Глава 1

POV Антон

Здесь темно, как в шахте – это всё, что нужно знать о нашем подъезде. Обычно темнота меня не пугает, я давно уже не маленький мальчик, верящий, что в шкафу или под кроватью живут монстры, которые только и ждут момента, когда я высуну ногу из-под одеяла, чтобы схватить меня и утащить в свой злодейский мир.

Но сегодня вечер тридцатого декабря. Через тридцать шесть часов страна взорвётся салютом и криками с поздравлениями. Ещё один год прожили. Так держать!

А у меня нет настроения. Ещё один год прожил, а ничего не изменил. Я даже на шаг не приблизился к исполнению своего заветного желания.

Кто-то назовёт меня трусом, и я не буду их за это бить. Наоборот, я позволю треснуть себе по лбу, чтобы привести в чувства, и пнуть под задницу, дабы заставить ускориться.

Я преодолеваю первый лестничный пролёт, стараясь не издавать звуков. В подъезде гробовая тишина, и мне кажется, что нарушать её – кощунство. Никогда не был расхитителем гробниц, и становиться им в предновогодний день не намерен.

Всё же понимаю, что без кусочка света не попаду домой в целости и сохранности. Обязательно оступлюсь, и новый год проведу в чудовищной очереди районного травмпункта. Перспектива так себе, но лучше у меня всё равно нет.

Я отказался от поездки с родителями. И тому было две причины. Во-первых, я уже большой мальчик, и раз уж взялся жить отдельно, то и не должен мешать родителям, наконец, зажить своей жизнью.

Тянусь за телефоном, чтобы включить фонарик. Поднимаю голову. Резкий вдох. Делаю шаг назад, едва не свалившись с последней ступеньки. Травмпункт ко мне явно неровно дышит и взывает всеми фибрами искалеченной души.

А моя душа встрепыхнулась, словно раненая птичка в руках спасителя. И вторая причина моего пребывания в тёмном подъезде, а не на горнолыжном курорте стоит прямо передо мной.

Я не вижу её полностью, лишь профиль маленького личика, освещенный голубым светом ручного фонарика. Задерживаю дыхание, чтобы избавиться от всех запахов, которые застряли в носоглотке. Затем шагаю вперёд, делая глубокую затяжку. Это срабатывает.

Рецепторы улавливают нежный аромат лаванды. Он на всю жизнь отпечатался в закромах сознания, как принадлежащий этому миниатюрному существу, больше напоминающую лесную нимфу, чем обычную девушку.

Лена.

Мы впервые встретились пять лет назад, когда я с родителями заселился в квартиру. Спустя три года они сменили место локации на просторный дом в пригороде, а я остался самостоятельной личностью.

Я столкнулся с ней вот так же в подъезде. Она подняла на меня свои большие лазурные глаза, и мне показалось, что я вновь оказался на островах, где когда-то отдыхал с родителями. Такие красивые и невероятно грустные.

– Приветик, не знал, что здесь такие красотки проживают! – Я улыбнулся ей, подмигнул, сразу решив броситься в омут по самые уши. Но в ответ получил лишь едва заметное движение плеч и подозрительный взгляд.

Чуть позже я узнал, что в тот день были похороны её бабушки, и стало жутко стыдно за мой нелепейший подкат. Хотя отмотать время назад не удалось: первое впечатление обо мне у неё сложилось прискорбное.

Так и началось наше знакомство. И отношения за пять лет не сдвинулись ни на йоту.

– Привет, – говорю я тише обычного, чтобы не напугать девушку, но она всё равно шарахается в сторону.

Закусываю губу, не удивляясь. Это её обычная реакция на меня.

Настороженность. Недоверие.

Я не могу осуждать. Я подошёл к ней сзади в тёмном подъезде – конечно, любая испугается. Хочется треснуть себя по лбу. Что за идиот? Рядом с Леной я превращаюсь в долбоклюя.

– Привет, – сипло отвечает она, немного сжавшись.

Вот так и проходит наше обычное общение.

Включаю фонарик на телефоне.

– Новогодняя почта? – Сегодня я особенно настырный. Тянусь к своему ящику, заметив выглядывающую белую бумагу. – Пришло ли письмо от Деда Мороза?

– Нет ещё, – сегодня и она произносит больше слов.

