© Родин И. О., текст, 2015

© Родин И. О., дизайн и название серии, 2014

Глава I
повествует о месте, где родился Оливер Твист, и обстоятельствах, сопутствовавших его рождению

В одном из городов, название которого мы упоминать не будем, стоял дом, именуемый работным, а проще сказать – приютом. Именно в этом доме однажды родился мальчик, имя которого вы прочли в названии главы.

Приходский врач, помогавший родам, сомневался, выживет ли ребенок вообще. Малыш, задыхаясь, лежал на шерстяном матрасике, готовый покинуть этот мир, едва войдя в него. Если бы на протяжении этого короткого промежутка времени Оливер был окружен заботливыми бабушками, встревоженными тетками, опытными сиделками и премудрыми докторами, он неизбежно и, несомненно, был бы загублен. Но так как никого поблизости не было, кроме нищей старухи, изрядно набравшейся пива, и приходского врача, малыш и Природа вдвоем выиграли битву: Оливер после недолгой борьбы вздохнул, чихнул и испустил громкий вопль!

Едва малыш подал голос, его мать приподнялась с подушки и слабым голом невнятно попросила:

– Дайте мне посмотреть на ребенка – и умереть.

– Ну, вам еще рано говорить о смерти! – объявил, как можно ласковее, врач и его тут же поддержала старуха, торопливо пряча в карман недопитую бутылку:

– Боже избавь! Ты вначале проживи, столько, сколько я, да произведи на свет тринадцать ребят, из которых только двое останутся в живых, да и те будут с нею в работном доме, вот тогда ты не будет принимать все близко к сердцу!.. Подумайте, милая, о том, что значит быть матерью! Ай, какой у вас милый ребеночек!

Слова не оказали нужного воздействия и доктор передал малыша в руки матери. Она прижалась холодными, бледными губами к его лбу, провела рукой по лицу, дико осмотрелась вокруг, вздрогнула… и умерла. Врач и старуха бросились растирать ей грудь, руки и виски, но сердце уже не билось.

– Все кончено, миссис Тингами! – сказал, наконец, врач.

– Да, все кончено. Ах, бедняжка! – подтвердила сиделка, подхватывая пробку от зеленой бутылки, упавшую на подушку, когда она наклонилась, чтобы взять ребенка. – Бедняжка!

– Кстати, если ребенок будет кричать – за мной не посылайте, – бросил врач на ходу, натягивая перчатки. – Он может оказаться беспокойным. Ничего страшного: дайте ему жидкой кашки. – Уходя, он приостановился около кровати, – Миловидная женщина… Откуда она пришла?

– Ее принесли вчера вечером по распоряжению надзирателя, – ответила старуха, – Нашли лежащей на улице. А откуда и куда она шла – никто не знает.

Врач наклонился к покойнице и поднял ее левую руку.

– Обычный случай – нет обручального кольца, – прокомментировал он, покачивая головой. – Ну, спокойной ночи!

Врач пошел обедать, а сиделка приложилась к бутылке и взялась одевать новорожденного. Голого, его можно было принять и за сына герцога, но едва старуха напялила на малыша пожелтевшую от времени старую коленкоровую рубашонку, все встало на свои места: перед нами был сирота из работного дома, бедняк, чью жизнь должны были сопровождать град ударов и пощечин.

Малыш тем временем кричал не переставая. Если бы он мог знать, что рожден сиротой, то кричал бы еще громче…

Глава II
повествует о том, как рос, воспитывался и как был вскормлен Оливер Твист

Что требуется новорожденному? Конечно же, еда. Приходские власти запросили хозяев работного дома, нет ли женщины, способной кормить малыша – и получили отказ. Тогда было решено отправить Оливера «на ферму» – то есть в дом за городом, где несколько десятков детей и подростков трудились на полях, отрабатывая скудное пропитание и кров. Следила за юными работягами старуха Манн, которой еженедельно выдавалось по семь с половиной пенсов на человека – и которые она незамедлительно прятала подальше, поскольку считала, что такие деньги – чересчур много для бестолковых оборвашек. Свою совесть старуха утешала тем, что корми она ребятню на полную сумму – и те непременно бы объелись, а там и до болезней рукой подать… В философии этой были свои изъяны: дети, которых передавали на попечение старухе, или умирали от голода, или падали по недосмотру в камин, или погибали, задохнувшись дымом. Но, поскольку такая участь ждала не всех, а всего лишь восьмерых из десяти, такая статистика казалась старухе вполне приемлемой.

Иногда, впрочем, случались неприятности. Бывало что несносное дитя, за которым был установлен особый надзор, могло опрокинуть на себя кровать, или упасть в корыто с кипятком. Тогда, разумеется, поднимался шум, начиналось следствие и присяжные нет-нет да и задавали благочестивой старушке неприятные вопросы… Но на помощь миссис Манн всегда приходил врач, который вскрывал труп и ничего в нем не находил, а бидл – чиновник, ведающий защитой детей – всегда говорил именно то, что было нужно приходскому начальству – и дело закрывали. Конечно, члены приходского совета иной раз устраивали внезапные проверки, но накануне о них ставили в известность обитателей фермы, и любые комиссии встречали опрятно одетые миленькие детишки, а можно ли требовать большего?

На этой ферме Оливер провел девять лет, превратившись из крикливого кулька в малорослого, тощего и бледного мальчишку…

Свой девятый день рождения Оливер встретил в компании двух приятелей, правда, не за праздничным столом. Получив изрядную трепку, они втроем оказались в погребе для угля за то, что осмелились заявить, будто голодны – отчаянная наглость!

