© ООО Международная издательская компания «Шанс», 2016

Глава I
Деревянная лодочка

В тот день, когда семилетняя Куйхуа^[1] шла к реке, сезон дождей уже закончился. Солнечный свет, которого не было видно долгое время, прозрачным потоком разливался по небу. Облака, до сих пор мрачно нависавшие над землей, внезапно поднялись и заметно посветлели.

Трава, цветы, ветряное колесо, дома, коровы, птицы – все было мокрым. Все в этом мире было пропитано влагой.

Из-за сырости в воздухе Куйхуа вскоре сама промокла с головы до ног. Природа не одарила девочку густыми волосами. Тонкие пряди прилипли к голове, и малышка стала выглядеть еще худощавее; на бледном личике появился румянец.

С травы, которая росла вдоль дороги, свисали бусинки росы, и штаны Куйхуа быстро намокли. На дороге было много слякоти и грязи. Увидев, что ботинки совсем испачкались, девочка сняла их. Взяв в каждую руку по ботинку, она пошла босиком по прохладной грязи.

Когда она проходила под кроной клена, подул ветерок. Бусинки росы полетели с листьев. Несколько капелек упали на шею девочки. Ее плечи непроизвольно поднялись, а сама она втянула шею, съежившись от холода. Куйхуа подняла голову и посмотрела на ветки над головой. Все листья были начисто вымыты долгими дождями и блестели словно зеркало. Красота этого зрелища заставляла сердце девочки радостно петь.

Недалеко протекала река. Журчание воды привлекло внимание девочки.

Она оставила клен и побежала к реке.

Куйхуа почти каждый день приходила туда: на другом берегу реки находилась деревня. У этой деревни было очень красивое название – Дамайди.

На берегу, где жила Куйхуа, других детей не было.

Девочке было одиноко. Ее одиночество было подобно тому, которое испытывает птица на бескрайних просторах неба, долго не видевшая своих сородичей. Одиноко парит она в небе и лишь завидев вдали крылья, рассекающие воздух, издает радостный крик. Небо – это необъятные и бескрайние просторы, по которым плавают облака. Иногда небо гладкое, без единого «шрама», и выглядит как шлифованный сланец. Птица обычно молчит, но когда тоска становится невыносима, начинает кричать, и эти нечастые крики говорят о бескрайности неба, наполняя сердце птицы чувством безысходности.

Берег рядом с водой зарос тростником.

Весной того года стаю белых цапель что-то напугало. Цапли вылетели из дремлющего в тишине тростника, покружили над ним и долетели до деревни Дамайди. Они кричали так, словно хотели что-то сказать жителям деревни. Больше они не возвращались в тростник: там появились люди.

Прибывшие явно отличались от жителей Дамайди. Это были горожане. В этих краях им нужно было строить дома, осваивать землю, копать водоемы и разводить рыбу. Они пели особые, городские песни, ясно и громко. Жители Дамайди внимательно прислушивались, наслаждаясь пением.

Прошло несколько месяцев, и на месте тростниковых зарослей появились новые дома из серого кирпича с красной крышей – целых восемь рядов.

Вскоре горожане установили высокий флагшток. Ранним утром красный флаг поднялся в небо. Он как огненный шар горел над остатками тростника.

Горожане практически не общались с местными жителями. Они были похожи на стаю птиц, которые прилетели сюда из далеких краев. Горожане с любопытством смотрели на жителей Дамайди, а жители Дамайди, в свою очередь, с любопытством смотрели на горожан.

Приезжие сильно отличались от жителей деревни укладом жизни и речью. Днем они работали, а по вечерам устраивали собрания. Глубокой ночью жители Дамайди все еще видели вдали свет их ламп. Вокруг была кромешная темнота, а этот свет был ярким и напоминал таинственные огни рыболовных джонок.

Это был практически самостоятельный мир. Вскоре жители Дамайди прозвали его «школой кадровых работников». Это название быстро вошло в обиход. Например, люди говорили: «Ваши утки уплыли к школе кадровых работников, ваши коровы съели посевы школы кадровых работников, рыбы в водоемах школы кадровых работников уже весят по полкилограмма, сегодня вечером школа кадровых работников показывает фильм…»

Люди, живущие в школе, приехали из различных городов. Некоторые города находились очень далеко от здешних мест. Но не все из приезжих были кадровыми работниками. Среди них также были, например, писатели и деятели искусства. Все они приехали ради занятия физическим трудом.