Мне хочется завязать разговор. Я хочу поговорить с ней. Мне мало просто редких взглядов и ещё более редких приветствий.

Лена поспешно достаёт журнал из ящика и прячет его за спину. Смотрю на её тоненькие пальчики с аккуратно подстриженными ноготками и не покрытыми лаком. Так необычно в наши дни. В моей группе у всех девчонок обязательный шеллак. И ногти такие длинные, словно они готовятся на роль Росомахи в голливудском блокбастере. Мне временами кажется, что они в шаге от того, чтобы выколоть себе глаз. Или мне, когда подходят слишком близко.

Мне не нужно видеть обложку журнала, чтобы узнать его название. Я вижу его каждый месяц в её ящичке. Меня интересовало всё, что связано с этой печальной девушкой. В один из таких дней моё любопытство победило, и я достал журнал, чтобы посмотреть.

«Чудо-клубок».

Журнал о вязании. На обложке была девушка-подросток в вязанной ярко-жёлтой кофте. Она улыбалась во весь рот и держала в руках спицы и клубок.

Лена любит вязать. А иначе зачем из года в год оформлять подписку? Да и любовь к печатному журналу выглядит очень мило, ведь девушки, которых я знаю, всю информацию находят в интернете.

На ней красивая розовая вязаная шапочка. Многие ходят в таких, но мне кажется, что она связала себе сама. В тон шапке шарф и варежки, которые сейчас лежат на соседских ящиках. Думаю, что это тоже её работа. Интересно, если попросить, Лена смастерит что-то для меня?

– Новые схемы для вязания свитера с оленями? – шучу я, но тут же понимаю, что не время для моих приколов.

Кирпич на мою дурную голову, сам ты олень!

Даже при таком скудном освещении видно, как бледные щёки вмиг покраснели. Лена смутилась.

Олух, вот я кто!

Мне нужно просто закрыть рот, и, возможно, она пробудет рядом чуть дольше, прежде чем скроется за дверью своей квартиры, оставив меня на крыльце своего маленького, но жутко уютного мирка. Не спрашивайте, откуда я знаю. Я просто так чувствую.

Я хочу забрать свои слова обратно, но поздно кричать гоп, когда уже вписался мордой в забор, через который должен был перепрыгнуть.

– Да, наверное, – медленно отвечает Лена, затем тянется к своим варежкам. Она засасывает свою губу, а я жадно впитываю её движения. – Ну, пока.

И прежде чем я успеваю ей ответить, Лена разворачивается и немного пружинисто взбегает по лестнице вверх.

– Пока, – беззвучно прощаюсь я, глядя на то место, где она пару секунд назад стояла.

Должно случиться чудо, чтобы мы смогли хотя бы подружиться. На большее я уже не рассчитываю. Хотя я вру сам себе. Сердце отбивает только одно желание. Это далеко не дружба.

Я возвращаюсь к своему ящику. Достаю белое письмо со странными марками, словно из Советского Союза, и картинкой на половину конверта, с изображением мальчика и девочки в пионерской форме, наряжающих ёлку.

Я поднимаюсь на третий этаж, вхожу в свою квартиру, заинтересованно вертя конверт. Включаю свет хлопком. Быстро стягиваю пуховик и шапку, наспех вешаю на вешалку, возвращаюсь к письму.

Вскрываю его не слишком аккуратно, спешу. Внутри нахожу письмо на бумаге с налётом желтизны. Я читаю первые строки…

«Ленок, моя дорогая внученька…»

Так, стоп.

Ленок? Внученька?

Это явно не ко мне.

Переворачиваю конверт, чтобы убедиться, что адрес мой. Да, всё верно. Может, произошла какая—то ошибка? Квартирой ошиблись, всякое бывает.

Снова смотрю первые строки.

Ленок – это Лена?

Я знаю только одну…

А что если письмо адресовано моей соседке?

Я тут же вскидываюсь. Вот мой шанс постучаться в её дверь, чтобы торжественно вручить письмо.

От бабушки…

Но ведь её бабушка умерла пять лет назад, а на конверте свежие даты. Из надёжных источников, всезнающих бабулек у подъезда, я знаю, что все её родственники, включая родителей, бабушек и дедушек, умерли, сделав её круглой сиротой.

