И тут капитан Чернышев понял, что именно так и начинается шизофрения.

– Вы что-то путаете, товарищи! – убежденно сказал он – Этого быть не может. Ваша загадочная рука появилась, скорее всего, вот отсюда…

Он показал на черную портьеру, наглухо закрывавшую окно, – свет снаружи здесь, в этом закутке, в трех шагах от сцены, был совершенно некстати.

Главный режиссер Берман отдернул портьеру. Оконный переплет, стекло, подоконник – все было покрыто вековой пылью и грязью.

– Окно сто лет не открывали. Теперь и захочешь, а не сумеешь, тем более снаружи, – сказал режиссер.

– Вы тоже верите, что эта чертова рука возникла из шкафа? – с надеждой на решительное «нет» спросил Чернышев.

– Это маразм, – ответил режиссер, – но это так!

История была предурацкая.

Шел спектакль «Ромео и Джульетта». Роль Джульетты исполняла режиссерская жена. Годы никого не красят, и для такой юной роли жене изготовили роскошный длинный и кудрявый парик. С собственными своими волосами она давно уже на сцене не показывалась.

И вот стоит эта стареющая Джульетта за кулисами в ожидании своего выхода. Прямо перед ней – лесенка в три ступеньки, ведущая на сцену. Рядом с лесенкой, возле задрапированного окна, железный и вечно запертый шкаф. Потом, если по периметру помещения, это самое окно, стена с вешалкой, дверь на служебную лестницу, опять стена и проход за сцену. Спрятаться, в общем, негде.

Стоит Джульетта и беседует со своей подружкой юношеских лет, которая тогда была моложе и перспективнее, а сейчас играет Джульеттину няню. Великое в театре дело – личная жизнь с главным режиссером. И вот уже пора Джульетте резвой девчачьей побежкой выноситься на сцену. И ставит уже Джульетта отягощенную варикозным расширением вен ножку на первую, чуть подсвеченную снизу слабой лампочкой, ступеньку, и тут происходит черт знает что.

Дверь шкафа отворяется, оттуда высовывается черная рука, вцепляется в парик, сдирает его вместе со шпильками и исчезает в шкафу.

Естественно, Джульетта вздрагивает, а кормилица начинает ломиться в шкаф. Дверь не поддается.

Осознав, что давно пора быть на сцене, а с убогим хвостиком на затылке это ну никак невозможно, Джульетта начинает метаться по закутку, сшибает вешалку со средневековыми плащами и, наконец, шлепается на пол.

Сверху прыгает разъяренный помреж, бросивший на произвол судьбы пульт и растерянных персонажей на сцене. Он жаждет знать, какого хрена Джульетта задерживается. Увидев ее без парика, помреж столбенеет. И его разбирает истерический хохот. Все – Скандал. Занавес.

А теперь капитан Чернышев должен разобраться в этой мистике и найти виновника. Помощи ему при этом ждать неоткуда. Театральный коллектив, как и полагается, делится на три партии. Первая – приверженцы режиссерской жены. Вторая, более многочисленная, – ее ярые противники. Третья те, кто выше всей этой возни, они проповедуют святое искусство. Естественно, на резонный вопрос следователя, а не подозревает ли кого-нибудь сама Джульетта, он слышит длинный список врагов обоего пола. И прямо при Чернышеве начинается жуткая катавасия.

Актеры и актрисы упрекают друг друга во всевозможных грехах, партии схватываются стенка на стенку, режиссер взывает о валидоле.

В разгар склоки сверху прибегает костюмерша и сообщает, что парик найден. Он на четвертом этаже, надет на огнетушитель. Все несутся наверх – смотреть на парик. Остаются режиссер Берман, его супруга, Чернышев и театральный электрик, владелец ключей от шкафа. Это его хозяйство, там хранятся прожектора и еще какая-то дефицитная мелочевка.

Электрик отпирает шкаф – с трудом, потому что не часто туда лазает. Двери со скрежетом расходятся.

