© Д. Эстулин, 2020

© А.И. Фурсов, предисловие 2020

© Книжный мир, 2020

Андрей Фурсов. Предисловие

Даниэль Эстулин – всемирно известный автор работ о том, что называют «теневой политикой», «закулисой», «глубинным государством». Его книги о Бильдербергском клубе, Тавистокском институте и других закрытых структурах переведены на многие языки мира, включая русский.

Новая книга, которую читатель держит в руках, не случайно называется «В тени одного президентства». Под президентством имеется в виду таковое Трампа, но главная тема книги – тень, та самая, что перестала или перестаёт знать своё место. К моменту выхода данного издания в свет в США уже будет новый или старо-новый президент, однако это ни в коей мере не отразится на актуальности книги. Она не столько написана на злобу дня (хотя и на неё тоже), сколько представляет широкую картину современного ПостЗапада, выявляет основные тенденции его развития и раскрывает планы ультраглобалистов – тех сил, которые с разной степенью остроты противостоят Трампу, Путину и Си Цзинь-пину.

Комплекс, кластер этих сил и представляет собой так называемое «глубинное государство» (deep state), которое стало активно формироваться в послевоенный период. Его первоначальной, «личиночной» формой было теневое правительство. Убийство Джона Кеннеди, организация импичмента Ричарду Никсону, дело «Иран-контрас» и, наконец, кровавая провокация 11 сентября 2001 года – вот основные вехи формирования «глубинного государства». Впрочем, этот термин не вполне корректен: государство – «штука» формализованная, тогда как то, что описывается как «глубинное государство», представляет собой комбинацию формализованных и закрыто-неформальных структур – правильнее говорить о «глубинной власти». В то же время в последнее десятилетие этот феномен пророс за пределы непосредственно власти, и уже даже предложен термин «глубинные силы» (Е.С. Ларина). Д. Эстулин, однако, употребляет термин deep state («глубинное государство»), и в переводе мы его сохранили.

Д. Эстулин отлично показал, как внутри государства США развивалось «глубинное государство», которое, будучи инструментом ультраглобалистов пытается, с одной стороны, выйти за рамки «официального» государства, охватить, обволочь его, превратив в одну из функций; с другой – стремится прорасти за пределы государственно-властной сферы, охватив, так или иначе, и другие сферы. В своей деятельности «глубинное государство», стремящееся отменить государство США и нарвавшееся на этом пути на Трампа, активно использует глобальную криминальную экономику, прежде всего, её наркосектор.

Одну из главных ролей в «глубинном государстве», основанном не на реальной экономике, а на финансовых спекуляциях и махинациях, играют банкиры, или, как их ещё называют, банкстеры. В качестве примера Д. Эстулин приводит такое их логово как «Голдман Сакс».

Анализируя планы ультраглобалистов, Д. Эстулин определяет их цель как «фашизм с дружеским лицом», в основе которого – цифровая экономика, реализующая себя как электронный концлагерь. Один из путей создания такого концлагеря – уничтожение наличных денег, цифровизация платежей. По сути это означает возникновение принципиально иной – античеловеческой – цивилизации, чем нынешняя. Значит ли это, что планы «тени» обязательно реализуются? Автор книги даёт отрицательный ответ на этот вопрос – будущее рождается в борьбе, а значит, многое зависит от людей. Но чтобы победить Мир Тени, нужно хорошо его знать, адекватно понимать, что представляет собой тень. Книга Д. Эстулина ценна как проводник в этот мир. ПостЗапад как Тень Запада и глубинная власть как мутация государственной власти никуда не денутся, независимо от того, победит ли живчик Трамп или сенильный Байден, за которым маячит зловещая фигура Камалы Харрис. Впереди – годы острой и опасной борьбы за будущее, которая никоим образом не обойдёт нашу страну. Поэтому книга Д. Эстулина важна вне привязки к нынешним выборам в США, вне привязки к ПостЗападу. Историческая Россия, как бы она ни называлась, – один из театров военных действий нового типа в борьбе за будущее – за то, кто кого отсечёт от этого будущего. Оно вряд ли будет Миром Полдня, о котором мечтали Стругацкие, – самое главное, чтобы оно не стало Миром Сумерек, миром торжествующей Тени.