Жители Дамайди называли такие школы «ганьсяо»^[2]. Никто не понимал, зачем они здесь нужны. Впрочем, никто и не хотел этого знать. Приезд этих людей не создал никаких проблем жителям Дамайди, а, наоборот, сделал их жизнь интересней. Люди из «ганьсяо» иногда приходили в деревню. Когда деревенские дети замечали их, то подбегали ближе, посмотреть. Ребятишки или стояли в переулке с глупым видом и глазели, или следовали за людьми из «ганьсяо» по пятам. Иногда эти люди оборачивались и смеялись. Тогда дети быстро прятались за деревьями или стогами сена. Люди из «ганьсяо» считали, что дети из деревни Дамайди очень забавны. Они махали детям руками и подзывали к себе. Тот, кто был посмелее, выходил из своего укромного места и подходил к горожанам. Те протягивали руку и гладили смельчака по голове. Иногда горожане вытаскивали из кармана конфеты в красивой обертке и угощали детей. Дети съедали сладости, но не могли расстаться с оберткой и выбросить ее. Они разглаживали фантики и вкладывали в учебники. Люди из школы кадровых работников иногда покупали в деревне Дамайди фрукты, овощи, соленые яйца и другие продукты. Жители деревни, в свою очередь, ходили к реке прогуляться и посмотреть, как горожане разводят рыбу. Дамайди повсюду окружала вода, а если есть вода, то есть и рыба. Поэтому рыбы деревенским жителям хватало. Им и в голову не приходило, что можно ее разводить. Да они и не умели это делать. Но горожане рыбу разводили. Сначала рыбам делали какую-то инъекцию, и они начинали плавать беспокойно и быстро. Самки и самцы сплетались, в водоемах кипела жизнь. Дождавшись, когда они успокоятся, люди из школы кадровых работников вылавливали сетью самок. Их животы к тому времени уже были круглыми, так как в них была икра. Горожане легко проводили рукой по ним. Когда животы самок сильно надувались и становились выпученным, люди аккуратно выдавливали из них икру. Эта икра помещалась в большой сосуд. Сначала прозрачные белые икринки беспорядочно ворочались, а потом темнели и становились черными. Спустя несколько дней из икринок появлялись мальки. Каждый раз разведение рыбы становилось увлекательным зрелищем для молодых и пожилых жителей деревни Дамайди.

Деревенским жителям горожане казались волшебниками и, конечно, жители Дамайди интересовались ими. Одной из причин этого интереса была девочка, которая жила вместе с горожанами.

Все знали ее имя. Куйхуа.

* * *

Это имя было деревенским. Дети из деревни Дамайди не понимали, почему городской девочке дали деревенское имя.

Куйхуа была опрятной и воспитанной девочкой, но слишком худой. У нее не было матери. Ее мать умерла два года назад из-за болезни. Отец должен был отправиться в школу кадровых работников, поэтому он был вынужден взять девочку с собой и вместе с ней переехать в район деревни Дамайди. Кроме отца, у нее не было других родственников, так как ее родители были сиротами. Куда бы ни поехал отец, он всегда брал Куйхуа с собой.

Куйхуа была еще маленькой. Она не могла и представить себе, какая судьба ждет ее и что свяжет ее с деревней Дамайди, которая располагалась на противоположном берегу.

Новая жизнь была полна новых впечатлений.

… Камышовое болото было огромным. Казалось, оно заняло весь мир.

Маленькая Куйхуа не могла увидеть то, что располагалось вдали. Она протягивала ручки к отцу и просилась к нему на руки. Отец нагибался к ней, брал на руки, высоко-высоко поднимал свою дочь и спрашивал:

– Смотри, видишь горизонт?

Уже наступило лето. У камыша выросли длинные зеленые листья, похожие на мечи. Отец когда-то брал дочь с собой посмотреть на настоящее море. Сейчас она увидела совсем другое. Это было море с зелеными волнами. Возле этого моря можно было вдыхать особый свежий аромат. В городе она ела цзунцзы^[3], завернутые в тростниковый лист. Она помнила их запах. Но аромат был слабым и не мог сравниться с тем, что она чувствовала сейчас. Она глубоко вдыхала влажный ароматный воздух, который словно обнимал ее.

