Глава VIII
Дальнѣйшіе успѣхи Павла; его возрастаніе и характеръ

Подъ вліяніемъ неусыпныхъ и всегда внимательныхъ очей времени, сны Павла постепеино измѣнялись. Разсвѣтъ сознанія неотразимо проникалъ въ младенческую душу; ея видѣнія прояснились: предметы и впечатлѣнія въ безчисленномъ множествѣ зароились вокругъ новаго жителя міра, растревожили его покой, и такимъ образомъ наслѣдникъ знаменитаго дома незамѣтно перешелъ отъ младенческаго возраста къ дѣтскому и сдѣлался говорящимъ, ходящимъ, удивляющимся Домби.

Послѣ опалы и позорнаго изгнанія Ричардсъ дѣтскій департаментъ, въ хозяйственномъ министерствѣ м-ра Домби, поступилъ въ завѣдываніе временнаго комитета, котораго главными членами, разумѣется, назначены были м-съ Чиккъ и миссъ Токсъ. Эти особы съ такимъ изумительнымъ усердіемъ принялись за исправленіе своихъ новыхъ должностей, что майоръ Багстокъ съ каждымъ днемъ долженъ былъ убѣждаться въ своей рѣшительной опалѣ, между тѣмъ какъ м-ръ Чиккъ, лишенный домашняго надзора, очертя голову бросился въ большой свѣтъ, обѣдалъ въ клубахъ и кофейныхъ домахъ, два-три раза курилъ трубку наперекоръ строжайшему запрещенію своей сожительницы, разъѣзжалъ по театрамъ, и словомъ, какъ выразилась однажды м-съ Чиккъ, безсовѣстно ослабилъ всѣ общественныя узы и нравственныя обязательства.

При всемъ томъ маленькій Павелъ, несмотря на неусыпную заботливость и материнскія попеченія, развивался какъ-то очень туго. Послѣ изгнанія кормилицы, онъ вдругъ ни съ того ни сего, или можетъ быть отъ природной слабости, началъ тосковать, сохнуть, чахнуть, и долго, казалось, отыскивалъ свою потерянную мать, далеко не удовлетворяемый нѣжностями своихъ надзирательницъ. Кое-какъ прошелъ онъ самыя трудныя ступени на пути къ юношескому возрасту, но и дальнѣйшее путешествіе казалось для него чрезвычайно опаснымъ, какъ на скачкахъ для отчаяннаго жокея, который, перескакивая черезъ рытвины и овраги, рискуетъ каждую минуту сломить себѣ шею. Каждый вновь пробивающійся зубъ былъ для него страшнымъ барьеромъ, каждый прыщикъ во время кори – каменной стѣной, черезъ которую надо было перепрыгивать не иначе, какъ съ большой опасностью. Немощный всадникъ онъ, сваливался наповалъ при каждомъ припадкѣ коклюша и тутъ безъ пощады давила его цѣлая стая дѣтскихъ болѣзней, долго мѣшавшихъ ему подняться на ноги.

Ознобъ послѣ крещенія, по-видимому, поразилъ младенца въ самую чувствительную часть его организма, и онъ уже никогда не могъ оправиться подъ холодной кровлей родительскаго дома. Вообще это былъ самый несчастный ребенокъ, и это мнѣніе о немъ не разъ высказывала даже м-съ Виккемъ.

М-съ Виккемъ была женою трактирнаго слуги, то есть, другими словами, она была вдовою живого мужа, и такъ какъ она не имѣла ни дѣтей, ни родственниковъ, то ее очень благосклонно приняли къ м-ру Домби, гдѣ она, спустя два или три дня послѣ мучительнаго отнятія Павла отъ груди, вступила въ должность няньки. М-съ Виккемъ была женщина смирная, съ блѣднымъ цвѣтомъ лица, съ глазами всегда поднятыми къ верху, съ головой всегда опущенной внизъ. Она настроила себя наиудивительнѣйшимъ образомъ къ соболѣзнованіямъ всякаго рода: безпрестанно жаловалась на собственную горестную судьбу, сострадала о несчастіяхъ ближнихъ и съ трогательной благодарностыо принимала соболѣзнованія о себѣ самой. Вообще, природа въ высокой степени наградила эту женщину чудной способносгью смотрѣть на всѣ предметы въ самомъ жалобномъ свѣтѣ, и она, по-видимому, находила величайшее утѣшеніе совершенствовать этотъ талантъ, представляя поразительно страшныя доказательства въ защиту своихъ могильныхъ мыслеи.