Полки. На полках железяки. Кошке поместиться негде. Если сунуть внутрь руку, упрешься в железную стенку шкафа. И никаких следов черной руки.

Чернышев с подозрением посмотрел на режиссера – уж не дурачат ли здесь сотрудника органов? Режиссер сделал движение кистью руки, уперев большой палец в собственный висок. Джульетта полезла в шкаф – убедиться в его непроницаемости.

– Знаете что? – решительно сказал Чернышев. – Это обыкновенное хулиганство. У меня таких хулиганских дел знаете сколько?

Ему нечего не ответили.

– Если вы настаиваете, я заведу дело, – продолжал Чернышев – Если вы настаиваете.

Джульетта всхлипнула. Теперь, когда парик нашелся, не грех было и поплакать.

– Где тут у вас выход? – спросил Чернышев. Его вывели из театра.

За дверью храма искусств бурлила нормальная человеческая жизнь, без всякой мистики. И капитан Чернышев бодро зашагал по улице и даже улыбнулся, увидев забавного карапуза. Он бодрым шагом уходил подальше от шизофрении.

Недели за две до описываемых событий режиссерская жена лежала у себя в квартире на диване и копила злость. Наверху, прямо над ее головой, соседи катали бревна и бочки, а также кантовали железнодорожные контейнеры.

Накопив достаточно, она встала с дивана и прямо в халате отправилась разбираться.

Ей открыла женщина лет тридцати, тоже в халате. В руке у соседки была тряпка, из-за спины выглядывал мальчик пяти-шести лет с игрушечным грузовиком на веревочке.

Если бы соседка уделяла своей внешности хоть четверть того времени и тех средств, что режиссерская жена, она была бы очень хороша собой. Но сейчас, когда эта затюканная жизнью соседка находилась в состоянии холодной войны со всеми близкими людьми, кроме сына, и лицо и фигура оставляли желать лучшего. Стрижку она делала год назад, если не больше, и прическа совершенно потеряла форму. Лак на ногтях облупился. Под глазами и на висках прорезались тонкие морщины, которые несложно было бы убрать с помощью импортного крема и массажа, если бы у бедолаги хватило времени побегать по магазинам за кремом и каждый вечер делать этот самый массаж.

Сын же у нее был на редкость хорошенький, с огромными темно-карими глазищами и русыми кудряшками, настоящий ангел. Взглянув на такое очаровательное дитя, умилился бы даже профессиональный убийца, но только не драматическая актриса. Уж бог ее знает, как это ей удавалось, но детей она не любила.

Режиссерская жена сказала, что за ребенком нужно смотреть, что в последнее время из-за этого ребенка житья не стало, что она будет жаловаться, что при ее напряженной работе она должна – да что должна, просто обязана, сознавая свою ценность для искусства! – полноценно отдыхать дома. И еще припомнила, что месяц назад мальчик устроил потоп в ванной.

Соседка кивала, вздыхала и соглашалась. Прощения она попросила раз примерно пятьсот. С большим трудом ей удалось утихомирить режиссерскую жену.

– Вот так, Мишка, – сказала она сыну, когда дверь закрылась – Я же говорила тебе – не катай грузовик. Видишь – рассердили тетю.

Мишка, чувствуя свою вину, обнял маму и уткнулся ей лицом в живот.

– Знаешь что, Мишка? – сказала женщина – Дай-ка я накину пальто и вынесу мусор. А ты тем временем будешь сидеть тихо и смотреть телевизор.

– А потом? – спросил Мишка.

– Потом поужинаем, и ты ляжешь спать. А я буду гладить белье.

Женщина, чтобы не терять времени, поставила на газ чайник, включила утюг, накинула поверх халата пальто и побежала вниз с мусорником.

Возвращаясь, она обнаружила, что не захватила ключей. Беда была бы невелика, будь дома хоть кто-то из взрослых. Женщина привыкла, что при такой оказии найдется кому открыть. Но муж переехал к своей будущей супруге, свекровь две недели как носу не казала, а с собственной матерью женщина поссорилась из-за будущего развода, и теперь мать обитала у своей старшей дочери в совсем другом городе.

