***

И вновь зима. Вновь, как и каждый очередной год, запорошённый снегом с головы до ног родной город. Впереди пробные экзамены. Сколько слёз, сил, душевного выгорания пришлось претерпеть Софии даже хотя бы за это полугодие.

И как она только не старалась относиться ко всему, чтобы то ни было, проще, спокойнее, и даже с заслуженной долей равнодушия, проблемы и переживания, перевешивающие здравый смысл, не оставляли её. Частые поездки в Москву на выходных и осенних каникулах, по её блогерским делам, одновременно придавали ей эмоциональных сил, но отнимали немало физических. Спать по три часа в сутки, конечно маловато, особенно если это из-за сбитого режима, или переутомления.

Ещё в октябре, чуть больше месяца назад, когда над родным городом светило яркое солнце, и температура колеблилась от двадцати до двадцати двух градусов, как раз именно тогда, переутомление и ранее упомянутое выгорание настигло Соню.

Последи ночи, когда все спали, кто-то, как крикнет, позовёт её громким голосом: «Соня!». Причём звучание этой совсем не простой и ужасной для осознания звуковой галлюцинации, оказалось, весьма отличающейся от реального оклика. Имя, и может быть ещё какие-то слова, звучат на стыке между сном и внезапным пробуждением. Как Бермудский треугольник, соединяющий собой тёплое и холодное течение, создавая невообразимую загадку, так и этот кошмар, вгоняющий бедного человека в паническую атаку, заставляющую остаток ночи думать лишь об одном, – чей это голос был, и не сошла ли я с ума?

Новенькая акустическая гитара изо дня в день звучала в руках Сони, набираясь опыта, как и её хозяйка. По крайней мере, ей так казалось. Хоть может быть это и выглядит глупо, даже по-детски – думать о том, что гитара тоже чему-то учиться во время игры, ну уж лучше эта забавная мысль крутилась в голове Сони, чем опять пасмурное настроение, отнюдь съедающее людей изнутри.

– Не уверена, – сказала Соня Лизочке, во время перемены, сидя с ней за одной партой, – что я сдам экзамен, так же хорошо как этот пробник.

– Ну что ты Сонь, – ответила Лиза, – ты же готовишься, сама всё этих репетиторов рекламируешь.

– И что, тут же с ума нужно сойти, чтобы на сотню баллов вырваться, или хотя бы больше пятидесяти заработать. И спрашивается зачем? Нет, я понимаю, учиться надо, и это относительно не сложно, но тут как бы вырисовывается казус, и совсем не простой. Учились все десять классов, учились, и вдруг одиннадцатый. Побежали как угорелые к репетиторам, тренерам, учебникам, а что раньше нельзя было освоить?

– Так освоили же, просто половина, и даже больше, уже забыта, как раз к тому самому моменту, когда всё это должно пригодиться.

– А может учить надо так, чтоб не забывалось, и на экзамене спрашивать то, что нам в действительности пригодится, а не всех под одну гребёнку.

– Это называется индивидуальный подход! Тут уж ты сама понимаешь, что и учителей для этого не хватит, и сил, чтобы разработать такую программу абсолютно для каждого.

– Получается что так. И вон оно как выходить, что подготовка к экзамену и сам экзамен, будто расстрел, с надеждой на осечку или случайный промах наведённой впритык винтовки.

– Да, хорошая аллегория, но это жизнь, сама знаешь, ничего не попишешь, только готовься, готовься, и ещё раз готовься, не надеясь на чудо, а только на свой светлый молодой разум, данный свыше, и на то, что туда когда-то тобой положено.

– Да-с, – протянула Соня, как дверь в её класс резко распахнулась, и трое младшеклассников резко заглянули внутрь, просунув лишь свои головы, через проём, в один голос промямлив: «Соня, Соня, Ня-Ня-Ня», подставляя к своим макушкам ладошки, имитируя кошачьи ушки, одновременно этим дразня и забавляя её.

– Кыш, – резко, но по-доброму и с улыбкой, фыркнула на них Соня, воткнув свою авторучку в парту, да так, что с неё слетел задний колпачок, и слегка брызнули чернила.