Почти нѣтъ надобности говорить, что м-ръ Домби рѣшительно иичего не зналъ о необыкновенномъ настроеніи духа новой няньки. Да и какъ ему знать? Ни одна душа въ домѣ – не исключая самой м-сь Чиккъ или миссъ Токсъ – не смѣла передъ нимъ заикнуться насчетъ какихъ-нибудь неудобствъ въ отношеніи къ маленькому Павлу. Онъ рѣшилъ самъ въ себѣ, что ребенокъ необходимо долженъ проходить по всѣмъ этимъ мытарствамъ дѣтскихъ недуговъ, и чѣмъ скорѣе онъ пройдетъ ихъ, тѣмъ лучше. Если бы онъ могъ откупить отъ нихъ своего сына или поставить вмѣсто него наемщика, какъ это бываетъ при рекрутскихъ наборахъ, то онъ былъ бы очень радъ воспользоваться такимъ средствомъ на самыхъ щедрыхъ условіяхъ. Но такъ какъ этого, очевидно, сдѣлать было невозможно, то онъ ограничился только тѣмъ, что обнаруживалъ по временамъ гордое изумленіе насчетъ непостижимыхъ распоряженій природы и утѣшался мыслью, что вотъ еще благополучно пройденъ верстовой столбъ на трудной дорогѣ жизни, и великая цѣль путешествія становится все ближе и ближе. Господствующимъ чувствомъ его души, постепенно принимавшимъ огромнѣйшіе размѣры по мѣрѣ возрастанія Павла, было нетерпѣніе дождаться, наконецъ, того вожделѣннаго времени, когда торжественнымъ образомъ будутъ приведены въ исполненіе его блистательныя надежды.

Нѣкоторые философы утверждаютъ, что эгоизмъ есть корень благороднѣйшихъ привязанностей и наклонностей сердца. Юный сынъ м-ра Домби съ самаго начала въ такой степени сдѣлался для него важнымъ, какъ часть его собственнаго величія, или, что все равно, величія Домби и Сына, что привычные глаза съ величайшей ясностью могли видѣть основаніе этой родительской привязанности. Однако-жъ онъ любилъ своего сына, какъ только могъ любить. Если оставалось еще теплое мѣстечко въ этомъ ледяномъ сердцѣ, оно принадлежало сыну: если на затвердѣлой его поверхности могло отражаться впечатлѣніе чьего-нибудь образа, то это былъ образь его сына, – не младенца сына и не отрока, a взрослаго сына, представителя фирмы. Воть почему онъ торопился скорѣе пробѣжать первыя страницы его исторіи и съ нетерпѣніемъ заглядывалъ въ отдаленную будущность. Вотъ почему также, при всей своей любви, онъ мало или вовсе не заботился о ребенкѣ, разсчитывая, что, такъ или иначе, ребенокъ н_е_п_р_е_м_ѣ_н_н_о сдѣлается м_y_ж_е_м_ъ, для котораго онь каждый день строилъ новые планы и проекты, какъ будто передъ нимъ лицомъ къ лицу стоялъ благородный представитель торговаго дома въ полномъ цвѣтѣ молодости и красоты.

Наконецъ Павлу минуло около пяти лѣтъ. Онь былъ вообще очень красивый мальчикъ; но на его блѣдномъ худощавомъ лицѣ отражалась какая-то болѣзненная задумчивость, такъ что м-съ Виккемь, посматривая на него, многозначительно качала головой и вздыхала отъ глубины сердца. По нѣкоторымъ признакамъ безошибочно можно было заключить, что характеръ его будетъ гордый и повелительиый: онъ уже начиналъ понимать свое собственное величіе и сознавалъ съ удовлетворительною ясностью, что всѣ другія вещи и лица сотворены исключительно для него. По временамъ угрюмость его проходила, и онъ рѣзвился какъ другія дѣти; но зато иной разъ задумчиво сидѣлъ онъ на своихъ миніатюрныхъ креслахъ и мечталъ очень глубокомысленно, какъ столѣтній старичекъ, утомленный мірскою суетой. Случалось иногда, игралъ онъ въ дѣтской съ Флоренсой или погонялъ хлыстикомъ миссъ Токсъ, которая служила для него лошадкой; но потомъ вдругъ совершенно неожиданно овладѣвало имъ какое-то уныніе, и онъ жаловался на чрезвычайную усталость. Но всешо чаще находила на него эта хандра вечеромъ послѣ обѣда, когда по обыкновенію маленькія кресла перетаскивали въ гостиную, гдѣ онъ сидѣлъ вмѣстѣ съ отцомъ подлѣ камина. Это была самая странная чета, какую когда-либо освѣщалъ каминный огонь. М-ръ Домби, не покидая важной осанки, величаво взиралъ на яркое пламя; a маленькій портретъ его созерцалъ это красное явленіе съ напряженнымъ вниманіемъ мудреца. М-ръ Домби обдумывэпъ въ глубинѣ души многосложные мірскіе планы и предположенія; a маленькій портретъ его питалъ въ душѣ какія-то дикія мечты, полузрѣлыя мысли и безсвязныя умозрѣнія. М-ръ Домби неподвижно держалъ голову вверхъ отъ гордости и отъ накрахмаленнаго галстука: маленькій портретъ его сохранялъ такую же позу по наслѣдству и по безсознательному подражанію. Оба были удивительно похожи другъ на друга, и въ то же время чудовищно противоположны одинъ другому.