A.И. Фурсов

Часть I. Президент Соединённых Штатов Дональд Дж. Трамп

Глава 1. Заговорщики

5 ноября 2014 г. в Дейтоне, штат Огайо, США, состоялась Дартмутская конференция. Днём ранее, 4 ноября, в США прошли промежуточные выборы, на которых Республиканская партия одержала безоговорочную победу. Конференция началась с обмена мнениями всех выступающих по поводу произошедшего.

6 ноября группа участников конференции из России встретилась с американскими коллегами. Представителей США интересовало, как в России видят ту ситуацию, которая в итоге вылилась в крупнейшее электоральное потрясение в истории США. Заданный вопрос был настолько же прост, насколько и предсказуем: что, по Вашему мнению, произойдет в ноябре 2016 г.? Участники из России объяснили американцам, что в 2016 г. выборы впервые в истории не будут контролироваться политтехнологами ни той, ни другой партии; что решающую роль на этих выборах будут играть идеи, а потому совершенно неуместно оценивать шансы кандидатов, основываясь только на политических стратегиях, потому что пропагандистский аппарат, пусть он и хорошо налажен и отработан, на этот раз просто не сработает. Американская делегация сидела молча и размышляла над словами высококвалифицированных российских аналитиков, которые оказались пророческими.

А теперь давайте обратимся к идеологической стороне вопроса. Начиная с 1981 г. рост глобальной экономики тем или иным образом по существу обеспечивался перераспределением американских долларов, напечатанных Федеральным резервом и прошедших через Федеральную резервную систему. Этот процесс контролируется МВФ, ВТО и другими институтами глобальной Бреттон-Вудской системы. Поскольку даже несмотря на все разговоры о том, что Бреттон-Вудскую систему отменили ещё в 1971 г., суть в том, что и МВФ, и Всемирный банк, и Всемирная торговая организация – это институты, созданные Бреттон-Вудской системой. Система жива, пусть и под иной личиной.

В целом все понимали, что печатание денег требует наличия активов для обеспечения денежных излишков. В 1980-е годы роль активов выполняли различные нарождающиеся виды деривативов; в частности, в 1990-е и начале 2000-х годов таковыми были активы, которые появились в результате распада Советского Союза. Кстати, в США в то время существовали два подхода. Первый предполагал использование изъятых у СССР активов, для покрытия накопленных в 1980-е годы долгов, чтобы потом начать с самого начала. Таковым был подход администрации Буша. Альтернативный подход был таков: хищение любых активов с целью их наиболее полного использования. Так и поступала администрация Клинтона в период «изнасилования России» в начале 1990-х годов. По этой причине группа людей, которая сформировалась в России в качестве аффилированных лиц в составе команды Клинтона (а это вся финансовая и экономическая структура сегодняшней России), считается по своей идеологии ворами[1].

Дела шли вполне гладко до тех пор, пока в начале 2000-х годов не стало ясно, что активов больше не осталось. Правительство США решило печатать деньги, поддерживаемые абсолютно фиктивными активами – субстандартными ипотечными кредитами (subprime mortgages).

Американский экономист Джон Хофли объясняет этот феномен в нескольких коротких параграфах. «Когда в американской и мировой экономиках начал доминировать спекулятивный пузырь, первоочередной задачей стала его подпитка. Это, помимо прочего, привело к резкому удорожанию недвижимости для обеспечения «богатства», которое можно было бы превратить в долг по ипотеке, а затем в безумную массу ценных бумаг, чтобы использовать их с огромным рычагом для игр на рынках деривативов. Когда цены взлетели до небес, для поддержания постоянного потока ипотечных долгов банкиры стали постоянно снижать требования по ипотечным кредитам. Этот процесс, подогреваемый банками и рынком деривативов, в конечном счёте привёл к взрыву. Его ошибочно охарактеризовали как кризис «субстандартного» кредитования, хотя на самом деле речь шла о предсмертных корчах, об агонии финансовой системы как таковой.

