под конец рабочего дня полицейские попытались его выпроводить, тогда папа размахнулся и ударил одного из них по лицу, а потом еще несколько раз лягнул в живот. Второй полицейский оттащил его, скрутил папе руки за спиной, но он вырвался и снова бросился пинать первого. Он уже не мог остановиться, кидался на людей, как бешеный пес. В том году папе исполнилось тринадцать. Какая-то извращенная жестокость плескалась в его сердце, не находя выхода. Видимо, с того самого времени он стал вспыльчивым и раздражительным, чуть что – сразу бросался в драку. Тетя сказала, что раньше вся семья ходила перед дедушкой на цыпочках, он тоже славился взрывным характером, любая мелочь могла вывести его из себя. А когда дедушка превратился в растение, его вспыльчивость перекочевала к папе. Позже я нашел этому объяснение. Возможно, лишившись дедушкиной защиты, папа остался один под ударами внешнего мира, и чтобы изгнать из себя ужас этой огромной потери, он решил сам стать таким же, как его отец. Вскоре он вступил в хунвэйбины, и его ярость наконец получила выход. Красная повязка на рукаве стала официальным разрешением для любого насилия. Папа пристрастился к обыскам и погромам. Заслышав, что кто-то из товарищей отправился на очередной погром, тут же бежал следом. Если никого не обыскивали, он маялся без дела, а иной раз не выдерживал и принимался громить что-нибудь у себя дома. Потом “культурная революция” закончилась, хунвэйбины превратились в обычных людей, только папу было уже не остановить, он продолжал вести себя как хулиган и погромщик. Услышав эту историю, я взглянул на него немного иначе. Простить его я все равно не мог, зато во мне появилось хоть немного сочувствия. По крайней мере, теперь я знал, что папа таким не родился.