Въ одномъ изъ такихъ случаевъ, когда оба они уже давно краснорѣчиво безмолвствовали, и м-ръ Домби зналъ только, что сынъ его не спитъ, потому что случайно заглянувъ въ его глазъ, увидѣлъ въ немъ яркое отраженіе огненнаго изумруда, маленькій Павелъ прервалъ молчаніе такимъ образомъ:

– Папа! что такое деньги?

Внезапный вопросъ имѣлъ такую близкую связь съ настоящимъ предметомъ размышленія, что м-ръ Домби былъ совершенно озадаченъ.

– Что такое деньги, Павелъ? – отвѣчалъ онъ, – деньги?

– Да, – сказалъ ребенокъ, облокачиваясь на ручку креселъ и обращая старое лицо на м-ра Домби, – что такое деньги?

М-ръ Домби былъ поставленъ въ крайнее затрудненіе. Онъ былъ бы очень радъ дать ученый коммерческій отвѣтъ, опредѣляя деньги общимъ мѣриломъ цѣнности вещей и распространяясь о курсѣ, о возвышеніи и пониженіи курса, объ ассигнаціяхъ, векселяхъ, золотыхъ слиткахъ, о сравнительной цѣнности благородныхъ металловъ, и такъ далѣе, но взглянувъ на кресла, низенькія, очень низенькія кресла, сказалъ только: "Золото, серебро и мѣдь. Гинеи, шиллинги, полупенсы. Знаешь теиерь, что это такое?".

– Ну да, я знаю, что это такое, – отвѣчалъ Павелъ, – но я не объ этомъ думаю, папа. Я хочу знать, что такое деньги?

Великій Боже! какимъ старикомъ смотрѣлъ онъ, когда опять поднялъ глаза на своего отца!

– Что такое деньги? – сказалъ м-ръ Домби съ крайнимъ изумленіемъ, отодвигая свой стулъ, чтобы лучше разсмотрѣть заносчиваго малютку, предложившаго такой смѣлый вопросъ.

– Да, папа; я хочу знать, что деньги могутъ сдѣлать? – отвѣчалъ Павелъ, складывая на груди свои руки [онѣ были уже довольно длинны], и посматривая то на огонь, то на отца, опять на огонь и опять на отца.

М-ръ Домби придвинулъ стулъ на прежнее мѣсто и погладилъ сына по головкѣ.

– Со временемъ ты лучше узнаешь эти вещи, – сказалъ онъ, – деньги, мой милый, дѣлаютъ всякія дѣла.

Говоря это, м-ръ Домби взялъ маленькую руку сына и слегка началъ хлопать ею по своей. Но сынъ, при первой возможности высвободился изъ этой позы, и съ нетерпѣніемъ сталъ тереть ладонью о кресла, какъ будто его умъ заключался въ ладони, и нужно было наострить его. Потомъ еще разъ онъ взглянулъ на каминъ, какъ будто огонь былъ его совѣтникомъ и суфлеромъ. Наконецъ, послѣ всѣхъ этихъ приготовленій онъ сказалъ:

– Деньги, говоришь ты, дѣлаютъ всякія дѣла?

– Да, почти всякія, – отвѣчалъ м-ръ Домби.

– Всякія… вѣдь это то же, что деньги дѣлаютъ в_с_е: не такъ ли, папа? – спросилъ сынъ, не замѣчая или, быть можетъ, не понимая разницы между этими словами.

– Да, деньги могутъ все сдѣлать, мой милый.

– Такъ почему же деньги не спасли мою маму? – съ живостью возразилъ ребенокъ, – не жестоко ли это съ ихъ стороны?

– Жестоко! – сказалъ м-ръ Домби, поправляя галстукъ и собираясь съ мыслями, – нѣтъ, хорошая вещь не можетъ быть жестокою.

