Посвящается тем, кто пережил боль и вышел из нее еще сильнее.

Моей матери и сестре – за все.

© Смирнова М.В., перевод на русский язык, 2023

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Примечание от автора

Эта книга основана на реальной истории. Не на моей истории, но на чьей-то еще. Важно то, что изрядная часть этих событий произошла на самом деле.

Просто радуйтесь, что это не случилось с вами.

Пролог

Когда медсестра отлепила от спины девушки ночную рубашку, лицо женщины побледнело: на нежной подростковой коже были прорезаны красные линии, заполненные кровью. Свернувшаяся жидкость уже начала стягивать плоть и идти трещинами. Багровые шрамы были четкими и ровными. Девочка никак не могла сделать это сама.

Это сделали с ней.

Медсестра смотрела на переплетение линий: порезы образовывали пятиконечную звезду. Перевернутую. Вокруг нее на коже девочки был вырезан круг.

Знак Сатаны.

Медленно и очень осторожно медсестра надела на пациентку чистую хлопковую ночнушку. Потом дрожащей рукой достала телефон, сделав несколько шагов назад по застеленному линолеумом полу, как будто желая оказаться подальше от израненного тела девушки. Обычно на территории больницы не разрешалось пользоваться сотовыми телефонами, но это, похоже, была чрезвычайная ситуация, для которой допускались исключения.

Когда на другом конце линии взяли трубку, медсестра резким тоном прошептала:

– Вам лучше приехать побыстрее.

Часть первая

Мир ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе.

Эрнест Хемингуэй. Прощай, оружие

Глава 1

Желтовато-коричневый кусочек кукурузных хлопьев выглядел одиноким островком в полупрозрачном море двухпроцентного молока. Наблюдая на экране телефона, как он дрейфует по тарелке, я пыталась понять, почему хлопья не тонут, как бы сильно они не размокали. По крайней мере, я не видела, чтобы они тонули.

Мой телефон плохо умел фотографировать с близкого расстояния, поэтому мне и нужен был новый, настоящий фотоаппарат, но я могла бы увеличить резкость снимка фильтрами – если бы только сумела нормально поймать кадр.

– Никаких телефонов за столом, – напомнила мне моя младшая сестра Даниэль из-за своей тарелки с хлопьями. Ей было одиннадцать лет, и она была очень строгой. Она была права – наша мама не любила, когда мы разговаривали, писали сообщения или фотографировали что-либо во время еды, но эта картинка просто идеально вписывалась в кадр.

ЩЕЛК.

Я бунтовала против мира в мелочах.

«Натюрморт» – так я озаглавила серию снимков. Я собирала, чтобы приложить к заявлению на поступление в Чикагский институт искусств следующим летом по специальности «Цифровая фотография». Я хотела привлечь внимание людей к повседневным моментам, которые мы воспринимаем как должное, чтобы они внимательно всмотрелись в то, что отметают как обыденность.

Дани прищурила глаза. Я не хотела признавать ее победу, но было еще слишком рано, чтобы спорить. Я сунула телефон обратно в карман винтажных вельветовых брюк, которые купила в «Гудвилле»^[1], и зыркнула на нее – мол, попробуй только пожаловаться маме.

Дани, решив не продолжать конфликт, снова принялась листать журнал InStyle^[2].

– Я приеду, как только смогу. Спасибо, Конни.

Когда мама завершила звонок, на ее лице было странное выражение. Она совершенно не умела скрывать свои чувства. Эту черту она, к сожалению, передала мне.

Когда на твоем лице явственно написано, что именно ты чувствуешь, это очень не кстати, особенно в пятнадцать лет. В прошлом я не раз жестоко расплачивалась за эту особенность, влипая в неловкие ситуации: допустим, я не сумела скрыть на выпускном балу в восьмом классе, как мне горько от того, что у Лукаса О’Доннела уже есть девушка. Или в тот раз, когда у меня на лице большими буквами читалось, что моя соседка Стейси Пикман выглядит ужасно толстой в новых джинсах. Но хуже всего получилось прошлой осенью, когда я стояла возле спортзала со своим лучшим другом Айзеком Кимом и у меня непроизвольно отвисла челюсть: я услышала, как Ларисса Делиберо описывает минет, который она сделала Эрику Манну. В мельчайших подробностях. Ларисса поймала мой ошеломленный взгляд и прокомментировала: «Очевидно, кое-кто никогда не делал минет». Ее свита приспешниц рассмеялась, присоединяясь к ее мнению: «Может быть, тебе стоит посмотреть порно, прежде чем заводить парня. Если у тебя вообще будет парень». Ларисса была права: я никогда не делала минет. Конечно, я целовалась с несколькими мальчиками, но дальше этого не заходило. Я даже не была уверена, что хочу в ближайшее время.

«Джулс, – прошептал тогда Айзек, – тебе нужно контролировать свое лицо».

В тот вечер я начала практиковаться в том, чтобы не демонстрировать на лице все свои чувства. Каждый вечер я стояла перед зеркалом, вспоминая о радостных, грустных, неприятных вещах и при этом стараясь сохранять нейтральное выражение лица. С тех пор у меня это стало получаться лучше. Конечно, все еще неидеально, но по крайней мере не так плохо, как у мамы. Двигаемся маленькими шажками.

– Что случилось? – спросила у мамы моя старшая сестра Хелен, входя на кухню и одновременно набирая сообщение на своем телефоне.

