С точки зрения нравственной главный недостаток трагедии в том, что она придает слишком большое значение жизни и смерти.

Никола-Себастьен де Шамфор

Глава 1

Спустя много лет он часто вспоминал это расследование загадочного убийства и каждый раз невольно хмурился, отгоняя навязчивые мысли. Ему казалось, что он допустил роковую ошибку, что все можно было бы поправить, если бы он действовал иначе. Это были самые неприятные воспоминания Дронго…

В тот вечер все началось с дождя. Все началось, когда он вышел на балкон своей московской квартиры.

Он любил, когда небо было затянуто тучами и шел дождь. Может быть, потому, что он вырос в стране с жарким климатом, где дождь был нечастым гостем, а может, потому, что звук дождя пробуждал в нем приятные воспоминания о его первых командировках. О встречах с друзьями, многих из которых уже не было в живых.

Дронго взглянул на небо. Кажется, дождь усиливается. Он вернулся в комнату и закрыл за собой дверь. Привычно нажал кнопку, опуская жалюзи. Затем задвинул шторы и прошел в кабинет. В кресле уже сидел Эдгар Вейдеманис, его друг и постоянный партнер, помогавший ему во многих расследованиях.

– Ты думаешь, он приедет? – спросил Эдгар.

Вейдеманис не пил спиртного, предпочитая всем остальным напиткам обычную минеральную воду. После того как у него удалили часть легкого, он говорил прерывистым голосом, каким-то особенным свистящим шепотом.

– Уверен, – ответил Дронго, усаживаясь в другое кресло. – Он звонит уже три дня, просит о встрече. Я сначала отказывался, но он так настаивал, что мне пришлось согласиться. Кроме того, он умудрился найти одного из моих друзей, с которым я знаком уже много лет. Именно поэтому я и согласился. Думаю, что у него очень серьезное дело, если он бросил все и уже столько дней находится в Москве.

– Твой друг сообщил тебе какую-нибудь информацию об этом человеке? – поинтересовался Вейдеманис.

– Конечно, – нахмурился Дронго, – я кое-что знал о нем и именно поэтому отказывался от встречи. Я не люблю принимать в своем доме людей, в моральной чистоплотности которых сомневаюсь. Наш гость сколотил свое состояние в начале девяностых, когда, собственно, и закладывалось благосостояние нынешних миллионеров. Но даже на их фоне он выделяется своей беспринципностью и авантюризмом. Его махинации с поставками продуктов в страну стали широко известны в девяносто пятом, и против него было возбуждено уголовное дело. Но в девяносто шестом должны были состояться президентские выборы, а он был тогда одним из главных «спонсоров» победившей стороны. Говорили, что он дал наличными больше трех миллионов долларов. Если учесть, что он украл больше ста, то эта сумма не сильно сказалась на его финансовом благополучии. – Дронго махнул рукой. – Противно, – поморщился он, – этот тип делает все, чтобы попасть в мой дом, и наверняка будет просить о помощи. С одной стороны, мне неприятно разговаривать с таким человеком. А с другой, – это моя работа. Я ведь ничего другого делать не умею. Могу только заниматься этим ремеслом.

– И неплохо заниматься, – пошутил Эдгар.

– Может быть, – согласился Дронго, – хотя мне иногда кажется, что мне было бы лучше заняться чем-нибудь другим…

Он не успел договорить, когда в дверь позвонили.

– Явился, – пробормотал Дронго, поднимаясь. – Обрати внимание на время. Наш гость весьма пунктуален. Пришел минута в минуту. Если я что-нибудь понимаю в людях, то это совсем не потому, что он относится ко мне с уважением или придерживается подобного распорядка в жизни. Наверняка у него ко мне очень важное дело.

Подойдя к двери, Дронго включил внешний обзор. Он увидел, что его гость одет в светлый костюм и темно-синюю рубашку. Ее верхние пуговицы расстегнуты. Мужчина среднего роста, лысоват. У него был несколько вытянутый нос, темные глаза, мясистые щеки. На вид ему можно дать лет сорок пять – пятьдесят. Он в очках, и Дронго оценил очень дорогую оправу.

Открыв дверь, он впустил гостя в квартиру. Перед тем как войти, тот внимательно посмотрел на хозяина. Затем, переступив порог, сразу протянул руку.

– Борис Алексеевич Ратушинский, – представился он.

– Очень приятно, – Дронго пожал ему руку.

Ответное рукопожатие было сильным, волевым. Этот человек получал свои миллионы в нелегкой борьбе.