– Деньги хорошая вещь и могутъ сдѣлать все, – глубокомысленно замѣтилъ маленькій собесѣдникъ, обративъ глаза на каминъ, – удивительно однако-жъ, почему онѣ не спасли мою маму?

Съ этимъ вопросомъ онъ уже не обращался къ отцу. Быть можетъ, съ дѣтскою проницательностью онъ увидѣлъ, что разговоръ этотъ не нравился м-ру Домби. Но онъ вслухъ повторилъ эту мысль, какъ будто она давно занимала и крайне тревожила его. Облокотившись подбородкомъ на руку, онъ впалъ въ глубокую задумчивость и вперилъ глаза на догоравшій огонь.

М-ръ Домби былъ не то чтобы взволнованъ, однако-жъ крайне изумленъ странной пытливостью ребенка. Еще въ первый разъ его сынъ осмѣлился заговорить съ иимъ о покойной матери, несмотря на то, что онъ довольно часто, почти каждый вечеръ, сидѣлъ съ нимъ въ гостиной подлѣ камина точно въ такомъ же положеніи. Оправившись отъ изумленія, онъ старался по возможности объяснить, что деньги хотя всемогущій духъ, вездѣ и всѣми уважаемый, однако-жъ, онѣ никакимъ образомъ не могутъ спасти человѣка, если ему пришло время умереть, и что, къ несчастью, всѣ мы, даже въ Сити, рано или поздно должны умереть, какъ бы ни велико было наше богатство.

– Но деньги, – говорилъ м-ръ Домби, – доставляютъ намъ всеобщій почетъ, уваженіе, удивленіе другихъ людей. Съ деньгами мы можемъ прославиться и навести страхъ на все, что насъ окружаетъ, a случается, и очень нерѣдко, что можно деньгами удалить отъ себя самую смерть на весьма долгое время. Такъ, напримѣръ, твоя мать за деньги пользовалась услугами м-ра Пилькинса и знаменитаго доктора Паркера Пепса. Этого послѣдняго врача ты не знаешь, a м-ръ Пилькинсъ очень часто помогалъ и тебѣ. Словомъ, все дѣлаютъ деньги, что только можно сдѣлать.

Много еще подобныхъ сентенцій на эту тему м-ръ Домби внушалъ воспріимчивой душѣ своего сына. Ребенокъ слушалъ внимательно, и казалось, понималъ почти все, что ему говорили.

– A вѣдь вотъ, папа, деньги не могутъ меня сдѣлать здоровымъ и сильнымъ! – сказалъ Павелъ послѣ короткой паузы, потирая руками.

– Какъ, развѣ ты не совершенно здоровъ и силенъ? – съ изумленіемъ спросилъ м-ръ Домби.

Маленькій старичекъ съ лукавымъ видомъ поднялъ на отца печальные глаза.

– Ты здоровъ и силенъ, какъ всѣ дѣти въ твоемъ возрастѣ, не правда ли? – сказалъ м-ръ Домби.

– Флоренса, правда, старше меня, и я не могу быть такъ здоровъ и силенъ какъ она, это мнѣ очень хорошо извѣстно, – возразилъ ребенокъ, – но когдп Флоренса была такъ же мала, какъ я, она могла играть сколько ей угодно и никогда не уставала; это я также очень хорошо знаю. A если бы зналъ ты, какъ я иногда устаю! Охъ, какъ я устаю! Всѣ кости болятъ y меня – Виккемъ говоритъ, что это кости – и ужъ я не знаю, что мнѣ дѣлать?

Здѣсь маленькій Павелъ, грѣя руки, пристально началъ смотрѣть черезъ каменную рѣшетку, какъ будто въ каминѣ фантастическіе духи разыгрывали для него кукольную комедію.

– Это, видно, бываетъ съ тобой по вечерамъ, – сказалъ м-ръ Домби, ближе подвигаясь къ сыну и тихонько положивъ руку на его спину, – дѣти всегда устаютъ вечеромъ, и потомъ спятъ по ночамъ очень крѣпко.

– Охъ, нѣтъ, папа! – возразилъ ребенокъ, – это бываетъ со мной и по днямъ, когда я лежу y Флоренсы на колѣняхъ и она поетъ мнѣ пѣсни. A по ночамъ я вижу во снѣ прелюбопытныя, предиковинныя вещи!