Да, это была очередная засада, связанная с Сониной популярностью в Тик Ток. Одноклассники ещё более-менее адекватно относились к её статусу, а вот детишкам из классов помладше можно сказать срывало крышу от появления Софии, даже хотя бы на школьной проходной.

Все будто бы сговорились на этой почве. И каждый, кто первым видел Соню в школе в начале очередного школьного дня, сразу же доносил толпе своих товарищей, и всё знали только одно: «Соня в школе!», а когда она спокойно уходила домой, формулировка была следующей: «Объект покинул помещение!».

И главное, что всё это никак и никаким образом не влияло на чувство собственного достоинства Софии. Она оставалась всё такой же общительной и вовсе не высокомерной. Это, иногда совсем необоснованное, преследование вооруженными телефонными камерами поклонников, только лишь слегка изматывало её, и больше не грозила ничем, как лишь просто мешало спокойно учиться.

– Как бы то ни было, я вас всех люблю, никого не отвергаю! Но пожалуйста, пожалуйста, не преследуйте меня, а то у меня уже скоро нервный тик начнётся, и я уже буду снимать для вас не тик токи, а невротики. Я вас всех уважаю, так что уважьте и моё личное пространство. Хотя бы на время уроков, чтобы я могла нормально выучиться и сдать экзамены, мяу, – завершила она своё очередное разговорное видео, сложив губы в трубочку, и улыбнувшись, резко провела по виску указательным и средним пальцами в знак прощания.

***

Вячеслав Александрович поднялся на последнюю ступень вестибюля метро, выйдя на улицу, озарённую июльским солнцем. Вокруг почти не было людей, как вдруг перед ним предстал худощавый, чуть выше среднего роста, толи брюнет, толи шатен, толи и вовсе русый молодой человек, со слегка удлинёнными волосами, нежно облегающими его миловидное лицо, намалёванное мужской косметикой, так и не сумевшей полностью скрыть прыщи, усеивающие его румяные щёки. Под его пышными чёрными бровями зияли карие глаза, ознаменованные гладким курносым носом, слегка поджатым кверху. А самое особенное, что было в этом человеке, так это его пышные, но естественно стройные широкие губы, просто созданные для какого-нибудь косплея, с использованием гримёрной помады.

– Привет, – резко остановившись прямо перед ним, вытянув руку, выпалил Понамарёв.

– Славян, здорово, – ответил тот, пожав ему руку.

– Сколько лет, сколько зим! Ты в метро? – спросил его Слава, разглядывая с головы до ног.

– Да нет, просто гуляю.

– Ну, пошли, пройдёмся тогда, я тоже пока никуда не тороплюсь, – сказал Вячеслав, направившись вместе с ним на Патриаршие.

– Какими судьбами в этих краях? – спросил Альфред Славу, с довольно прискорбной интонацией в голосе.

– Да, так, по работе, как и ты наверно. Ты лучше расскажи, как сам-то, как Травиата твоя?

– В смысле, Олеся? – переспросил Альфред, как-то нервно поперхнувшись.

– Ну да, она.

– Нет её.

– В каком смысле?

– Умерла.

– Как? – изменившись в лице, спросил Слава, – Когда? От чего, почему ты не рассказал мне об этом раньше?

– Онкология, – остановившись на месте, сказал Альфред с досадой, косо смотря в сторону, – месяц назад…

– Ну почему, почему ты даже не написал мне об этом? – стал расспрашивать его Слава, встав напротив.

– Я никому не сказал…

– Но как?

– А вот так, я никому не сказал, потому что не хочу… – заплакал он, пуская слёзы ровными каплями, сбегающими по его щекам.

– Ну что же ты, что же ты дружище, – по-доброму сказал Понамарёв, по-дружески обняв его.

Чуть позже они уже подходили к окраине парка, оба заложив руки за спины, задумчиво взирая на небо.

– А у тебя как? – спросил Альфред, уже немного успокоившись.

– Дела?

– Ну да, дела.

– Нормально, только всё сложно. А всё та же область нашей жизни – любовь, в которой я окончательно запутался. Люблю одну, и не люблю другую, причём эта самая другая первой рознь, и всё же её дальняя подруга, познакомившаяся с ней по воли случая, настолько нелепого, что не будь его, мне бы не пришлось сейчас всё это тебе рассказывать.