Мишке же раз и навсегда запретили подходить на звонок к дверям и вступать в переговоры с незнакомыми людьми. Совсем недавно воры воспользовались наивностью ребенка, и эта история в городе всем была знакома.

Итак, женщина в полной растерянности стояла у двери. Положение было нелепое и безвыходное.

И тут внизу раздался шум – какой-то хрип, какие-то неразборчивые, но свирепые голоса, глухие удары. И по лестнице взбежал человек.

Росту он был для мужчины невысокого – вровень с перепуганной женщиной, но в плечах широк до чрезвычайности, сложения плотного и – рыжий. Особенно впечатляла его шкиперская бородка, оттенком чуть темнее, чем волосы, и торчащая во все стороны. На голове у человека был берет синего цвета с красным помпоном. А вообще он одет был в широкую голубую блузу и голубые же штаны, заправленные в шнурованные высокие башмаки астрономического размера.

– Кукуешь? – спросил человек, притормозив рядом с женщиной. Она, разумеется, не ответила. – Чего кукуешь-то, спрашиваю! – рассердился он.

– Вот, дверь захлопнулась, – жалобно сказала она, отодвигаясь от него подальше.

– Без ключа выскочила? Ну и дура! – резюмировал он – Погоди, сейчас разберусь…

Он вынул из кармана связку каких-то блестящих металлических штучек, и женщина поняла, что перед нею – матерый преступник. На лестнице внизу послышались шаги – несомненно, за рыжим гналась милиция. Женщине полагалось бы закричать, но, как оно в таких случаях обычно и бывает, напрочь пропал голос.

Рыжий вставил в скважину что-то длинное, ковырнул – и дверь открылась. С неожиданной прытью он втолкнул женщину в квартиру, прыгнул за ней и захлопнул дверь.

Женщина метнулась в угол прихожей и замерла. Что-то надо было делать – кричать, звать соседей, спасать сына. Но все сейчас было бесполезно стоило ей пикнуть, рыжий бы не пожалел ее.

А он встал перед замком, упер руки в бока и замурлыкал песенку без слов.

– Та-ак… – протянул он – Слышь, хозяйка! Замочек-то я тебе повредил. Но это ничего. Сейчас я его залатаю. Будет лучше нового.

И он деловито стал ковыряться в замке. Раскурочив его, рыжий вынул из кармана еще одну странную вещь – коробочку из чего-то золотистого, полупрозрачного, очень красивого. В коробке лежали пластинки радужного цвета, числом три. Рыжий вынул их, подумал, покрутил носом, две спрятал обратно, а третью сунул во внутренности замка и стад ковырять там отверткой.

– Послушайте… – робко обратилась к нему женщина.

– Не волнуйся, хозяйка, я же сказал – будет лучше нового, – он прислушался к шуму на лестнице и усмехнулся – Боцман Гангрена слов на ветер не бросает!

Уголовное имечко совершенно потрясло женщину. Рыжий завинтил замок и повернулся к ней.

– Не поминай лихом, хозяйка!

Он открыл дверь, вышел и захлопнул ее за собой. Женщина, наконец-то осмелев, немедленно рванула на себя дверь и нос к носу столкнулась с группой мужчин.

Одеты они были еще причудливей боцмана Гангрены – поверх голубых штанов и рубах на них было множество разнообразных ремней, а к ремням крепились и прилегали к их спинам, бокам и бедрам всякие жуткие вещи ножи в ножнах и без, явно предназначенные для стрельбы трубки с ручками и всякими загогулинами, японские нунчаки и прочая мерзость.

– Убью рыжего мерзавца! – воскликнул предводитель этой безумной банды – Акулам на корм!

– Женщина! – воскликнул другой, и все головорезы разом на нее уставились.

– Мадам! – наигалантнейше обратился к ней предводитель – Не будете ли вы столь любезны… По этой лестнице пробегал снизу вверх некий мужчина… да, рыжий и плотного сложения. Так вот, мадам, вполне вероятно, что вы его видели, этого негодяя, якорь ему в…

– Корму! – перебил предводителя головорез, заметивший первым женщину.

