Последнее заявление совсем добило моё самолюбие, лицо моё горело, к горлу подступил горький ком, а глаза потяжелели от собиравшихся в них слёз. Я не понимал, зачем Настин отец так жестоко стыдил меня; недоумевал, зачем меня пригласили на такой вкусный обед, если видели во мне такого плохого во всех смыслах человека.