– Видишь горизонт?

Девочка отрицательно качала головой.

Подул ветер. Камышовое болото словно превратилось в поле боя. Казалось, что многочисленные воины, размахивая зелеными саблями, сражались друг с другом. Повсюду раздавался скрежет «железа».

Стая птиц резко взлетела в небо.

Куйхуа испугалась и обеими руками крепко обняла шею отца.

Огромное камышовое болото одновременно и притягивало Куйхуа, и заставляло испытывать неописуемый страх. Она всегда следовала за отцом – боялась, что тростник съест ее. Особенно это проявлялось в ветреные дни, когда камыши устремлялись к горизонту, а через некоторое время вновь возвращали свои головки к школе кадровых работников. Девочка в такие моменты крепко сжимала руку отца или его одежду. Черные глаза Куйхуа были исполнены волнения.

Отец не мог всегда быть рядом с ней. Он приехал сюда, чтобы работать, заниматься физическим трудом. Отец должен был косить тростник и вместе с другими людьми превращать земли в плодородные поля, места для создания прудов и разведения рыбы. На рассвете в районе камышового болота раздавался сигнал подъема. Куйхуа еще спала. Отец знал, что когда она проснется и не увидит рядом его, то непременно испугается и заплачет. Но он не хотел ее будить. Огрубевшей от тяжелого труда рукой он легко гладил ее мягкую и теплую щеку, а после, взяв инструменты и тяжело вздохнув, уходил, тихо закрывая за собою дверь. Он встречал туманный рассвет, думая о своей дочери, и вместе с другими работниками шел к площадке. Вечером, когда работа подходила к концу, солнце наполняло камышовое болото своим светом. Весь день Куйхуа гуляла одна. Она ходила к водоему смотреть на рыб, заглядывала в столовую понаблюдать за тем, как повар готовит еду, бродила от одного ряда домов к другому. Большинство дверей были заперты, но иногда она видела открытые. Это происходило по нескольким причинам. Во-первых, некоторые работники могли заболеть, а во-вторых, место работы некоторых людей находилось во дворе школы кадровых работников. Куйхуа иногда подходила к окнам и заглядывала внутрь. Из дома мог раздаться слабый, но знакомый голос: «Куйхуа, входи».

Куйхуа отрицательно качала головой. Постояв так немного, она уходила в другое место.

Некоторые люди видели, как Куйхуа часто разговаривала с золотистыми хризантемами, с воронами, сидящими на деревьях, с красивыми божьими коровками…

Вечером при тусклом свете лампы, когда отец наконец-то был рядом с дочерью, его сердце наполнялось ноющей болью. После ужина отец зачастую был вынужден оставлять дочь одну дома. Ему нужно было идти на собрание. Куйхуа не понимала, почему взрослые после сложного рабочего дня должны еще куда-то ходить. Если отец никуда не уходил, то он мог лечь спать вместе с дочерью, позволить ей уснуть на его руке, рассказать сказку на ночь. На улице либо царила безмолвная тишина, либо только ветер колыхал камыш, шурша его стеблями. Когда отец отсутствовал целый день, Куйхуа при встрече не сдерживала эмоций и прижималась к нему. Отец иногда крепко обнимал Куйхуа, что доставляло ей огромное удовольствие. Лампа гасла, а отец с дочерью разговаривали. Это было самым прекрасным временем для них после разлуки в течение целого дня.

Тем не менее через некоторое время усталость тяжелым камнем сваливалась на отца. Он невнятно произносил пару фраз и в конце концов начинал храпеть. Но Куйхуа еще ждала, чтобы отец продолжил рассказывать сказку. Она была понимающей девочкой, поэтому не злилась на него. Куйхуа, закрывая глаза, тихо ложилась на плечо отца, вдыхала его запах и ждала, пока сон настигнет ее. Ожидая прихода феи сна, она протягивала свою маленькую ручку к отцу и поглаживала его небритое лицо.

Вдали лаяли собаки. Их лай, казалось, доносился из деревни Дамайди, которая располагалась на противоположном берегу реки. В то же время он будто доносился из далекого поселка Юмади или из еще более отдаленного – Даосянду.

Так и проходила их жизнь.

* * *

Берег реки стал для Куйхуа излюбленным местом для прогулок.

