С благодарностью Михаилу Викторовичу Баркову за помощь в издании данной книги

© Б.Ю. Земцов, 2019

© Книжный мир, 2019

Боснийская тетрадь

От автора

Осенью 1992 года в составе группы русских журналистов я побывал в Югославии. Встречался с политиками, писателями, военными, предпринимателями.

Слушал рассказы сербов, чудом избежавших участи десятков тысяч жертв геноцида. Видел руины, свежие могилы, кровь, слезы братского православного народа. Незадолго до возвращения, в Белграде, я встретил двух русских парней. Саша С. и Евгений Т. были добровольцами, уже не первый месяц сражавшимися на стороне сербов. От интервью в традиционном смысле этого слова ребята отказались, но в беседе участие приняли. Выяснилось, что они далеко не единственные соотечественники, воевавшие за свободу сербов.

Через несколько месяцев, когда мои югославские материалы были опубликованы в еженедельнике «Русский Вестник», мы встретились снова, уже в Москве. Мои новые друзья были немногословны: «Читали ваши репортажи. Если тема интересует всерьез, можем помочь. Хотите сами выехать в Югославию в качестве добровольца? Устроим».

Предложение было принято. В марте-апреле 1993 года в составе русского добровольческого формирования я находился на территории, некогда входившей в СФРЮ республики Босния и Герцеговина. Принимал участие в боевых действиях.

Виденное и пережитое легло в основу книги.

* * *

Хуже болтовни либеральной может быть только болтовня… патриотическая. Убеждаться в этом можно чуть ли не каждый день – достаточно взять в руки газету патриотической направленности или послушать ораторов из опять же патриотического лагеря. Призывы и лозунги. Лозунги и призывы. Бесконечное, порою виртуозное жонглирование правильными по сути своей словами. И ничего конкретного, ничего реального, что могло бы хотя бы как-то изменить ситуацию в стране. Неужели этот порядок – вечен? Неужели в этом – судьба моего Отечества? Если так, то это уже и не судьба Отечества, а приговор ему. Будущего у такого Отечества попросту нет. Это Отечество обречено.

Впрочем, стоит ли оперировать такими глобальными масштабами? Куда важнее более понятные масштабы одной конкретной человеческой судьбы, одной конкретной человеческой жизни. Задумываешься об этом и очень четко начинаешь понимать, что в этой самой жизни может грянуть момент пронзительного осознания, что все – не так. Не так в окружающих событиях, не так в собственных мыслях и поступках. Человек почувствует, что непременно надо совершить что-то очень серьезное и очень важное. По крайней мере, поучаствовать в чем-то очень серьезном и важном. Не решиться на это – значит совершить ошибку, о которой придется жалеть всю оставшуюся жизнь, какой бы длинной она ни была и как бы ни была богата яркими событиями.

* * *

Итак, завтра.

«Страшно?» – спрашивают друзья, посвященные в мои планы. Я не лицемерю, отвечаю: «Да». Мне не семнадцать, не двадцать три. Мне тридцать семь. Есть что терять, есть, кому сиротеть. Но… Решение принято. Случилось то, что должно было случиться. Пришло время, когда стало ясно: жить, как жил раньше – все равно, что дышать в полгруди. Жить – значит совершать поступки, переламывать судьбу, а не вымаливать у судьбы подачки и поблажки. Поехать в Сербию добровольцем – это поступок. Дай Бог не струсить, не поскользнуться.

Очень хочется вернуться живым. Какая же это хрупкая и ценная штука – человеческая жизнь. От подобных мыслей жмет сердце и першит в горле. Хочется запомнить, как пахнет голова трехлетнего сына, как щебечет милые глупости дочь-первоклассница, запомнить, как цветут яблони, посаженные отцом, как краснеют ягоды шиповника над могилой родителей. Хорошо бы иметь возможность спустя какое-то время перечитать эти строки и от души посмеяться над собственной сентиментальной слабостью.

Возможность перечитать то, что написал утром, и посмеяться, представилась уже вечером. Стыдно: рассопливился. Действительно, ехать сегодня в Сербию – значит ехать на войну. Верно, быть добровольцем – значит подвергаться смертельной опасности. Среди русских, дерущихся на стороне сербов, уже есть потери. Безусловно, сложить свою голову за тридевять земель, лишив близких даже возможности поклониться твоей могиле (не наездишься с учетом дороговизны дороги и чехарды с визами, загранпаспортами и т. д.). Да, перспектива невеселая. Но кто сказал, что в числе погибших должен оказаться именно ты? Существует же теория вероятности. Да и без всяких теорий ясно, что вовсе не обязательно все пули, осколки и мины считать предназначенными именно для тебя. Не стоит забывать и об особом характере войны в Югославии – чаще всего военные действия здесь носят разведывательно-диверсионный характер: походили, постреляли, посидели в засаде и… вернулись по казармам. Потерь при таком раскладе куда меньше, чем в войнах в классическом понимании этого термина. Так что лучшая формула для ума и сердца в этой ситуации: Бог не выдаст – свинья не съест.

