Тяжелые времена

Первое знакомство с автором неожиданно (что скрывать, были опасения) оказалось приятным и...

Авторский слог изобилует описаниями как картинок природы, так и подробными психологическими портретами героев и персонажей романа, да и без натюрмортов не обошлось. Однако то ли автор сумел точно прицелиться и попасть в яблочко моей доминирующей репрезентативной системы, то ли попросту моё настроение на момент чтения совпало с энергетикой романа Диккенса, но все эти описания совсем не показались излишне длинными и скучными, скорее наоборот, позволили приблизиться на расстояние тет-а-тет хоть с природными красотами, хоть с виртуально-книжными собеседниками.

Несмотря на относительно небольшой объём, автор сумел вместить в этот роман несколько практически равнозначных смысловых и сюжетных линий, да ещё и переплёл их между собою в красочную многоцветную мозаику сродни разноцветным узорам макраме. И каждая линия выписана автором резко и крупно, без всяких экивоков и полунамёков.

Понятное дело, что для быстрого возникновения конфликта автор пишет характеры основных персонажей контрастно и без полутонов (чем-то мне это напомнило Н.В. Гоголя и М.Е. Салтыкова-Щедрина...), в результате завязка романа образуется довольно быстро и автор вместе с читателем с удовольствием приступают к бросанию камней в кусты, наблюдая за реакциями и поступками персонажей. При этом Диккенс совсем не стремится превратить повествования в некий классический детектив, и хотя имя главзлодея напрямую не называется, однако же и тени сомнений в принципе нет в его адресации. Однако это не мешает сохранить интерес к развитию неких криминальных событий в романе...

Любовно-лирическая линия не является в этой книге самодостаточной и скорее выполняет служебную функцию, чтобы навести и героев романа и вместе с ними читателей на рассуждения на темы морали и нравственности, чести и достоинства, ну и всякие прочие оттенки в этой цветовой гамме. А для усиления эффекта автор закручивает сразу две таких линии, чтобы читатель и посердился на британские нравы и законодательное крючкотворство в брачно-семейных отношениях, и посочувствовал одним и вознегодовал в отношении других...

Сатирическая и критическая масса отношений автора к некоторым другим персонажам порой и в самом деле приближается к понятию "критическая масса", уж больно хороши и незадачливый буквоед и педант отец, и чванливый хозяйчик и банкир, и самоуничижительная высокомерная родовитая особа в роли прислуги и сотрудницы, да ещё и с претензией на роль приживалки и сердечного друга. Да и братец, блин, удался на славу...

А ещё пусть и впроброс, но зато во весь голос и отчётливо проговорены нюансы положения рабочих на английских фабриках и мануфактурах, заводах, шахтах и прочих рабочих местах. И тут авторский голос звучит мощным криком, призывая читателей-современников задуматься о бесправном положении рабочих и о судьбах их самих и их семей.

Когда сэр Чарльз Диккенс писал свой десятый по счету роман,  XIX век едва едва перевалил за свою вторую половину.  Но он уже вовсю оправдывал свое наименование железный. И не только потому, что машины наступали со всех сторон и все больше теснили на производстве человеческие руки,  с одной стороны  облегчая труд, с другой делая его ещё более тяжким, покрывая стены домов копотью, а небо над головой почти не видным от дыма фабричных труб.  Настоящим бедствием этого  и последующего за ним ХХ века становилось иссушение душ. Практицизм и материализм - вот две главные проблемы века, которые видел писатель и которые, по его мнению,  представляли собой настоящую опасность.

Одно из основных правил грэдграйндской теории гласило, что все на свете должно быть оплачено. Никто, ни под каким видом, не должен ничего давать и не оказывать никакой помощи безвозмездно. Благодарность подлежала отмене, а порождаемые ею добрые чувства теряли право на существование. Каждая пядь жизненного пути, от колыбели до могилы, должна была стать предметом торговой сделки. И если этот путь не приведет нас в рай, стало быть рай не входит в область политической экономии и делать нам там нечего.

Романтизм с его возвышенными,  пускай и несколько наивными взглядами на человеческие отношения, его высокая и лучезарная поэзия рыцарского подвига, безжалостно вытеснялись, практически без боя сдаваясь и уступая место холодному расчету, а живую человеческую душу заменяло racio.  Беда в том, что это не был разум в значении глубокого, хотя и холодного, интеллекта. Нет! Это был сухой, как прошлогодняя трава, рационализм.

Поистине, особенно в Туманном Альбионе, да еще в викторианскую эпоху, и без того донельзя чопорную и не допускающую никаких вольностей, он становился настоящим прокрустовым ложем. И все, что не укладывалось в эти рамки, безжалостно отсекалось. Вот они,воистину тяжелые времена!

Итак, перед нами предстают те, кто в той или иной степени представляют собой жертвы этого самого во всех смыслах практичного времени. Дело здесь не в бедности или богатстве.  Ни у кого из персонажей романа нет того, что, собственно и заставляет человека жить - радости от встречи каждого нового дня.

