© Анджей Иконников-Галицкий, пересказ, 2024

© ООО «Литературная матрица», 2024

© ООО «Литературная матрица», макет, 2024

© Александр Веселов, иллюстрации, обложка, 2024

© Елена Веселова, иллюстрации, 2024

* * *

Скажи мне, Господи, путь, в онь же пойду…

Псалом 142: 8

Слово пересказчика

Мы собираемся рассказать вам одну потрясающую историю.

Мы, правда, не предполагали делать ничего подобного, но к нам пришли и сказали: «Надо!»

Услышав такое предложение, мы сначала в ужасе отпрянули, понимая меру ответственности и то, какое место эта история занимает в мировой культуре. Но потом подумали и согласились.

Потому что это, во-первых, безумно интересно, а во-вторых, действительно, как нам кажется, надо.

Дело в том, что эта история, известная как «Божественная комедия» Данте, – одна из крупнейших жемчужин в сокровищнице духовной культуры человечества. Про неё и про её создателя знают абсолютно все. Однако если провести исследование среди своих друзей и знакомых, то, скорее всего, обнаружится, что лиц, прочитавших её целиком и способных ответить на десяток вопросов по тексту, не так уж много. Очень вероятно, что таких не окажется вовсе. Не исключено даже, что и мы сами не сможем вспомнить некоторые нюансы загробных странствий Данте с Вергилием и Беатриче. А также и то, когда последний раз открывали эту книгу и докуда дочитали.

Складывается странная ситуация: автор велик, история знаменита, но о чём там речь, сможет рассказать далеко не каждый наш образованный современник. Большинство «когда-то читали» и «что-то такое помнят». И лишь узкий круг посвящённых знает, что там и как на самом деле было.

Причём такое положение существует не только у нас, в России, и не только в сфере распространения русского языка. Есть подозрение, что и в Европе, и, конкретно, в Италии, где эта история, собственно, началась, дело обстоит ненамного лучше.

Отчасти причиною тому язык – флорентийский диалект староитальянского с примесью латыни, провансальского и так далее. Отчасти – стихотворная форма, которую большинство современных людей воспринимают туговато. Но главная проблема в чём-то другом. Возможно, в том, что нынешний человек боится и не хочет слышать многое из того, что рассказывает ему Данте. Возможно, в чём-то ещё. Не знаю.

Нам кажется, что эта проблема – страх человека Нового времени перед средневековой непосредственностью Данте – послужила одной из причин отсутствия адекватного перевода «Божественной комедии» на русский язык.

Переводов-то довольно много – полных стихотворных нам известно девять. Не вдаваясь в их оценку и анализ, скажем только, что не всегда они приближают нас к пониманию различных смыслов великой поэмы, а иногда, наоборот, отдаляют. Данте прост, а переводы делают его сложным. И дистанция между нами и фантастически-реальными мирами Данте остаётся непреодолённой.

Наша задача – попытаться перекинуть мостик через эту расщелину.

Задача, конечно, трудновыполнимая.

Заранее просим прощения, если что-то получилось не так.

Маленькое пояснение по поводу названия книги в целом и трёх её частей.

Данте, собственно, никакой «Божественной комедии» не писал. Название это появилось лет через тридцать после его смерти в трудах Боккаччо. Слово «комедия» встречается в тексте поэмы, но не как название, а, скорее, как типологическое обозначение. Причём смысл этого слова иной, нежели сейчас. У Данте «комедия» – не то, над чем хохочут, а такая история, которая плохо начинается и хорошо заканчивается (в отличие от «трагедии», где всё наоборот).

Что же касается заголовков трёх частей (так называемых кантик) поэмы – в русской традиции «Ад», «Чистилище» и «Рай», – то с ними всё дополнительно непросто из-за особенностей перевода. Дело в том, что слово «Ад», то есть царство Аида, Тартар, вообще не встречается у Данте как название среды посмертного обитания душ грешников. У Данте используется латинский термин Inferno («то, что внизу, под»), что на русский язык наиболее адекватно переводится как «Преисподняя»; это наименование используем и мы. Разница, между прочим, существенная: в Преисподней, описываемой Данте, нет владыки, царя, каковым мыслился древнегреческий Аид. Сатана там ничем не управляет, он воткнут в ледяную сердцевину подземелья и только и делает, что пережёвывает трёх мрачных грешников да взмахами крыльев генерирует морозный ветер.

Во второй кантике появляется слово Purgatorio – не как заголовок и не столько как название, сколько как характеристика; дословно: «место, где чистят». Общепринятый его перевод – «Чистилище» – хоть и точен, но в данном случае, как нам кажется, вызывает неверные ассоциации. Во-первых, в современном католичестве «Чистилище» – это термин, имеющий вполне определённое теологическое значение. Но существовало ли такое понятие во времена Данте – большой вопрос. Имеется предположение, что как раз католическое учение о Чистилище (несколько странное с нашей православной точки зрения) сформировалось под влиянием ярких образов Дантовой поэмы, а не наоборот. Данте путешествует не в теологическом пространстве, а по реальному, хотя и необыкновенному ландшафту. Во-вторых, в русском языке суффикс – ищ- склонен придавать словам архаичный и в то же время какой-то подозрительный, иногда пугающий, не очень приятный оттенок: «узилище», «седалище», «блудилище», «капище»… Поэтому мы решили там, где это необходимо, вместо слова «Чистилище» использовать словосочетание «Гора Очищения».

Наконец, слово Paradiso, переводимое как «Рай», в поэме Данте используется двояко: для обозначения прекрасного сада или, вернее, лесопарка на вершине Горы Очищения, в котором обитали Адам и Ева до грехопадения, и лишь изредка – в применении к высшим небесным сферам, местам обитания ангелов и бестелесных душ святых.

Поэтому мы в нашем пересказе не стали использовать традиционные названия самой поэмы и трёх её частей, а придумали другие (может быть, более, а может быть, и менее удачные).

Считаем долгом подчеркнуть, что мы предлагаем читателю пересказ – не перевод, не переложение, а именно пересказ великой поэмы. То есть как бы Данте рассказывал нам, а мы слушали, насколько могли, внимательно. Что-то, может быть, не расслышали. На чём-то отвлеклись. Что-то пропустили мимо ушей. Где-то не так поняли, а переспросить постеснялись. Ну и теперь пламенно желаем изложить в доступных нам формах то, что сами усвоили.

Кстати, по этой причине мы решили по возможности не использовать и даже не учитывать различные комментарии, толкования и исследования, которыми поэма Данте за семь столетий обросла гораздо гуще, чем днище корабля ракушками. Наша задача – услышать то, что сказал сам Флорентиец, а не то, что извлекли из его слов учёные интерпретаторы.

Хотим ещё добавить, что в поэме присутствует огромное количество имён и названий, понятных современникам Данте, но неведомых нынешнему читателю. Мы постарались собрать их в Словарь, помещённый в конце книги.

Ещё надобно пояснить следующее…

Но тут мы умолкаем.

Ибо происходит нечто странное.

Наполовину из лучезарного света, наполовину из тьмы небытия слепилась фигура: мужчина лет сорока, невысокий, жилистый; одет по старинной причудливой моде. Остро заточенное горбоносое лицо, грифельно очерченный рот, внимательный взгляд бархатистых глаз. Он выходит из ниоткуда; он что-то говорит нам, как будто продолжает давно начатый рассказ. Давайте подойдём поближе. Послушаем.

– Давно это было. Если не ошибаюсь, в день Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта, предположительно 1300 года от Рождества Христова, или около того, я, Данте, флорентиец, сын Алигьеро из семьи Алигьери, проходил середину своего земного пути…