– Да, – согласился тот – Вы его видели? А, мадам?

– Да, – ничего не понимая, сказала женщина. Только что вылетев из ее квартиры, боцман Гангрена должен был прямиком упасть в объятия своей банды. И куда же он девался?

Оставалось предположить, что странный боцман пташкой вспорхнул наверх и отсиживается на верхнем этаже… хотя, постойте, там же есть люк на чердак и на крышу!

– Мада-ам! – укоризненно протянул предводитель – Время идет, мы ждем…

Женщина молча показала наверх.

– Мы только что оттуда.

Это ее настолько изумило, что она даже руками не смогла развести, а просто окаменела. Ответа от нее бандиты не дождались.

– Улизнул! – констатировал предводитель – Святая дева, на что не пойдет мужчина, чтобы спасти свое главное украшение!

Банда заржала и посыпалась вниз по лестнице. Женщина отступила назад, в квартиру, и поскорее закрыла дверь.

Все это было ужасно и необъяснимо, но она осталась цела и невредима, а главное – попала в квартиру! И тут она вспомнила про чайник и утюг…

Пожара еще не было. Чайник хотя и кипел, но воды в нем было порядочно. А ведь совсем недавно эта самая женщина напрочь забыла про кипящий чайник, так что у него отпаялся носик и со звоном упал на плиту. Звон-то и привлек ее на кухню. Пришлось покупать новый чайник, а с финансами было слабовато. Уйти-то муж ушел, а вопрос об алиментах еще не вставал.

Стряпая сыну ужин, женщина немного пришла в себя. И к вечерней сказке уже полностью успокоилась.

Сказка – это было свято. Иначе Мишка вообще отказывался ложиться в постель.

А началось с того, что однажды до него дошла садистская сущность сказки о колобке. Колобок-то погиб, невзирая на свою находчивость. Лиса съела его, чавкая и облизываясь, и ему было больно!

Мишка ревел в три ручья. Выход был один – поскорее придумать другой конец, счастливый и прекрасный.

И женщина пошла по пути наименьшего сопротивления.

– Мишка, не реви! – сказала она – Ты лучше дай сюда книжку. Вот лиса, вот колобок… а вот кусты. Знаешь, кто сидит в кустах?

– Ну-у-у-у-ы-ы? – рыдая, спросил Мишка. – Там сидит фея. Там прекрасная фея с волшебной палочкой. Когда она увидела, что лиса вот-вот проглотит колобка, она вышла из кустов, ударила лису волшебной палочкой и заколдовала ее! Лиса окаменела, а колобок прыгнул на землю и побежал дальше.

Инициатива наказуема – Мишке такое продолжение сказки очень понравилось, и история колобка превратилась в сериал, от вечера к вечеру обрастая все новыми приключениями. Колобок сидел на носу у Бабы-Яги, Кощея Бессмертного, Карабаса Барабаса и прочей нечисти, а прекрасная фея вовремя вылезала из кустов и лупила волшебной палочкой направо и налево.

Но Мишка взрослел, и мама, будучи в глубине души натурой романтической, стала пересказывать ему кельтские предания, средневековые легенды и вообще всю литературу с участием фей.

– И тогда принц коснулся веткой сирени… кто ему дал ветку сирени?..

– Фея Сирени! – шептал, блестя глазенками, ребенок.

– Правильно. И он коснулся веткой дверей – и двери открылись сами собой. Он пошел, пошел… и пришел в тронный зал. А там спали на троне король с королевой, спади придворные дамы и рыцари, спали слуги и служанки, спали повара и поварята… Не спала только злая фея Карабосс. Она сидела в углу со своей прялкой, а вокруг бегали огромные крысы… Но принц не боялся крыс… – А где была фея Сирени?

– Она была рядом. Она хотела, чтобы принц сам освободил Спящую Красавицу. Ну, если бы Карабосс оказалась сильнее, фея Сирени, конечно, помогла бы