Глава 3

Некоторое время подруги провели, гуляя по окрестностям и наслаждаясь разглядыванием гостей, все прибывающих и прибывающих на слет. Несмотря на то что официальное открытие слета было назначено лишь на завтрашний день, сегодня тут и там разворачивались стихийно возникающие сценки. Тут плясали, там показывали фокусы, тут дышали огнем, а еще дальше угадывали будущее по хрустальному шару.

Подруги застряли у палатки, перед которой музыкант в больших закрывающих лицо очках и в кепке, надетой на темные волосы, в которых, несмотря на молодость мужчины, уже проглядывала седина, очень красиво исполнял испанские баллады, аккомпанируя себе на странном инструменте, похожем на домру.

– Что это у вас за инструмент? – поинтересовалась у него Леся. – Это мандолина?

Мужчина взглянул на нее. На секунду он оторвал руку от струн, снял очки, и Леся увидела, что в глазах его появился тот самый блеск, который выдает интерес мужчины к понравившейся ему женщине. Может быть, кто-то и не умел его замечать, но Леся умела. Она сразу поняла, что пришлась этому мужчине по сердцу. И более того, он ей тоже понравился. Было в нем что-то такое притягательное, манящее и… и загадочное. Несмотря на свои потрепанные джинсы, мужчина не был похож на других бродяг.

– Верно, это мандолина. Отрадно видеть, что есть еще люди, знающие это слово.

Леся улыбнулась и попросила:

– Сыграйте нам еще.

– Вам понравилось?

– О да!

– И что же вам спеть?

– Не знаю, что-нибудь о любви.

– Ну конечно, – усмехнулся певец. – О чем же еще может думать прекрасная дама, как не о любви.

– Это плохо?

– Наоборот! Женщина только о ней и должна думать! Увы, современные женщины слишком мало времени посвящают мыслям о любви и слишком много занимаются делами. Это не идет на пользу ни им самим, ни тому миру, в котором мы живем.

– Вы хотите сказать, что это женщины виноваты в том, что происходит в мире?

– Всегда и во всем виновата одна лишь женщина. Она – суть мироздания. Она – двигатель прогресса. Без нее мы, мужчины, были бы просто инертной скучной массой. Только ради вас, женщин, мы, мужчины, и совершаем подвиги, делаем открытия и двигаем вперед этот маленький земной шарик.

Мужчина улыбнулся, продемонстрировав все тридцать два зуба. И Кира, наблюдающая за ним, невольно нахмурилась. Слишком уж безупречной была улыбка у этого нищего музыканта. Палатка драная, джинсы дешевые, кроссовки… великий боже, лучше об этих кроссовках вообще не говорить, родом они из Советского Союза, никак не иначе. И при этом зубы, как у молодого мальчика или Валерия Леонтьева, который, надо полагать, в свой безупречный оскал вложил не одну тысячу.

Но прежде чем Кира успела довести свое недовольство до мнения Леси, она услышала голос подруги:

– А как ваше имя?

– Валерий.

– Вы – музыкант?

– Бард, а также исполнитель баллад и серенад для прекрасных дам.

– Вы будете выступать в программе слета?

– О нет! Обойдусь без подобной чести. Я не любитель публичных выступлений.

– Но почему? Это ведь так приятно, когда вашим талантом восхищаются люди.

– А вы бы хотели, чтобы я выступил на сцене?

– Да, – помедлив, призналась Леся. – Хотела бы. Вы замечательно поете. Будет несправедливо, если вас не услышат все эти люди.

– Справедливость – удел лишь избранных.

Леся не поняла, что хотел сказать этим Валерий. Да ей было это и неинтересно. Куда интересней было наблюдать за тем, как загораются глаза мужчины, когда он на нее смотрит. Девушка испытывала давно забытое восхитительное чувство, когда летишь в пропасть, не думая о последствиях. В их отношениях с Эдиком этого сладкого периода влюбленности как-то не случилось. Они встретились, познакомились и сразу поняли, что им очень хорошо и комфортно вдвоем. А поняв, стали жить вместе.

Никакой драмы и высокого душевного надрыва в их отношениях не было. Родители Эдика сразу же с восторгом приняли Лесю в качестве будущей невестки. Мама Леси пришла в еще больший восторг, когда дочь представила ей будущего зятя. Обе семьи уже давно и прочно сдружились. И хотя официальной даты бракосочетания до сих пор назначено не было, но все вокруг иначе как мужем и женой их не считали.

Все получилось быстро, бескровно и… и как-то слишком уж легко и просто.