Шире раскрываю конверт, чтобы найти какую-нибудь зацепку. Но там больше ничего нет.

Мороз по коже. Словно весточка с того света.

Если я припрусь к Лене с письмом, она, должно быть, решит, что я – псих. Я бы и сам так решил.

Возможно, речь о другой Лене.

Да, такое вполне может быть, и это самое верное объяснение. Вот только я не собираюсь бродить по дому в поисках какой-то там Лены.

Пробегаюсь взглядом по содержимому письма, надеясь, что содержимое поможет выйти на след получателя. Но лишь озадаченно хмурюсь. Бред какой-то.

Кладу конверт на тумбу, затем вздыхаю. Чуда не случилось. Плетусь на кухню, словно приплюснутый таракан, чтобы сделать себе кофе. Или что покрепче…

Глава 2

POV Лена

Временами я себя ненавижу. Вот как, например, сейчас.

Почему я не смогла посмеяться и открыть свой рот, чтобы легко произнести ответную шутку? Что-то вроде:

– Конечно, хочешь, свяжу тебе такой свитер? Они очень модные в этом сезоне.

Нет же, вместо этого я закрылась, словно ракушка, у которой собираются украсть жемчужинку. Глупая, нет ему никакого дела до меня. И жемчужины тоже нет. Он просто приветлив с соседкой не только по подъезду, но и по лестничной клетке.

Мы пять лет живём напротив друг друга, а всё, что я о нём знаю – это то, что Антон очень красивый, милый парень. Он каждый раз здоровается со мной, как и полагается воспитанному парню. А я в ответ веду себя странно и неприветливо. Шлёпаю глазами и губами, словно рыбёшка, выброшенная штормом на берег.

При встрече с ним я теряюсь и смущаюсь. Мне кажется, что я вот-вот зареву: иа-а-а, как полоумная ослица. Чтобы этого не дай бог не произошло, спешу скрыться с его глаз.

Пару лет назад я увидела у нашего подъезда фургон с названием транспортной компании, а из его квартиры выносили мебель и вещи. Помню, что жутко испугалась. Я не хотела, чтобы он исчезал из моей жизни, как это сделали все, кого я любила. Не нарочно, конечно, но они это сделали.

Мне казалось, что всё не так уж плохо, и пол не шатается под моими ногами, пока я знала, что в соседней квартире живёт он.

Глупо, ведь я Антона вообще не знаю. Но мне дороги секундные встречи в подъезде. Каждое из них я храню в памяти, холю и лелею. А уж если удаётся перекинуться хотя бы двумя словами, как сейчас, я вставляю эти воспоминания в рамочку и по несколько раз в день любуюсь. До следующей встречи.

У него такие притягательные карие глаза и мальчишеская задорная улыбка. Я так не улыбаюсь. Просто не способна. Его голос по-мужски мягкий, он никогда не был со мной груб. Даже в утренние часы, когда мы, словно зачарованные чудовища, ещё не превратились в нормальных людей.

Я принюхиваюсь и понимаю, что в носу до сих пор кружит аромат, исходивший от него сегодня. Новый год пахнет именно так. Мандарины и хвоя, словно он съел килограмм цитрусовых и пообнимался с елью в лесу.

Я люблю эти ароматы, готова вдыхать снова и снова, хотя у меня аллергия на цитрусовые, а дома никогда не было настоящей ёлки, только старая и искусственная, доставшаяся мне по наследству от бабушки.

От неё мне много чего досталось, включая эту квартиру. Но вместе с ней перешла старая мебель, сменить которую я пока не могу, будучи простой студенткой. Ещё повсюду атрибутика бабушкиной несостоявшейся карьеры, за которую её чуть не посадили в тюрьму в советское время.

Ясновидящая, гадалка, экстрасенс – называйте, как хотите. Но она занималась тем, что рассказывала людям их судьбу, помогала лечить болезни и делала ещё кучу всякой всячины.

Только вот приёмы она не вела, но не отказывала тем, кто приходил за помощью по совету знакомых.

В теперь уже моей квартире найдётся вся необходимая утварь: и карты, и непонятные косточки, свечки, странные символы, амулеты, статуэтки. Обобщая скажу: всё, что душе угодно.