Большую часть дня Куйхуа наблюдала за большой деревней Дамайди, которая располагалась на противоположном берегу. Повсюду вокруг деревни рос камыш.

Дым от приготовления пищи, мычание коров, лай собак, песни во время коллективных трудоемких работ – все это обладало для Куйхуа особой притягательной силой. Особенно ее привлекали силуэты детей и их радостные крики.

Для Куйхуа это был радостный мир без одиночества.

Протекавшая рядом с Дамайди река была очень длинной. Никто не мог увидеть ее конца. Никто не знал, откуда она берет свое начало и куда впадает. Ее вода отличалась особой чистотой. На берегах рос камыш. Река текла с запада на восток. Журчание воды и шелест камыша были похожи на нескончаемую болтовню. Вода обнимала стебли камыша, устанавливая с ними особенно близкие отношения. Но в конце концов одни потоки воды утекали, а другие вновь начинали знакомство с камышом. И это повторялось вновь и вновь. Камыш колыхался от разговоров с водными потоками. Вода щекотала дрожащие от каждого прикосновения листья камыша. Так вода и камыши веселили друг друга каждый день.

Куйхуа нравилась эта река. Она наблюдала за ней, разглядывая ее потоки, зыбь и гребешки волн. Куйхуа видела, как она уносит уток или охапку листьев по волнам, как разных размеров судна переплывают реку, наблюдала, как дневной солнечный свет окрашивает реку в золотистый цвет, смотрела, как вечерний закат изменяет цвет воды и превращает ее в малиновый сироп, как бесчисленные капли дождя падают на поверхность реки, расплескивая на ней серебристые водяные цветы, как рыбы выпрыгивают из зеленых волн реки, рисуют на синем небе красивые дуги и возвращаются в воду…

Куйхуа сидела под кроной старого дерева у реки и всматривалась в даль.

Проплывающие на лодках люди видели маленькую девочку, которая сидела на таком длинном берегу. У них появлялась мысль о том, что небо и земля стали слишком большими, а между небом и землей стало пусто…

Куйхуа подошла к берегу реки.

Деревня Дамайди была похожа на огромный корабль, который причалил к зарослям камыша на противоположном берегу.

Куйхуа увидела высокие стога. Они были похожи на холмы. На западе и востоке располагалось по одному стогу. Девочка разглядела там мелию. На ней как раз распустились небольшие бледно-голубые цветы. Отдельных цветов не было видно, и все дерево было покрыто бледно-голубой вуалью, которая словно облако нависала над кроной. Куйхуа увидела молочно-белый дым из кухонных печей, который валил из домов на западе и на востоке. Этот густой и прозрачный дым разлетался по небесному пространству и постепенно таял над камышовым болотом.

Собаки бегали по улицам деревни.

Петух взлетел на тутовник и закукарекал.

Повсюду был слышен смех детей.

Куйхуа хотела увидеть Дамайди.

К старому вязу была привязана маленькая лодка. Когда Куйхуа подошла к реке, сразу приметила ее.

Лодочка слегка покачивалась на воде, словно хотела обратить на себя внимание.

Куйхуа больше не смотрела на реку и Дамайди. Ее внимание привлекла эта маленькая лодка. У нее появилась идея, которая словно травинка выросла на влажной земле. Идея заключалась в следующем: нужно сесть в лодку и поехать в деревню Дамайди!

Девочке было страшно, но ей так хотелось переплыть реку!

Куйхуа обернулась, чтобы посмотреть на далеко оставленную позади школу кадровых работников, а после осторожно и радостно пошла к лодке.

Рядом с лодкой не было причала, а был только обрывистый склон дамбы. Куйхуа не знала, повернуться лицом к реке или к склону дамбы, уходящей в воду. Девочка колебалась некоторое время, а потом повернулась к склону. Она ухватилась руками за траву на берегу, пытаясь обеими ногами ступить на склон. На нем тоже росла трава. Она подумала, что сможет, держась за траву, понемногу доскользить до берега. Ее движения были медленными, но у нее получалось спускаться вниз. Через некоторое время ее голова была ниже уровня берега.

В это время по реке проплывал корабль, идущий вверх по течению. Люди на корабле увидели девочку, спускающуюся по склону дамбы, и немного забеспокоились. Но они только смотрели на нее издалека и медленно плыли дальше.