И вот теперь Леся смотрела на Валерия и читала в его глазах, что с ним-то ей легко и просто не будет. И страстей, и страданий хватит через край. Он будет ей изменять, будет ее предавать и обманывать, но… но поделать с собой она ничего не могла. И сколько ни тянула ее Кира прочь от этого подозрительного типа, который не понравился ей с первого взгляда, Леся стояла словно вкопанная.

А когда Кира попыталась настаивать, твердя, что им надо идти, Леся повернула к ней идиотски счастливое лицо и заявила:

– Иди, конечно, если хочешь.

– А ты?

– А я еще немного побуду тут… с Валерием.

Разумеется, Кира не собиралась никуда уходить. Еще чего! Не оставит она свою подругу, когда та находится на краю пропасти. И мало того, что просто там стоит, она еще и вниз сигануть собирается. Поэтому Кира осталась рядом с Лесей и всячески давала понять противному Валерию, что Леся занята другим мужчиной. Для этого Кира время от времени смотрела на свой телефон и будто бы невзначай произносила: «Леся, вроде бы твой Эдик сейчас звонил. Это его номер, не посмотришь?» Или говорила: «Интересно, а что там твой Эдик с моим благоверным сейчас поделывают? Позвонить им, что ли?»

Но все было бесполезно. Леся неумолимо приближалась к своей погибели. А Кира, как ни твердо вознамерилась помешать этому пагубному падению, начинала сомневаться, в ее ли это силах?

Спасение пришло с неожиданной стороны. Из палатки за спиной Валерия выглянула молоденькая девушка, лет шестнадцати-семнадцати, никак не старше, и с непередаваемой нежностью произнесла:

– Папочка, а мы скоро будем кушать? Я очень хочу есть.

Валерий тут же отложил свой инструмент и повернулся в сторону девушки. Он снова нацепил очки, так что было не понять, что в его взгляде. Но голос его прозвучал нежно:

– Конечно, малышка. Прямо сейчас и поедим. Что же ты раньше не сказала своему старому папке, что голодна?

– А я и сама этого не знала, – ответила девушка, нежно, но цепко обхватывая мужчину за шею. – Скоро мы будем есть?

– Моя красавица хочет кушать, значит, я добуду еду!

И Валерий, отвернувшись от Леси, нырнул в палатку. Оттуда послышался его смех, голос девушки, звяканье металлических плошек и ложек, а также звуки поцелуев, судя по их длительности, совсем даже не отеческих.

Кира поняла, что это ее шанс. Она вцепилась Лесе в руку и прошептала:

– Пошли!

– Да, неудобно стеснять людей.

Кира перевела дыхание и решила, что беда отступила. Но стоило им сделать несколько шагов прочь, как из палатки появилась голова Валерия.

– Вы ведь остановились в главном корпусе, не так ли? – произнес мужчина.

– Да.

– Полулюкс, я не ошибаюсь? Специальные гости Мелиссы?

Пораженная Леся лишь нашла в себе силы, чтобы кивнуть. На членораздельный ответ сил у нее не оставалось. Но зато стоило им отойти от Валерия и его палатки на достаточное расстояние, как Леся жарко зашептала на ухо подруге:

– Ты слышала? Он знает, где я живу!

– И что?

– Он наблюдал за мной!

– Мне кажется, его больше заинтересовало то, что мы тут по особому приглашению Мелиссы.

– Все равно, он обратил на меня внимание!

– И чего?

– Не прикидывайся дурой! Ты же видела, я ему понравилась!

– А еще я видела, что он тебе тоже приглянулся. И еще я знаю, что нас с тобой ждут Эдик и Лисица.

– Ждут ли?

И Леся покачала головой. Ей совсем не хотелось сейчас думать про Эдика. Но Кира хотела о нем думать. Ей было не все равно, где и с кем станет проводить свое время ее подруга. Ведь если у Леси с этим Валерием дело зайдет слишком далеко, то Эдику придется съехать из их уютного коттеджа, а Валерий может, не приведи бог, напротив, туда вселиться. И что дальше? Разлада с Лисицей на этой почве будет не миновать. Одно дело делить кров с Эдиком – коллегой и другом. И совсем другое, если под их крышей поселится этот малопочтенный Валерий. И значит, либо придется разъезжаться в разные стороны и терять Лесю, либо оставаться и терять Лисицу. И кого в данном случае предпочтет Кира?