Даже самый ярый скептик сдастся перед такими атрибутами. Бабушка за свою помощь денег не брала. Состояние квартиры, точнее, полное отсутствию ремонта и новой мебели в нём, подтверждает мои слова.

По классике жанра, должна быть ещё кошка, которая будет смотреть в пустую стену, словно видит там то, чего не можем мы.

Её нет. Бабушка не особо жаловала этих представителей фауны.

Я аккуратно опускаю сумку на комод. За ней следует журнал. Чтоб ему пусто было!

И не раздевшись, прохожу в зал. Меня манит конверт, который я нашла в своём ящике. Я слишком нетерпелива. Кто мог отправить мне письмо?

Конверт старый. У бабули таких было много. Она не признавала инновацию, не доверяла социальным сетям, как и её подружки.

Зато почта вселял им доверие. Чудные они, старушки.

Поэтому они переписывались проверенным способом до самой бабушкиной смерти. После её похорон я написала всем и получила ответные письма с соболезнованиями.

Может, я кого-то забыла? И теперь какая-нибудь старушка интересуется, куда пропала её подружка по переписке. Сразу отметаю это предположение, ведь прошло уже пять лет.

Вскрываю конверт, поддев место склейки ногтем. Оно легко поддаётся, и вот я уже достаю немного пожелтевшие страницы. И тут же окунаюсь в бабушкин каллиграфический почерк. Он никогда не сравнится с моими закорючками, сколько бы я ни подражала ей.

«Ленок, мой дружочек, сегодня прохладно, да? Одевайся теплее».

От первых строк коленки дрогнули, а в желудок словно что-то грохнулось. Тяжёлое.

Я опускаюсь в любимое бабушкино кресло, а теперь и моё. Глаза словно два кролика бегают по тексту. Родной голос звучит в голове, но я словно слышу, как он отражается от стен.

«Я всегда говорила тебе, что буду рядом. Я никогда не оставлю тебя. Но вот прошло пять лет. Странно. По ощущениям не больше пяти минут…»

Нет, годы тянулись слишком долго и одиноко. Квартира опустела без неё.

«Я знаю, что поживешь ты хорошо. Поступила в университет. Я тобой горжусь! Мой дружок, ты умница! Ты станешь хорошим доктором и спасёшь много жизней. Но сейчас я хочу позаботиться о твоей…»

Бабуля…

Почерк точно её. Я не могу перепутать.

Сердце бьётся неровно. Под ложечкой засосало. А глаза уже защипало от слёз, которые я с таким усердием сдерживаю каждый день.

«Я подготовила для тебя подарок, и пришло время отдать его тебе. Смотри внимательно».

Подарок? Бабушка приготовила мне подарок?

Рука сама тянется к последнему подарку, который она вручила мне. Красивая серебряная цепочка и подвеска в форме ключика. Искусная ювелирная работа.

Закусываю губу, оттягиваю её, пока не чувствую боль. Смех вырывается из горла одновременно с всхлипом и слезами.

Руки дрожат, я переворачиваю лист. Брови сдвигаются и нависают над переносицей. Я ничего не понимаю, лишь буравлю непонятные символы.

Нет, я лгу. Уже всё поняла.

На самом деле эта простая схема, на которой лишь два объекта. Две квартиры напротив. Моя и Антона.

Мой подарок у него? Что за чушь? Это чья-то злая шутка?

Если это так, я найду шутника, и ему не поздоровится!

Вскакиваю на ноги, шагаю обратно к двери. Приходится привстать на цыпочки, чтобы посмотреть в глазок. Ничего не видно. Темнота.

Шумно вздыхаю. Переворачиваю лист туда-сюда, словно это поможет мне разобраться.

Становится жарко. Я вспоминаю, что ещё не разделась.

Хватаюсь за ручку. Может, стоит сходить в соседнюю квартиру и спросить?

Только вот, что я должна сказать?

– Моя умершая бабушка прислала мне письмо, в котором сказала, что здесь мой подарок. Ты не отдашь мне его?

Чепуха!

Я при Антоне даже двух слов не могу связать, а тут целые предложения, да ещё такие глупые.

Злюсь на себя. Резко разматываю шарф, закидываю его на вешалку. Скидываю пальто и срываю шапку.