Куйхуа доскользила до середины склона. К этому моменту она вся вспотела. Под ее ногами журчал водный поток. Девочка испугалась. Маленькие ручки намертво вцепились в траву на склоне.

К девочке подплыло парусное судно. Рулевой увидел ребенка, который, словно ящерка, приклеился к поверхности склона дамбы. Он не выдержал и крикнул в полный голос:

– Ты из какой семьи?

Не дождавшись ответа, он немного подумал и не стал кричать второй раз, чтобы не перепугать девочку. Рулевой корабля с тревогой смотрел на нее до тех пор, пока не скрылся из виду. Но его сердце все равно продолжало беспокоиться о ребенке.

Буйвол, который разгуливал на противоположном берегу реки, издал мычание, похожее на сирену на городском заводе.

Как раз в этот момент земля под ногами Куйхуа стала скользкой, и девочка быстро съезжала вниз. Обеими руками она старалась уцепиться за траву. Но трава росла на рыхлом слое почвы, поэтому Куйхуа просто вырвала ее. Она закрыла глаза, и ее сердце наполнилось страхом.

Но вскоре Куйхуа почувствовала, что она перестала двигаться. Ее нога уперлась в карликовое дерево, росшее на склоне. Она пролежала ничком на склоне дамбы полдня, боясь пошевелиться. Звук воды под ее ногами значительно усилился. Она подняла голову и увидела, что берег находился далеко над ней. Девочка не знала, что ей делать: подниматься наверх или продолжать скользить вниз. В тот момент она только хотела, чтобы кто-то появился и помог ей. И лучше всего, чтобы это был ее отец. Куйхуа опустила лицо в траву и замерла. Она думала об отце.

Солнце поднялось совсем высоко и стало припекать девочке спину.

Подул легкий ветерок. Его свист раздался в ее ушах, словно журчание водного потока.

Куйхуа начала петь. Она узнала эту песню от девочек у реки. Однажды она сидела на берегу и услышала, как девочки пели в зарослях камыша напротив нее. Ей понравилась их песня. Она захотела встретиться с ними, но не смогла этого сделать. Заросли камыша стали преградой между ними. Куйхуа иногда видела, как их силуэты мелькали в просветах. Она видела, как мелькали их красные или зеленые платья. Похоже, что эти девочки срезали листья камыша. Вскоре она выучила их песню. Куйхуа находилась по одну сторону камышей, а девочки – по другую, но она все равно пела вместе с ними.

Куйхуа вновь запела. Ее голос дрожал от не у веренности:

 
Цзунцзы благоухают,
Аромат заполнил кухню.
Листья полыни благоухают,
Аромат заполнил весь дом.
Ветки персикового дерева – в двери,
Выйдешь и увидишь, как желтеет пшеница.
И здесь – Праздник начала лета,
И там – Праздник начала лета…
 

Ее голос был еле слышен, – он приглушался сырой землей.

Куйхуа все еще хотела сесть на лодку и поплыть в Дамайди. Она вновь попробовала соскользнуть вниз. Вскоре обе ее ноги ступили на рыхлую речную отмель. Девочка сделала несколько шагов вперед, и ее ноги оказались в воде. Поток холодного воздуха тут же окутал все тело. Она непроизвольно высунула язык.

Маленькая лодка ритмично покачивалась на волнах.

Куйхуа забралась в лодку. Девочка больше не торопилась в деревню Дамайди, а хотела посидеть в лодочке. Как хорошо! Она сидела на поперечной балке трюма и покачивалась на волнах. Ее сердце наполнилось счастьем.

Деревня звала ее. Она всю жизнь будет ее звать.

Девочке нужно было поплыть в Дамайди, управляя этой маленькой лодкой. И только тогда она обнаружила, что на лодке не было ни длинной бамбуковой жерди для управления, ни весел. Она невольно подняла голову и посмотрела на швартов. Он был крепко привязан к старому вязу. Девочка тяжело вздохнула. Если бы швартов не был привязан, неизвестно, куда бы уплыла лодочка!

Сегодня не получится поплыть в Дамайди. Куйхуа с сожалением смотрела на противоположный берег и на пустую лодку. Она могла только сидеть на лодке, смотреть на дым от приготовления пищи в небе над деревней Дамайди и слушать доносившийся из переулков деревни галдеж детей.