На этотъ разъ м-ръ Домби былъ очень взволнованъ и рѣшительно не зналъ что говорить. Онъ еще ближе подвинулся къ сыну и безмолвно смотрѣлъ на его лицо при слабомъ блескѣ огня, продолжая держать лѣвую руку на его спинѣ, какъ будто она притянута была магнетической силой. Однажды онъ пробовалъ правой рукой повернуть къ себѣ его голову; но ребенокъ тотчасъ же принялъ онять прежнюю позу и уже не отрывалъ глазъ отъ порхающаго пламени до той поры, пока нянька не пришла звать его въ постель.

– Почему же не пришла за мной Флоренса? – сказалъ Павелъ.

– Развѣ вы не хотите идти съ своей бѣдной няней, м-ръ Павелъ? – спросила Виккемъ, испуская глубокій вздохъ.

– Не хочу, – отвѣчалъ Павелъ, усаживаясь на своихъ креслахъ, какъ господинъ, которому должны повиноваться.

Призывая небо въ свидѣтели своей невинности, м-съ Виккемъ пошла назадъ, и черезъ минуту вмѣсто нея явилась Флоренса. Ребенокъ мгновенно одушевился и, вскочивъ съ креселъ, очень бойко раскланялся съ отцомъ, пожелавъ ему доброй ночи. Лицо его повеселѣло, помолодѣло и приняло такое дѣтское выраженіе, что м-ръ Домби не могъ надивиться внезапной перемѣнѣ.

Когда дѣти вышли изъ комнаты, ему вдругъ послышался нѣжный голосокъ, распѣвавшій какую-то пѣсню. Припомнивъ слова Павла о поющей сестрѣ, онъ отворилъ дверь, началъ вслушиваться и смотрѣть на дѣтей. Флоренса съ усиліемъ взбиралась по ступенямъ огромной и пустой лѣстницы, держа въ объятіяхъ маленькаго брата, который, положивъ голову на плечо сестры, обвился руками вокругъ ея шеи. И пока они входили, Флоренса все пѣла, Павелъ подтягивалъ, a м-ръ Домби съ крайнимъ изумленіемъ безмолвно смотрѣлъ на трогательную сцену. Дѣти взобрались уже на верхній конецъ огромной лѣстницы, не останавливаясь пошли въ комнату и совершенно скрылись изъ виду, a м-ръ Домби все еще продолжалъ стоять y дверей съ глазами, обра щенными кверху, и уже тогда только, когда блѣдный свѣтъ луны началъ приближаться черезъ тусклое окно въ потолкѣ, онъ махнулъ рукою и задумчиво побрелъ въ свою спальню.

На другой день м-съ Чиккъ и м-съ Токсъ получили приглашеніе къ обѣду на домашнее совѣщаніе. Лишь только почтенные члены комитета явились въ столовую, м-ръ Домби безъ всякаго предварительнаго объясненія или приступа открылъ засѣданіе вопросомъ:

– Что такое дѣлается съ Павломъ? Что думаетъ о немъ м-ръ Пилькинсъ? Ребенокъ далеко не такъ здоровъ, какъ желательно бы видѣть.

– Удивляюсь твоей проницательности, любезный Павелъ, – отвѣчала м-съ Чиккъ, – ты однимъ разомъ угадалъ всю истину. Да, малютка нашъ не такъ здоровъ, какъ желательно бы видѣть. Дѣло въ томъ, мой милый, что его умственныя способности развиваются съ непостижимой быстротой, и маленькое тѣло едва способно выдерживать паренія его высокой души. Боже мой! какъ умно, какъ разсудительно говоритъ этотъ дивный ребенокъ! невѣроятно! невообразимо! Помнишь ли, Лукреція, какъ разсуждалъ онъ вчера о похоронахъ?…

– Вотъ въ томъ-то и дѣло, – сказалъ м-ръ Домби, грубо прерывая сестру, – что нѣкоторыя нескромныя особы внушаютъ моему сыну неприличныя мысли. Вчера вечеромъ онъ вдругъ заговорилъ со мною о своихъ костяхъ; желалъ бы я знать, кому какое дѣло до костей моего сына? Надѣюсь, онъ не живой скелетъ.

– Какъ это можно! – сказала м-съ Чиккъ съ невыразимымъ испугомъ.

– Надѣюсь, – сурово повторилъ братъ. – Еще похороны! Кто смѣетъ говорить моему сыну о похоронахъ. Мы не гробовщики, я думаю, не могильщики!

– Какъ это можно! – сказала м-съ Чиккъ съ тѣмъ же невыразимымъ чувствомъ страшнаго испуга.

– Кто смѣетъ, говорю я, внушать моему сыну такія черныя мысли? Вчера онъ не на шутку напугалъ меня. Тебя спрашиваю, Луиза, кто вбилъ ему въ голову такія вещи?