Сидеть бы им там и сидеть, если бы перед калиткой «фермы» вдруг не появился мистер Бамбл. Приказав служанке немедленно привести малышей наверх и умыть их, миссис Манн бросилась навстречу бидлу.

– Что за безобразие – заставлять приходское должностное лицо ждать у калитки! – возопил бидл, потрясая тростью. На самом деле он не ждал и секунды – но, поскольку считал себя человеком значимым, всегда стремился подчеркнуть это.

– Ах, мистер Бамбл! Я лишь только позвала деток, которые так любят вас! – залебезила миссис Манн. Без устали раскланиваясь перед раздраженным Бамблом, она провела его в маленькую гостиную. – Не угодно ли после столь продолжительной прогулки выпить капельку лекарства?..

– Лекарства?

– Да, микстурки, которую я держу для больных ребятишек, и немножко холодной воды, и кусочек сахару. – Не дожидаясь согласия, миссис Манн залезла в шкаф за джином, размешала его водой и подала бидлу.

– Только уважая ваши материнские чувства, – оповестил мистер Бидл и залпом одолел полстакана. – А теперь к делу. У вас проживает малыш, названный Оливером Твистом и ныне ему исполнилось девять лет.

– Да благословит его бог! – миссис Манн старательно потерла уголок глаза и глаз заблестел, словно от слезы.

– Мы предлагали двадцать фунтов тому, кто найдет его отца или родственников – но напрасно.

– Но, раз родных нет, как же он вообще получил фамилию?

– Это я придумал, – гордо выпрямился бидл. – Я называю питомцев по алфавиту. Последний был на букву С, этот – должен был быть на Т. вот я и назвал его Твист. Следующий будет на У. Когда алфавит закончится, я начну сначала.

– Да вы настоящий писатель! – всплеснула руками миссис Манн.

– Ну… – мистер Бамбл не стал особо спорить. – Может, и писатель, отчего бы и нет? Так вот, раз Оливер подрос, то пора ему возвращаться в работный дом.

Миссис Манн мгновенно распорядилась и через минуту Оливер уже стоял перед ней и бидлом.

– Ну, хочешь ли ты пойти со мной? – величественно спросил тот. Оливер готов был сказать, что пойдет куда угодно, лишь бы подальше отсюда, но различил за спиной бидла крепкий кулак старушки и потупился:

– А миссис Манн пойдет с нами?

– Нет, но она сможет иногда навещать тебя.

Оливер тут же разревелся – от радости и облегчения, конечно, хотя и сумел скрыть это. В благодарность за разыгранный спектакль он был награжден демонстративным прощальным поцелуем и – главное – куском хлеба с маслом…

Придя в работный дом, Оливер первым делом расправился с хлебом. Не успел он дожевать кусок, как опять появился бидл и объявил, что мальчик должен предстать перед советом. Оливер не знал, что такое совет и как себя там вести, но мистер Бамбл дал понять, что самое главное – не опоздать, и для ясности вначале огрел Оливера тростью по голове, а потом добавил и по спине. Оливер понял, где очутился, и поспешил за бидлом.

В большой комнате за столом восседали десять упитанных джентльменов. Самый толстый и большой занимал место во главе стола.

– Известно ли тебе, что ты – сирота? – спросил он.

– Как это, сэр? – не понял Оливер.

– Мальчик – дурак! – объявил один из джентльменов, одетый в белый жилет, и все развеселились – даже бидл, забывший отвесить пинок за неразумный ответ.

– У тебя нет ни отца, ни матери, – объяснил старший джентльмен. – Поэтому мы будем воспитывать тебя, мальчик, и обучать. Завтра, с шести утра, ты начнешь трепать пеньку!

Вердикт был произнесен и присутствие Оливера больше не требовалось. Его отвели в какую-то комнату и указали кровать. Оливер рухнул на жесткое ложе, разревелся – и плакал, пока не заснул…

Плакал он зря, ибо ему была дарована милость медленно умирать в работном доме, а не быстро – на улице. Члены совета давно поняли, что на свете слишком много бездельников, рвущихся к дармовой похлебке, а потому каждый, оказавшийся в работном доме, должен был трудиться не покладая рук – вот единственное, что требовалось от оборванцев. За это им полагалось царское вознаграждение: жидкая каша три раза в день и две луковицы в неделю, да еще и полбулки хлеба в воскресенье! Ну, чем не жизнь? Правда, у местного портного было много работы: он раз за разом ушивал одежду этих лодырей – пока они еще могли ее носить, и перешивал, когда кому-то складывали руки на груди. Совет был в восторге, видя, как уменьшается количество бездельников-едоков – значит, страна становилась богаче. Ну, может и не страна, а отдельные ее жители…

В работном доме Оливер прожил полгода – и протянул бы, наверное, еще столько же, если бы не один случай.

Кормили мальчиков в большом зале с котлом. Надзиратель, надев передник, лично разливал кашу по мисочкам. Или половник был невелик, или миски малы – но пары взмахов ложками хватало для того, чтобы выскрести посудину начисто, а потом сидеть, и голодными глазами гипнотизировать котел… Но не всем такое нравилось и однажды паренек, гораздо более крепкий, чем остальные – а оттого и более голодный, объявил, что если ему не прибавят каши, то он в следующую же ночь сожрет своего соседа. Испуганные малыши восприняли мрачную шутки всерьез и, пошушукавшись, бросили жребий: кому просить каши. Выбор пал на Оливера Твиста.

И вот вечером, когда ужин был стремительно съеден, Оливер сжал свою миску худыми пальчиками и подошел к надзирателю.

– Простите, сэр, я хочу еще, – прошептал Оливер.