– Извините, – сказал Ратушинский, – как мне вас называть? Мне говорили, что вы…

– Да, – перебил его Дронго, – можете обращаться ко мне именно так. Я привык, когда меня называют Дронго.

Войдя в кабинет, Ратушинский увидел незнакомца и, резко повернувшись, взглянул на Дронго. В глазах мелькнула растерянность, которая, впрочем, быстро переросла в очевидный гнев.

– Разве вам не сказали, что у меня к вам конфиденциальное дело? – спросил он.

– Сказали, – кивнул Дронго, – именно поэтому здесь присутствует господин Вейдеманис. Он мой помощник в расследовании наиболее сложных дел. Согласитесь, что мне необходимо иметь человека, которому я могу доверять.

– Но я его не знаю, – возразил Ратушинский, не глядя на Эдгара Вейдеманиса, словно речь шла о мебели, стоявшей в кабинете. – Мне нужно поговорить только с вами. У меня очень важное дело.

– Вы, видимо, не поняли, – усмехнулся Дронго. – Это не просто мой гость, заглянувший с улицы. Этот человек – мой друг, которому я вполне доверяю.

– Это вы не поняли, – повысил голос Ратушинский, – я собираюсь заплатить за нашу беседу и вашу помощь очень большой гонорар. Сумму вы назовете сами. Я готов выплатить любую сумму в разумных пределах.

– И вы считаете, что это дает вам право кричать? – улыбнулся Дронго. – Давайте сразу договоримся, Борис Алексеевич. Вы использовали все свои связи, чтобы попасть ко мне. Очевидно, у вас действительно очень важное дело. Вполне допускаю, что вы богатый человек и можете мне заплатить. Но я не проститутка, которую покупают за деньги. Я профессиональный эксперт, и не каждый гость может рассчитывать на мое согласие, даже если он собирается заплатить очень большую сумму. Здесь ничего не продается, господин Ратушинский. Вы не в магазине. И поэтому либо вы принимаете мои условия, либо сразу уходите. Выбирать вам.

Ратушинский побагровел. Очевидно, с ним давно никто так не разговаривал. Он повернулся к двери, намереваясь уйти. Затем громко выругался. И вдруг широко улыбнулся.

– Вы умеете быть убедительным, – сказал он, – ладно, черт с вами. Пусть будет и ваш помощник. Надеюсь, что о нашем разговоре никто не узнает.

– Это я могу вам гарантировать, – кивнул Дронго.

Они вернулись в кабинет. Ратушинский расположился в кресле, где раньше сидел Вейдеманис. Дронго уселся напротив него, а Эдгар устроился на диване.

– Итак, я вас слушаю, – сказал Дронго, глядя в глаза гостю.

Тот нахмурился, поправил очки. Было видно, что он волнуется.

– Вы слышали о скандале, который случился два месяца назад? – неожиданно спросил Ратушинский.

– Поставки сахара? – уточнил Дронго. – Вы продали его государству по цене гораздо выше той, которую предлагали ваши конкуренты?

Ратушинский вздрогнул. Недоверчиво посмотрел на Дронго. Потом наконец посмотрел на Вейдеманиса. И снова перевел взгляд на Дронго.

– Откуда вы знаете? – гораздо тише спросил Борис Алексеевич.

– Я знал, кто ко мне придет, поэтому навел некоторые справки. Про вас написали сразу несколько газет. Было совсем не трудно найти эти статьи. Между прочим, они есть и в Интернете.

– Конечно, – раздраженно произнес Ратушинский. – Эти журналисты набросились на меня, как псы на загнанного медведя. Они мусолят эту тему до сих пор. А все началось с «Новой газеты», когда журналист Лисичкин опубликовал первую статью.

Дронго молчал. Он видел, как спокойно слушает гостя Эдгар. Латыш Вейдеманис всегда отличался невозмутимостью, как большинство прибалтов.

– Он использовал документы, которые пропали у меня, – сквозь зубы проговорил Ратушинский.

Он сжал пальцы в кулак. Само воспоминание о журналисте, осмелившемся бросить ему вызов, привело его в ярость.

– Он использовал документы, которые пропали из моего кабинета, – повторил Ратушинский, тяжело дыша.

Он взглянул на Дронго:

– Я, собственно, и пришел к вам из-за этого.

– Неужели вы хотите, чтобы я нашел эти документы? – не поверил своим ушам Дронго. – Какая вам от них польза? Они же уже опубликованы.

– Конечно. Они мне не нужны. Все, что можно было, этот негодяй уже использовал. Он размазал меня по страницам своей газеты…

– Вы могли бы подать в суд, если это была клевета, – предложил Дронго.