– В любом случае, я ничего не понял.

– Я, к сожалению тоже. Теперь лишь надеюсь на то, что всё еще наладиться, ведь по-другому просто не может быть. Я в этом уверен!

– Это хорошо, – сказал Альфред, успокоившись окончательно, и немного промолчав, спросил, – слушай, ты ведь знаешь Софию?

– Да, тиктокерша, ну, эта, с короткой стрижкой?

– Да, её!

– Может, и знаю, только зачем она тебе, хочешь позвать её в свой тик ток театр?

– Не знаю, но познакомиться надо.

– Вот как узнаешь, так и знакомься.

– Ну, пожалуйста, – сказал он, преградив ему путь, – познакомь, а.

– Не уверен, что это приведёт к чему-то хорошему, – ответил Слава, обойдя его, и продолжив свой путь.

– Ну почему? – догнав его, спросил он.

– А потому что ей уже двадцать три.

– Я знаю, мне столько же.

– Я не об этом, дело совсем другого рода. Все вокруг женятся и выходят замуж, и возможно её чрезмерная популярность или её столь индивидуальный характер, на который она имеет полное право, пока не позволили найти ей хорошего жениха в своей блогерской сфере.

– Я понял, к чему ты клонишь, но с чего ты взял, что я собираюсь встречаться с ней? Ты что, переживаешь за неё?

– Знаешь, за что я переживаю, когда в очередной раз вижу её с кем-то? Нет, я вовсе не завидую. Я давно, да и наверное всегда, любил другую, а с ней мы настолько разные люди, что ни как не можем быть вместе, да и она к счастью против данной мысли. Я лишь трепещу о том, чтобы она досталась достойному человеку, чтоб не прогадала, раз и навсегда. Чтобы она была по-настоящему счастлива, настолько, насколько она того заслуживает, и ни в коем случае не страдала. А недостойный человек в качестве жениха, и впоследствии мужа, хуже всякого одиночества.

– А я и не думал особо то, просто…

– Не просто, всё совсем не просто. Люди поверженные горем притягиваются друг к другу, но когда это горе разное, и совсем не сопоставимое, меньше вреда было бы от водородной бомбы, чем от союза таких людей.

– Но я ведь знаю, ты написал «Шарик с воздухом», и такое может быть, я читал твой роман!

– Молодец, что читал, но я вижу, что ты совсем ничего не понял. Я написал о том, чего не бывает, но как должно быть. Сказка, в которую не нужно верить. История, которую необходимо творить, если уж так получилось, что уже прожита двенадцатая глава. Это лишь пример того, что в теории реально, но почти никогда не бывает.

– Ну так что? – твердо спросил Альфред.

– Только если она сама будет не против.

– И как ты это проверишь?

– Позвоню ей, и если она согласится, приведу тебя к ней.

– А смысл, если я и сам могу повидаться с ней?

– Не можешь, ты сам подумай, только что просил меня познакомить тебя с ней, а теперь, видите ли, обойдёшься без меня. Я тебя знаю, ты очень решителен, но не осторожен, как малое дитя, не потому что слеп, а потому что не знаешь, что ждёт тебя впереди.

– Вижу, ты всё-таки на её стороне, и понимаешь, что я совсем не похож на того, кто ей нужен?

– Ох уж брат, это уж точно не мне судить. Но всё что я знаю о тебе, я при первой возможности расскажу ей, но и о ней тебе ничего не утаю, чтобы в конечном счёте не оказаться крайним.

– Но всё же ты считаешь, что мне с ней ничего не светит? – утвердительно сказал Альфред, на что Слава уже ничего не ответил, набирая номер телефона Софии.

– Привет Сонь, – зазвучал голос Понамарёва из динамиков её «лопаты».

– Привет, чего это ты вдруг? – ответила она тут же.

– Понимаешь, тут один твой коллега по твоему основному видеохостингу, хотел бы с тобой познакомиться. Возможно, ты его знаешь, только не лично.

– А кто это?

– Ну, если ты не против, я вас познакомлю.