"Морока, одна сплошная морока!" - как повторяет один из героев, простой рабочий человек Стивен Блекнул.

По городу пролегало несколько больших улиц, очень похожих одна на другую, и много маленьких улочек, еще более похожих одна на другую, населенных столь же похожими друг на друга людьми, которые все выходили из дому и возвращались домой в одни и те же часы, так же стучали подошвами по тем же тротуарам, идя на ту же работу, и для которых каждый день был тем же, что вчерашний и завтрашний, и каждый год — подобием прошлого года и будущего.

Если и осталось еще что-то живое здесь, то это передвижной Цирк Слири с его смешными и нелепыми обитателями   Их правила жизни, конечно, далеки как от практической системы воспитания м-ра  Грэдграйнда, так и от самодовольного бахвальства банкира Баундерби.  Они совсем не совершенны, много пьют и скабрезничают, они грубы и не воспитаны.  Но это живыелюди, а не ходячие факты. Отсюда, из этого мира ярких красок, Сесси Джуд. Единственный персонаж, который в итоге находит свое счастье. Стивен Блекнул. и его подруга Рейчел тоже сохранили  души живыми, но они подчиняются  тем законам, по которым живет Кокстаун. И вырваться из под этой давящей плиты могут, только уйдя из этого мира.

И все-таки Диккенс не был бы Диккенсом, если бы не дал созданным его воображением персонажам хотя бы одного шанса на возрождение. Путем катастрофических ошибок и потерь, в результате которых разрушено сразу три жизни и нет уверенности, что не будет разрушена четвертая, через крушение всех своих принципов и идеалов, но Грэдграйнду все-таки удается причалить  к крохотному островку, на котором ему суждено доживать свои дни в горьких раздумьях и мысленном созерцании содеянного...

Читать/ не читать. Я безмерно люблю творчество Чарльза Диккенса.  Ибо это всегда и прежде всего  интересная история, целый мир, населенный яркими образами. Так что, не могу не рекомендовать.

Самый короткий роман Диккенса, незамысловатый по сюжету, без умопомрачительных тайн. Но зато тут полно «фирменных» диккенсовских персонажей, и как всегда, фирменная ирония, и гротеск, и сентиментальность.

Всё действие происходит в небольшом вымышленном северном городке Кокстауне, небо которого задымлено ткацкой промышленностью. Этакий мини-Манчестер, который описала Элизабет Гаскелл в своём романе Мэри Бартон . Дымящие трубы, грохот машин, заводской гудок, длинный рабочий день, а по вечерам рабочего ждёт – холод одинокой каморки или неодинокой, а наоборот, тесной с большой семьёй, полной проблем. А ещё вариант жизни рабочего в холодной каморке - это ад вдвоём с опустившимся (ейся) супругом (ой). Так безрадостна и беспросветна жизнь Стивена Блекпула, честного скромного рабочего-ткача, работающего на фабриканта мистера Баундерби.

На все вопросы, жалобы и просьбы рабочих у мистера Баундерби один ответ – вы хотите есть черепаховый суп из золотой ложечки и ездить на шестёрке лошадей. Эти упрёки всем и каждому в якобы непомерных запросах он подкрепляет легендой о самом себе, о том, как и чего он добился, будучи брошенным в раннем детстве в канаве. Легенда, конечно, фиктивная, как и все легенды людей, которые никому ничего не должны и сделали себя исключительно только сами. Баундерби это, конечно, диккенсовский персонаж № 1, гротескный, но такой жизненный.

Если мистер Баундерби – это этакий снобизм наоборот, то вот вам в пару к нему персонаж № 2 со снобизмом другой крайности – его экономка миссис Спарсит. Из обедневших аристократов, вынужденная пойти служить и сама зарабатывать себе хлеб. На самом деле миссис Спарсит состоит бог весть в каком родстве с некой леди Скэджерс (если её кто-нибудь помнит), а муж её был «из Паулеров», но несмотря на то, что произносилось это так многозначительно, никто не понимал намёка. И неважно, что замужем она была всего месяц, так как муж её, дважды прокутив состояние и трижды наследство, умер где-то в глуши от пороков. Но зато как миссис Спарсит умеет морщить свой римский нос и величественно нести свои высокородные брови! Тоже изумительный диккенсовский персонаж. Абсолютно жизненный.

Есть ещё мистер Грэдграйнд, попечитель школы , где детей воспитывают по разработанной им системе. Система состоит в том, чтобы исключить из жизни всякое воображение, фантазии, чувства, ничто не должно отвлекать их от усвоения как можно большего количества фактов. Только рациональное мышление, только факты, факты и точность. Машинное воспитание в пару к машинному образу жизни эпохи индустриализации.

Своих собственных детей мистер Грэдграйнд воспитывает по той же системе. И вот они выросли… Луиза, сердце которой не закрылось, несмотря на всё усердие такого воспитания и бездушный Томас…

Английский город 19-го века. Акварель Луизы Райнер