доступ к высшему образованию, которое в широких массах считалось престижной целью. Было широко распространено вечернее и заочное образование, предоставлялись особые условия для рабочей молодежи, поступившей на такую форму обучения. Студенты интересовались прежде всего учебой, а не тем, чтобы найти высокооплачиваемую работу (на производстве работа, не требовавшая высшего образования, зачастую оплачивалась лучше). Для тех, кто учился на дневном отделении, университетские годы стали одним из самых запоминающихся периодов их жизни, а дружба, начавшаяся в эти годы, часто длилась всю жизнь.

С другой стороны, студенческая молодёжь была организована в Комсомоле – тоталитарную молодёжную организацию. Комсомол давал пространство для приложения молодёжного энтузиазма, но и зорко контролировал политические взгляды и идеи. Комсомол использовался для подавления не только инакомыслия в молодёжной среде, но зачастую и просто «нестандартности», индивидуальности студентов.