Еще год назад ответ был бы очевиден, Кира осталась бы с Лесей, а противного Валерия постаралась бы просто выжить из дома или же смирилась с его присутствием и стала бы ждать, когда он исчезнет сам. Но теперь… Теперь Кира не была уже столь уверена в своих чувствах. Вполне возможно, что она уйдет вместе с Лисицей, если он ее позовет уйти с ним. А он позовет, в этом сомнений нет, и, значит, Леся останется без присмотра, наедине с подозрительным Валерием. А этого также нельзя было допустить!

Кира даже не подумала о том, что слишком уж забегает вперед. Кто-то менее тонко чувствующий обязательно бы сказал девушке, что, в конце концов, между Лесей и Валерием еще ничего не было, кроме нескольких взглядов, которыми они обменялись, да короткого разговора. И что, возможно, этот разговор так и останется всего лишь разговором и взгляды – взглядами.

Но Кира интуитивно чувствовала, что ситуация получит продолжение. И продолжение это принесет им немало проблем. И она очень этого боялась. И хуже всего было то, что Кира совершенно не представляла, как себя повести в данной ситуации. И поэтому единственный выход ей чудился в том, чтобы увести Лесю подальше от опасного места, заинтересовать подругу чем-то другим или кем-то другим.

– А вон там Малика со своими собачками! – воскликнула Кира, приметив впереди дрессировщицу с ее разноцветным выводком. – Пойдем к ним?

Против собачек Леся не смогла устоять. Подруги присоединились к дрессировщице, которая оказалась весьма общительной особой и охотно включилась в разговор.

– А я вас знаю, – произнесла она, увидев приближающихся к ней девушек. – Мы с вами соседи.

– Соседи?

– Я тоже живу в главном здании.

– Вот как?

– Да! Малика Снурова умеет себя ценить! Сначала они попытались засунуть меня в тот клоповник, в котором живут остальные приглашенные артисты. Потом предложили мне одну из избушек на курьих ножках, чтобы я могла поселиться там вместе с собаками. Но я Мелиссе сразу заявила, я – это не они! Я буду жить только в главном здании, и точка. А если нет, то разворачиваюсь и уезжаю!

– И куда вас поселили?

– Мелисса предлагала отдать мне свой люкс, но потом выяснилось, что освободился один из номеров в соседнем крыле, так что я заняла его.

В соседнем крыле располагались номера попроще и поскромней, но Малика, похоже, об этом не догадывалась.

– А почему этот номер освободился?

– Человек, который должен был в него заселиться, не смог приехать, – равнодушно отозвалась Малика и неожиданно подняла на подруг глаза. – Скажете, не очень-то хорошая примета заселяться в номер, который изначально предназначался для другого?

– Ну что вы! Гостиница забита так, что буквально трещит по швам. Вам просто невероятно повезло, что для вас освободился номер!

– Не знаю, – задумчиво протянула Малика. – А у меня вот, видите ли, какие-то нехорошие предчувствия. Впереди целая череда выступлений, а я впервые в жизни не уверена, что смогу удержать внимание публики.

В это время собачки, которые весело резвились на полянке в окружении нескольких своих поклонников, примчались к хозяйке.

– Ах вы мои дорогие! – принялась обнимать и гладить их Малика. – Как же мамочка любит вас всех. Вы – моя жизнь! Случись с одной из вас хоть что-нибудь дурное, мамочка этого просто не переживет.

Видимо, Малика и впрямь обожала своих собак. Для каждой у нее нашлось ласковое слово и кусочек лакомства. И собаки отвечали ей полнейшей взаимностью. Они были явно привязаны к своей дрессировщице и не скрывали своих чувств.

– А правду говорят, будто бы дрессированных животных постоянно держат впроголодь? Дескать, так они лучше стараются.

– Очень часто мои, с позволения сказать, коллеги прибегают к таким жестоким методам. А о том, что практически все бьют своих животных, я говорила во время своих выступлений уже много раз.

– Но ведь и детей их родители порой шлепают.

– Ну, знаете… Одно дело в сердцах слегка шлепнуть по попе своего непослушного отпрыска, хотя и это недопустимо, и совсем другое – жестоко и систематически избивать своих животных хлыстом и палками. Дрессура, как и любой процесс воспитания и обучения, должна строиться на политике кнута и пряника. Вот только не надо воспринимать эти слова буквально. Мы ведь не пичкаем своих подопечных пряниками, они бы их просто не стали есть. Ну а кнут должен быть заменен на строгий окрик, выговор, суровое молчание, в крайнем случае на легкий шлепок, который не может причинить животному сильной боли, но может показать ему недовольство хозяина. Так вот я и говорю, кнут в дрессировке – это никак не жестокое избиение животного.