– Ты меня знаешь Слав, я никогда не против новых знакомств, просто это всё так загадочно, что мне даже интересно кто это.

– Могу подсказать одно, он учредитель первого в Москве тик ток театра.

– А-а-а, это Альфред, да конечно, пусть приходит.

– Куда его привести?

– Сегодня вечером я буду с друзьями в Метрополе.

– Хорошо, мы придём вовремя, но заметь лишь потому, что ты сама не против, – договорил Вячеслав, положив трубку.

– Ну что? – спросил его Альфред.

– Одевайся как следует, сегодня вечером вы увидитесь, – ответил Слава, похлопав его по плечу.

Наступило семь часов вечера, и Вячеслав одетый довольно просто, вместе с Альфредом зашли в ресторан Метрополя через парадный вход. Альфред, одетый во фрак, несущий в руках небольшой букет, что к слову купил по своей инициативе, ведь Понамарёв совсем ничего не говорил ему о необходимом внешнем виде и обязательности букета.

Двое молодых людей подошли к столику, где уже сидела София со своими подружками. Соня, одетая в новое чёрное платье с глубоким вырезом и длинными полами, при их появлении, тут же встала в полный рост, широко улыбнувшись.

– Альфред, тиктокер, учредитель тик ток театра «Глафира», бьюти блогер, и просто обычный человек, – представился он, протянув Софии букет.

– Просто Соня, – представилась она, приняв букет, пожав его трясущуюся, как и весь сам Альфред, руку, – а по вам сразу видно, что вы бьюти блогер. Только когда в следующий раз будешь подводить брови, не стоит так переусердствовать, они у тебя и так сами по себе весьма пышные.

– Ха, спасибо, – теряясь, ответил Альфред.

– Ну что ж присядем, – предложил Слава, и все уселись за стол.

Слава резким кивком подсказал Альфреду подвинуть для Сони стул, пока та усаживается, что показалась ей очень мило с его стороны.

– Ну, так что, вы сказали мне, что занимаетесь тик ток театром? – спросила Соня Альфреда.

– Да верно, – ответил он, уже более уверенно, – с недавних пор являюсь учредителем, что-то вроде директора и художественного руководителя.

– Ничего себе, это наверно непростая работа? – спросила одна из подруг Софии.

– Да, расскажи, что входит в твои обязанности? – спросила его другая подруга, на что Альфред нервно дёрнул головой, даже не зная с чего начать.

– Ну рассказывай, раз спрашивают, – вывел его из размышлений Слава.

– Заметь Сонь, – сказал ей Слава, уже часом позже, стоя с ней в коридоре, пока Альфред беседовал уже с её подругами, – он человек совершенно другого склада ума.

– Прям как ты! – вспылила она.

– Нет, в том то и дело, что нет.

– Знаешь что, Слав, – сказала София, собираясь идти обратно в зал, положив свою ладонь ему на плечо, – ты умный парень, дай мне самой решиться.

– Только не ошибись, – сказал он, взяв Соню за эту самую руку, поцеловав в пальцы.

– Само собой, но как бы то ни было, ты здесь уже не причём.

– Окей, – согласился Понамарёв, последовав за ней в зал.

***

Осень – страшная пора, никогда не знаешь, что ждёт тебя завтра, лютые метели или ещё один денёк тепла, до слёз малого и почти не оставшегося.

Альфред с Софией прогуливались вдоль канала, одетые весьма просто. Он был в легкой прогулочной курточке. Она в свою очередь закуталась в широкий клетчатый шарф, надетый поверх её фетрового пальто.

– Эх, Соня, ты не знаешь, как я счастлив, – прервал Альфред их томное молчание.

– Знаю, – не отрывая от дороги глаз, сказала София.

– Каким образом? – нахмурился он.

– Ты до сих пор не понял? Меня ещё никто так не хотел любить как ты.

– А кто тебе сказал, что я люблю тебя? – широко улыбнувшись от некоторого смущения, спросил он.

– Никто не говорил мне об этом, ты всё и сам прекрасно знаешь.

– А как же ты?