В середине 2007 г. крах двух хедж-фондов Bear Stearns стал сигналом крушения глобального рынка ценных бумаг, когда спекулянты осознали, что игра окончена и попытались выйти в наличные. Рынок спекулятивных бумаг быстро обмелел, что отправило номинальную стоимость акций в свободное падение. Рынок, который прежде благодаря эффекту рычага рос невероятными темпами, начал схлопываться в результате действия теперь уже отрицательного рычага. Для игр на бирже спекулянты заимствовали триллионы долларов, делая ставку на то, что смогут выиграть достаточно средств, чтобы выплатить свои кредиты и при этом извлечь неплохую прибыль. Некоторое время эта игра шла успешно, но вскоре, когда рынок перенасытился, она приняла опасные обороты. Внезапно спекулянты обнаружили, что теряют по ставкам, оставаясь при этом без какой-либо прибыли для выплат по кредитам и, таким образом, проигрывают на обоих направлениях. Активы начали улетучиваться триллионами, а обеспокоенные заимодавцы начали требовать внесения дополнительного маржевого обеспечения. Это привело к продаже активов и ещё больше снизило цены в своеобразном порочном круге убыточного рычага.

«Решение» проблемы прорвавшей финансовой трубы, принятое центральными банками, состояло в том, чтобы затопить финансовые рынки ликвидностью посредством последовательных снижений ключевой ставки и денежных вливаний. Несмотря на то, что центральные банки клятвенно обещали восстановить на рынках порядок, они быстро капитулировали под натиском огромных потерь и в условиях гиперинфляционной паники. В нескончаемой гонке побыстрее залатать дыры от необузданной дефляции оценочной стоимости по всей системе, финансовые вливания быстро разрослись с миллиардов до десятков миллиардов, а затем и до сотен миллиардов. Однако, как бы много денег ни вливалось, система продолжала рушиться. Средства, накаченные в операции по спасению от банкротства – средства, которые не выполняли никаких экономически полезных функций, – лишь ускорили начавшийся процесс. Это означает, что чем быстрее правительство накачивает деньги, тем быстрее обрушится доллар и тем быстрее рухнет глобальная экономика»[2].

К 2008 году вся система взорвалась изнутри. По сути, кризис 2008 года был братом-близнецом предвоенной Великой депрессии, которая началась с обрушения рынка ценных бумаг США в октябре 1929 г. Весной 1930 г. произошел дефляционный шок. Непосредственно кризис начался в 1930 г. Впоследствии, в отличие от кризиса 1930 г., валютные органы США, прежде всего Федеральный резерв, впервые открыто начали выпуск денежных знаков, не поддерживаемых абсолютно никакими активами. Однако почему это никак не повлияло на инфляцию? Потому что проблема была вызвана изменениями в структуре денежной массы. Денежно-кредитный мультипликатор упал в четыре раза между 2008 г., когда он держался на отметке 18, и 2014 г., когда он был равен лишь 4.

Следовательно, денежная масса конвертируемой валюты возросла в четыре раза – с 0,8 триллионов долларов до 3,3 триллионов долларов. Это означает, что Вашингтон просто напечатал 2,5 триллиона долларов без инфляционного эффекта. В 2014 г. Обама остановил печатный станок. Почему? Потому что падение денежно-кредитного мультипликатора ниже четырёх автоматически запускает процесс под названием «цепная реакция неплатежей». В 2012 г. Барак Обама одержал победу на выборах, а в начале 2013 г., впервые за 35 лет с начала рейгономики, он убрал всех представителей «Голдман Сакс» (Goldman Sachs) и «Джей Пи Морган» (JP Morgan) из своего Экономического совета. В 2014 г. Обама приостановил печатание денежных знаков[3]. Не вызывает никаких сомнений, что единственный шанс для финансистов обеспечить работу печатного станка в таком контексте – это контролировать ФРС из Белого дома.