– Какая клевета? – развел руками Ратушинский. – Все, что написал Лисичкин, – правда. От первого до последнего слова. Дело в том, что документы, которые он использовал, были украдены из моего кабинета. Они лежали в моем письменном столе. И пропали, чтобы оказаться у этого Лисичкина.

– Их украли из вашего кабинета? – переспросил Дронго.

– Да, – ответил Борис Алексеевич, – они пропали у меня из кабинета ровно два месяца назад. Самое интересное, что я даже знаю, в какой именно день. Утром я работал дома. Было воскресенье, но на дачу мы не поехали. Вечером друзья пригласили нас в театр. В этот день я встречался со своим секретарем: на следующее утро я собирался улететь в Лондон. В общем, утром документы лежали у меня в столе, а когда перед поездкой я снова проверил ящик стола, то не нашел их. Конечно, я устроил дома скандал. Выбросил из стола все содержимое, но ничего не нашел. Я отменил свою поездку в Лондон. А через два дня появилась статья Лисичкина.

Он замолчал, выдыхая воздух. Было заметно, как он волнуется.

– Представляете мое состояние? – спросил он, глядя на Дронго. – Документы пропали из моего домашнего кабинета. Наш дом охраняется, и никто из посторонних не мог попасть в мою квартиру. К тому же в воскресенье дома не было ни домработницы, которая убирает в квартире, ни кухарки. Никого. Никого из тех, кого я должен подозревать. И тем не менее документы пропали, пропали… – Он снова кулаком ударил по колену.

Эдгар принес гостю стакан воды. Ратушинский взял стакан и, ни слова не говоря, жадно выпил. Вернув пустой стакан Вейдеманису, он благодарно кивнул.

– Кроме вас, дома был еще кто-то? – поинтересовался Дронго.

– Да, – вздохнул Борис Алексеевич, – несколько человек. Но ни один из них не мог взять документы. В этом я… почти уверен. Или был уверен, не знаю даже, что сейчас сказать. Все так запуталось… Не могу и подумать, кого можно подозревать.

– Вы не ответили на мой вопрос, – терпеливо напомнил Дронго.

– Да, конечно. Кроме моей супруги, в доме были еще две пары. Наши друзья, с которыми мы дружим уже много лет, и моя сестра с мужем. Вот, собственно, и все. И еще, как я уже сказал, была моя секретарша, которая работает у меня четыре года. Но она ушла гораздо раньше других. А мы поехали в театр.

– Итого семь человек, – посчитал Дронго.

– Почему семь? – удивился Ратушинский. – Шестеро. Две пары, моя жена и моя секретарша. Шесть человек.

– А вы себя не считаете? – спросил Дронго без тени усмешки.

– Нет, конечно, не считаю. Я же не идиот, чтобы отдать свои документы какому-то полоумному журналисту. Себя я исключаю. Я не лунатик и не страдаю провалами памяти. Или раздвоением личности. И детство у меня было вполне благополучное. – Гость был человеком весьма начитанным в области психоанализа. – Эти документы я не брал и тем более никому не отдавал, – решительно закончил он.

– Тогда их забрал кто-то из ваших близких.

– Конечно, – согласился Ратушинский. – Только не нужно думать, что я сразу решил обратиться к вам. Я деловой человек, и мне нужно найти змею, которая завелась в моем доме, чтобы потом не подставиться во второй раз. Знаете, что я сделал? Я позвонил Лисичкину и предложил ему десять тысяч долларов. Нет, не за документы. Мне нужно было знать имя человека, который отдал ему документы.

Дронго молча слушал своего собеседника. В такой момент говорящего нельзя перебивать, чтобы не потерять нить разговора.

Ратушинский чуть помолчал и затем сказал:

– Он отказался. Тогда я предложил ему двадцать тысяч долларов. И он опять отказался…

Борис Алексеевич похлопал себя по карманам. Потом чуть слышно выругался.

– У вас нет сигарет? – спросил он у Дронго. – Кажется, я оставил свои в машине. Я приехал к вам без водителя, чтобы никто не знал о нашей беседе.

– Я не курю, – развел руками Дронго, – и мой друг тоже не курит. Значит, журналист отказался сообщить вам, кто передал ему документы?

– Если бы отказался! – победно хмыкнул Ратушинский. – Я довел сумму до шестидесяти тысяч долларов, и тогда он сдался. Пообещал, что сообщит имя вора вечером в пятницу.

– Шестьдесят тысяч… – задумчиво проговорил Дронго. – В поисках истины вы зашли достаточно далеко. И он сообщил вам имя человека, который украл документы?