Письмо сжимаю в руке, но так чтобы не помять. Замираю в нерешительности.

Что делать?

Вместо того чтобы бросить к соседской двери, я проверяю, закрыла ли замок. Прислоняюсь затылком к двери, испускаю вздох.

Бабуля, что за шалость после смерти?

Глава 3

POV Лена

– И ты вот так запросто лежишь на диване в позе тюленя?

Морщусь от звонкого голоса подруги. В моей квартире всегда тишина. Если прислушаться, что можно услышать паучка, который плетёт новогодний узор в углу комнаты.

Нина Окулова. Девушка с красивой фигурой. Не намного выше меня, но по её собственному убеждению на целых десять сантиметров. У неё светлые волосы, молочная кожа и милые веснушки.

Рядом с ней как никогда оттенены мои тёмные волосы и смуглая кожа. Цыганские корни дают о себе знать. Моя мама была классической красавицей, как и бабушка. Меня же от них отличают нос и глаза отца. А ещё от неизвестного достался рост и телосложение.

Я поднимаю глаза на девушку, протягиваю руку, чтобы забрать письмо.

Нина – моя лучшая и единственная подруга с неизвестных времён. Серьёзно. Я не знаю, когда мы начали дружить. Тысячу лет назад. Сколько я себя помню, рядом всегда была Нина.

Бабушка называла нас Ленок и Нинок. Она любила говорливую девчонку. И девочка отвечала ей полной взаимностью.

В современном мире это редкость. Дружба. Без какой-либо выгоды или условий. Мы просто всегда были рядом, что бы ни происходило. Будь то выпавший молочный зуб, двойка по математике, первая неразделённая любовь Нинок или смерть бабушки.

Вчера я не стала ей звонить, но сегодня она сама пришла меня проведать и позвать с собой. Новый год ведь! Каждый год одно и то же.

Нина приходит вот уже пятый год, пытается уговорить меня отметить с ней. Но она всегда празднует с родителями и кучей родственников.

В прошлом году я сдалась и поехала с ней к ним на дачу. Пожалела. Раз, наверное, тысячу. Ко мне весь вечер прихрамывал её двоюродный брат. Вовка.

Прихрамывал в прямом смысле. Он навернулся с лыж и повредил ногу, поэтому подвыпив и расхрабрев, хромая, ходил за мной по пятам. Когда Нина это заметила, она живо поставила его на место.

Подруга опускает бумагу на мою протянутую ладонь. Я снова вглядываюсь в написанные строки.

– Что я, по-твоему, должна делать?

Нина поджимает губы и выдыхает сквозь раздувшиеся ноздри. Она садится на диван рядом со мной.

– Ты просто обязана сходить к соседу и узнать. – Нина бьёт руками по сиденью. – Я бы на твоём месте уже давно дверь ему вынесла.

– Во-о-о-т бы он обрадовался, – протягиваю я, а Нина смеётся над моей ремаркой. – То есть ты хочешь, чтобы я вломилась в чужую квартиру, потому что так велела моя покойная бабушка? – Я потрясла письмом. – Ау, это весточка с того света! К тому же ещё неизвестно, бабуля ли это написала. А вдруг это чей-то злой розыгрыш?

– Нет, – подруга покачала головой, – это точно её почерк. Я узнаю его даже спустя сто лет. – Она указала на текст. – Посмотри на эту Й! С тех пор, как научилась писать, я пытаюсь повторить эту чёрточку, и у меня ни разу не вышло даже что-то близко похожее.

Она права. Мы с ней часами выводили буквы, когда проходили Букварь, стараясь подражать бабуле, но у нас не получалось. И тогда были слёзы. Много детских наивных слёз.

Бабуля никогда не ругала нас за закорючки и не утешала, она лишь посмеивалась и приговаривала, что почерк – это в жизни не главное.

По крайней мере, не в жизни врача – это сто процентов. Проучившись два года в медицинском, могу с уверенностью это подтвердить.

– Эх, жалко, что для меня послания нет, – вздыхает Нина. Она вдруг грустно улыбается и оглядывает комнату. – Ты вообще ничего не изменила, да? Всё словно замерло в тот день. Почему ты не выкинешь это барахло?

– Почему это не изменилось? – надуваю щёки, соперничая с рыбой-шаром.