Именно тогда банкиры / финансисты начали продвигать определённых лиц (Хиллари Клинтон вместо Берни Сандерса) на должность президента США.

Альтернативная группа (изоляционисты, стоящие за Трампом) также начала выдвигаться для участия в приближающихся всеобщих выборах США 2016 года. В то время, в ноябре 2014 г., многие в американском истеблишменте полагали, что Республиканскую партию будет представлять Рэнд Пол. Некоторые эксперты, тем не менее, ещё в 2014 году знали с определённой долей точности, что именно Трамп будет главным кандидатом от Республиканской партии, и от него самого будет зависеть, номинируют ли его[4]. Вероятно, потому что Трамп, насколько это возможно, в наибольшей степени соответствовал образу идеального кризисного менеджера, который может принимать правильные решения. Он не политик, потому что политики прежде всего думают о том, как бы не оказаться слишком открытыми и тем самым уязвимыми. Трамп же думает о том, как получить результаты. В целом разлом произошёл не между партиями, как это было в 2014 г., а внутри них: республиканцы победили, потому что идея запустить печатный станок, чтобы спасти глобальную финансовую систему, ассоциировалась с демократами, тогда как план по спасению национальной экономики ассоциировался с республиканцами. Наиболее выдающимися изоляционистами, т. е. поборниками защиты национальной экономики, были Рэнд Пол и Трамп от Республиканской партии и Берни Сандерс от Демократической партии. Вот почему президент Обама первоначально твёрдо поддерживал Сандерса. Хронологию событий не трудно отследить. Дело Доминика Стросс-Кана началось в 2011 г., скандал с «Голдман Сакс» произошёл в 2013 г., Обама остановил печатный станок (количественное смягчение) в 2014 г. В 2016 г. мы наблюдали Брекзит в Великобритании и победу Трампа в США.

И это подводит нас к президентским выборам в США в ноябре 2016 года.

Выборы 2016 года радикально отличались от предыдущих: впервые за многие десятилетия противники представляли не две слегка различающиеся версии одной и той же экономической модели, а абсолютно противоположные модели.

Единая экономическая модель требовала наличия сети институтов, способных обеспечить долларовые транзакции и легализацию тех объёмов денежных знаков, которые продолжали печататься (по сути, чем шире использовался доллар, тем больше требовалось долларов и потому приходилось печатать больше долларов). Это не тривиальная задача, поскольку нельзя просто возложить легализацию на кого угодно (прибыль необходимо было разделять надлежащим образом), а банкам США было запрещено иметь дочерние предприятия (для поддержания конкуренции).

Это привело к учреждению специальных транснациональных финансовых институтов, у которых есть офисы в каждом городе и на каждой важной с финансовой точки зрения улице в крупнейших городах. Однако поддержание такой обширной сети требовало бы больших денег, при этом доходов от этих институтов не хватало – при условии, что они проводят обычные коммерческие операции. Грубо говоря, упор был сделан не на рентабельность, а на создание такого присутствия, которое сможет покрыть все экономические зоны планеты.

Сберегательные кассы в Советском Союзе – яркий пример подобной стратегии. Их открыли в каждом районе каждого города просто потому, что они были нужны людям. Сегодня Сбербанк, который унаследовал эту сеть, закрывает многие из таких отделений, потому что они не обеспечивают требуемых финансовых выгод. То же можно сказать и о большинстве транснациональных банков: большинство их подразделений несут убытки и требует огромных инвестиций.