– Нет, – выдохнул Борис Алексеевич, – он не успел. В пятницу утром он разбился, находясь в своей машине. Только не думайте, что это я приложил руку к аварии. Он действительно разбился, а я, не зная этого, ждал его, как настоящий кретин. С деньгами и с надеждой разобраться наконец, кто меня подставил. Потом я мучился несколько недель. И решил: раз судьба бросает мне вызов, я должен ей ответить. За это время я пытался узнать, кто лучший детектив в нашем городе. Или в стране. Считайте, как вам будет удобно. Я искал вас еще несколько недель. И наконец мне дали ваши координаты. Вы слышали, какую сумму я назвал? Если вам она покажется недостаточной, я добавлю. Но мне необходимо знать, кто именно взял документы. Вы меня понимаете?

– А если это действительно судьба? – прищурился Дронго. – Вы не допускаете мысли, что «кирпич просто так на голову не падает». Возможно, там, наверху, кто-то решил, что вы не должны знать имя человека, взявшего эти документы. Может, так вам будет лучше…

– Нет, – перебил его Ратушинский, – так будет еще хуже. Я мучаюсь, подозреваю всех, кто был в тот день в доме. Просто схожу с ума от подозрительности! На прошлой неделе я положил куда-то отчет американского банка о моем текущем счете. Ничего особенного, но когда я его не нашел, то наорал на жену и на домработницу. Потом эти бумаги оказались в портфеле. И я понял, что начинаю терять рассудок. Мне необходимо найти человека, который украл документы!

– Ясно, – сказал Дронго, переглянувшись с Вейдеманисом. – Значит, вы твердо убеждены, что документы взял кто-то из людей, находившихся в вашей квартире? То, что это могли сделать посторонние, вы полностью исключаете?

– Абсолютно. У нас дом охраняется. И это не только сидящие внизу охранники. Есть еще электронная система защиты. Можно, конечно, договориться с охранниками и отключить ее. Но тогда зачем красть документы, которые в худшем случае могли принести мне лишь головную боль и неприятности с налоговой полицией? В моем столе хранились гораздо более ценные бумаги. Кроме того, там всегда лежит несколько пачек долларов. Получается, что вор – полный идиот, если взял не деньги, а эти материалы.

– Значит, деньги не пропали? – взглянул на собеседника Дронго.

– Нет. Ничего не пропало. Только эти документы. В этом и весь парадокс. Выходит, что кто-то из моих близких решил мне насолить, – Ратушинский усмехнулся. – Смешно получается: чтобы мне «насолить», украли документы о поставках сахара.

– Вы понимаете, что прошло уже много времени и мне будет трудно помочь вам… – начал Дронго.

– Мне нужна ваша помощь, – снова довольно невежливо перебил его гость. – Я готов заплатить вам хороший гонорар.

– Перестаньте говорить о деньгах, – остановил его Дронго. – Мы сделаем так. Сначала оговорим условия. Есть некая твердая сумма, которую вы мне платите, независимо от результатов расследования. Я не могу вам гарантировать конечный успех – в таком деле это достаточно сложно. Но я могу вам обещать, что сделаю все, чтобы найти человека, укравшего эти документы. Конечно, при условии вашего корректного поведения. Не нужно вести себя так, словно вы меня наняли. Мы с вами партнеры по расследованию. Надеюсь, мы больше не вернемся к этому разговору? В противном случае мы расстаемся с вами немедленно. Вы согласны?

– Да, – быстро кивнул Ратушинский. – Я согласен на все. На любые условия. Я должен узнать, кто украл документы.

– Тогда давайте сразу начнем, – предложил Дронго. – Расскажите мне подробно, кто был в вашей квартире в день, когда они исчезли. Расскажите о каждом поподробнее.

Гость кивнул. Потом, взглянув на Вейдеманиса, вдруг попросил:

– Вы не могли бы дать мне еще стакан воды?

Эдгар пошел на кухню. Ратушинский посмотрел ему вслед и шепотом обратился к Дронго:

– Вы в нем уверены? Сейчас плохое время. Если эта история попадет в газеты, я буду окончательно опозорен.

– Мы знаем друг друга уже не первый год, – пояснил Дронго. – Что касается лично вас, то мне иногда кажется, будто я живу в перевернутом мире. Когда вас уличили в том, что вы обманули государство на несколько десятков миллионов, вас это не испугало. Вас волновало не моральное осуждение окружающих, а поиски предателя из вашего окружения. Зато вы боитесь показаться смешным и поэтому не хотите, чтобы наше расследование стало достоянием гласности.