– А что я, разве сейчас, в данный момент, у меня есть большой выбор? Тем более теперь, когда я стала такой самостоятельной, такой серьёзной, такой взрослой, совсем по-иному смотрящей на жизнь и людей, – сказала она, остановившись у перил канала.

– И что же это выходит, я для тебя последний вариант, последняя инстанция?

– Вовсе нет, ты единственный. Мне лишь кажется, что были кое-кто ещё, но жизнь не подарила мне не одного из них, оставив другим и самим себе.

– София, ты, наверное знаешь, что я уже терял однажды… Но, моё стремление к тебе, вовсе не означает, что я хочу заменить её тобой, вернуть её в тебе, нет. Я тебя полюбил, со всем, что в тебе есть, – сказал он, взяв её за руки, целуя в ладони, – я больше не могу скрывать…

– Я тоже, – тяжело вздохнув, ответила Соня, утирая одной из рук, пробившиеся слёзы.

– Выходи за меня! – сказал Альфред, встав на колени, и не отпуская Сониной руки, достал из кармана кольцо, надев на её безымянный палец.

Соня взглянула Альфреду в его щенячьи глаза. Они горели неистовым счастьем, и надеждой на самое наилучшее. Она подняла свою руку над головой, разглядывая кольцо, в котором отражался ослепительный блеск ещё теплого осеннего солнца.

– Дай свою руку, – сказала она ему с нежной улыбкой на лице, – и встань с колен.

Альфред покорно послушался её, встав на ноги, подав ей свою правую руку. Сердце так и стучало в его груди, не давая и секунды покоя. Соня провела пальцами по его ладони, а затем сняла со своей руки широкое серебряное кольцо, надев его на палец Альфреда, и тихо сказала:

– Я согласна!

Альфред заключил её в объятиях, целуя в шею, чувствуя, как та вся дрожит, то ли от холода, толи ещё от чего…

***

Настало утро того самого летнего дня. Солнце ранней зарёй возвышенно озарило Москву, заливая ярким светом своим непробудные окна Москва-Сити. Всё тот же свет, лёгким тоном заглянул в квартиру Софии, затем осветив ещё полгорода, пробрался через узкую щель между плотно задвинутыми шторами в квартиру Альфреда.

Часы пробили двенадцать утра. Молодожёны, со всеми приглашёнными прибыли в Грибоедовский ЗАГС. Теперь солнце заглянуло и сюда, встретив молодожён, когда те ещё только подъезжали к зданию на своём лимузине, проникнув внутрь дворца бракосочетания, через величественные массивные окна.

Церемония бракосочетания началась. Альфред и София стояли совсем рядом, но всё же на неком расстоянии, держась за руки. Родители новобрачных не могли сдержать слёз, от радости переполняющую их в этот момент.

Особенно отец Софии. Что-то дрогнуло в нём, ровно год назад, когда Соня только познакомилась с Альфредом. В душе зародилась надежда, что теперь его старшая дочь, столь особенная во многих своих проявлениях, наконец, смогла найти себе подходящего человека, достойного, как казалось ему тогда, готового стать ей опорой и поддержкой на всю оставшуюся жизнь. Но не тут-то было, некое сомнение закралось позднее в его уме. Альфред показался ему чересчур инфантильным, и даже безответственным, что ни как не перекрывалось его успехами на театральном поприще. А когда Сергей Витальевич узнал, что свадьбе быть, сомнения, будто исчезли, вымелись без следа, оставив лишь горькое послевкусие.

Ульяна, увидев, как их папа непрерывно пожимает пальцами своей левой руки, правой приобнимая маму, нежно взяла его за руку, на что тот взглянул на неё, улыбнувшись.

– Не переживай пап, она в надёжных руках, – сказала ему Уля шепотом.

На стороне родственников жениха, в свою очередь присутствовал младший брат Альфреда, время от времени бросающий взгляд то на Глеба, то на Ульяну, через время, заметивший, как та тоже иногда смотрит на него.

– Ответьте мне, согласны ли вы взять эту девушку в свои законные жёны? – спросила его регистратор.

– Да, – ответил он сразу.

– Согласны ли вы, София, взять в свои законные мужья, этого мужчину? – спросила она у Софьи.