На ней были твидовый пиджак и юбка, на мой взгляд немного не сочетающиеся друг с другом, но, несмотря на это, наряд был ей к лицу. Она унаследовала высокий рост и стройную фигуру моей мамы, поэтому ей шли любые вещи. А еще у нее были прямые рыжевато-каштановые волосы, как у мамы. Я тоже унаследовала этот каштановый цвет волос, как у всех в нашей семье, но, к сожалению, мои волосы никак не могли определиться: то ли им быть прямыми, как у Хелен, то ли виться, как у Дани. Поэтому они представляли собой что-то среднее – беспорядочно пушились и путались, и никакие уходовые средства не могли их укротить.

Не отрывая глаз от телефона, Хелен поставила рюкзак с книгами на кухонный стол, толкнув мою миску с хлопьями так сильно, что молоко едва не выплеснулось мне на рукав.

– Эй! – возмутилась я, но Хелен проигнорировала мое восклицание, смеясь над чем-то, что прочитала на экране телефона.

Хелен всегда умудрялась игнорировать меня – как дома, так и в школе. Она училась в старших классах на твердые «хорошо» и «отлично», считалась умницей, при этом была капитаном команды по хоккею на траве и собрала вокруг себя свиту, как истинная королева.

Я же, просиживая часами над домашним заданием, получала «хорошо», только если мне везло, и практически не участвовала в волейбольных матчах. И хотя я не была совсем уж непопулярной, но и не отличалась высоким статусом в школьных кругах. Конечно, у меня была компания: Айзек, который был отличным лучшим другом, и несколько девочек, с которыми я была знакома по волейбольной команде. В прошлом я пыталась подружиться с другими девушками, но почему-то ничего не получалось: либо я ляпала что-нибудь не то, либо оказывалась слишком молчаливой. Я втайне надеялась, что переход из средней школы в старшую волшебным образом переведет меня на новый уровень.

Скажу заранее: этого не произошло.

В последнее время я пыталась убедить себя: мол, то, что на меня никто не обращает внимания – это хорошо. Это означает, что я могу затеряться в толпе, незаметно делать фотографии и наблюдать за миром, не отрываясь от экрана. Школа – это просто этап, который мне нужно преодолеть. Ничего страшного, если сейчас я не вписываюсь в коллектив. Потом, в колледже, дела у меня наладятся. А позже я стану успешным фотографом в Нью-Йорке или Сан-Франциско, и никто не вспомнит, что в школьные годы всемирно известная фотокорреспондентка Джулс Матис не очень-то вписывалась в общество.

По крайней мере, так я себе говорила.

– Что-то случилось на работе? – Хелен потянулась к френч-прессу с кофе, который мама заварила для папы.

Я хотела бы попробовать постоянно пить кофе: это казалось мне более изысканным, чем газировка или сок, но никак не могла перебороть отвращение к запаху, напоминавшему вонь болотной грязи.

– Ничего не случилось, – чуть нараспев ответила мама, заставив меня улыбнуться.

Я проглотила свои размокшие кукурузные хлопья и посмотрела на Дани, надеясь, что та обратит внимание на явное нежелание мамы говорить правду, но сестренка была слишком поглощена своим глянцевым журналом. Этим летом Дани сильно сбросила вес и увлеклась историями о знаменитостях.

– Что случилось, дорогая?

В распахнутых дверях кухни появился мой отец. Он, конечно же, сразу заметил на мамином лице натянутое выражение «У меня все в порядке».

– Все в порядке, Питер. – Мама улыбнулась, не глядя ему в глаза.

– Вруша, – отозвался он, целуя ее в щеку.

Мама ничего не ответила. Она просто полезла в шкаф за коробкой чая, доказывая тем самым, что отец прав. Мои родители любили друг друга еще со школы и знали один другого лучше, чем самих себя. Я так и не решила, считать ли это истинной любовью или чем-то жутковатым.

– Мне нужно пораньше приехать на работу, – объяснила она, бросая пакетик «Эрл Грея» в свой термос с кипятком. – Ты не мог бы подбросить девочек в школу?

Мама даже не стала просить Хелен отвезти нас, хотя мы с ней ходили в одну и ту же старшую школу, а средняя школа Даниэль находилась прямо через дорогу.

– Конечно, – ответил папа и потянулся за френч-прессом, не успев понять, что он почти пуст. – Куда делся весь мой кофе?

ДЗИНЬ!

Звякнул телефон Хелен. Вероятно, ее парень, Лэндон, написал ей, что ждет ее на улице, чтобы отвезти в школу.

– Спасибо, папочка! – хмыкнула Хелен и с самодовольной улыбкой выскочила за дверь – ее совершенство ничто не могло нарушить.

Мама закрыла крышкой свой термос и вместо того, чтобы съесть яичницу, принялась запихивать в сумку свои рабочие папки.

– На ужин будет пицца, годится?

– Я лучше просто поем салата, – возразила Дани, глядя на неимоверно худую модель в своем модном журнале.

– Даниэль, ты вполне можешь съесть кусочек пиццы, – поощрила ее мама. Мама была психиатром и скрытно руководила поведением Дани в процессе похудения. Я думаю, мама повидала немало примеров расстройства пищевого поведения в больнице, где работала.

– Хорошо, – согласилась Дани. – С пепперони.

– Только без грибов, – попросила я. Их текстура вызывала у меня отвращение.

– Будет сделано, – заверила меня мама, вылетая из кухни. – Всем хорошего дня!

Она забыла свой термос с чаем. Это не было похоже на маму – уходить в такой спешке. Видимо, в этом звонке с работы было что-то ужасно важное.

– Можно, мы еще раз прорепетируем мой танец для выступления? – спросила Дани у папы.

– Я не хочу, чтобы вы с Джулс опоздали в школу, милая, – возразил он.

– Ну пожа-а-алуйста! Ты так хорошо играешь на пиани-и-ино! – захныкала она. – Это займет две секу-у-унды.

При желании Дани могла даже выклянчить денег у бездомного нищего.