И все-таки слаб человек. В который раз подумалось, насколько нелепо почти сознательно оставить сиротами своих детей. Конечно, высокий и чистый внутренний голос чеканно заявляет: погибнуть за правое дело братского славянского народа – высокая честь, фактически это то, что называется красивым словом «подвиг». Но другой, не менее сильный, голос осаживает: разве стоят те далекие и туманные идеалы твоей близкой и конкретной жизни?

Главными судьями этого поступка будут дети. Непредсказуемо, какой приговор вынесут они. Хорошо, если будут гордиться отцом-героем и пронесут его имя через всю жизнь, как знамя. А вдруг наоборот – проклянут, рассуждая: зачем ты влез во все эти приключения, подумал ли ты при этом о нас – детях своих?

Что же касается моих жестких, почти «наотмашь», оценок ситуации в патриотическом лагере, понимаю, что такие слова могут задеть многих честных русских людей, искренне желающих добра и процветания Отечеству. Менее всего хотел бы их обидеть, нисколько не сомневаюсь, что они вносят свой посильный вклад в «Русское дело». Вот только где на сегодня конкретные результаты этой деятельности? Каков КПД всех этих статей, митингов, речей, монографий? Где реальные люди, готовые превращать теорию в дела, разумеется, при этом жертвуя не только своим благополучием, но и жизнью?

Более того, наблюдая жизнь отечественного патриотического лагеря изнутри, часто обращал внимание, как много появилось ныне в России «профессиональных патриотов», готовых участвовать в любом мероприятии во благо Родины, но при этом ограничивая свое участие опять же лишь статьями и речами. Неужели такое положение дел – окончательный диагноз современного русского национального движения? Как бы я хотел ошибаться!

Кстати, отправившись воевать в Югославию, я должен четко уяснить, что такого решения… мне не простят и многие из тех, кто еще вчера считался единомышленником-патриотом. Потому что размышлять и спорить о судьбах Отечества – это одно, а воевать за это Отечество, тем более за тридевять земель – это совсем другое дело. И здесь в оценке моего решения и моего поступка причудливо сплетутся объективный анализ с чьей-то завистью, трусостью и много с чем еще.

Верно, попахивают такие откровения гордыней, что признается Православной Верой тяжелым грехом. Но куда деться от собственных мыслей?

Пока эти мысли я доверяю только своему блокноту. Возможно, блокнот когда-нибудь станет книгой. Как быть тогда с тем, что терзает сейчас душу и что со стороны может показаться очень нескромным?

Вот только стоит ли так далеко забегать вперед? Ведь моя югославская война еще и не началась, а, чтобы написать об этой войне книгу, с этой войны надо еще вернуться.

Даст Бог, вернусь! Даст Бог, напишу!

* * *

Вещи собраны. Их совсем немного – одна легкая дорожная сумка. Как-то не верится, что через несколько часов начнется отсчет, возможно, самого важного периода моей жизни. Перелистал записные книжки, привезенные осенью прошлого года из Югославии.

Так где же я окажусь через три-четыре дня?

* * *

Босния и Герцеговина… Еще недавно так называлась одна из составных частей Социалистической Федеративной Республики Югославии. Соответственно звучало и полное ее название – Социалистическая Республика Босния и Герцеговина. В силу исторических причин население республики делилось на три группы: православные славяне – сербы, хорваты – католики, славяне – мусульмане. Было время, Босния и Герцеговина воспевалась официальной пропагандой как образец торжества новой национальной политики, когда коммунистическая идеология якобы делала людей братьями, стирая национальные и религиозные различия. Чиновники на местах, состязаясь в рвении, даже перестали указывать национальность в документах новорожденных. Принадлежность человека к корням своим стала заменяться абстрактной формулировкой «югослав». Совсем как у нас, когда выдуманный коммунистическими идеологами термин «советский народ» начал теснить и разрушать понятие «нация».

За восторгами по поводу «дружбы народов» и «торжества мудрой национальной политики» без внимания остались особенности набирающих силу демографических и политических процессов: небывалый прирост мусульманского населения, внедрение мусульман в места традиционного проживания сербов, распространение идей мусульманского фундаментализма и создания самостоятельного исламского государства на югославской земле.

К концу прошлогодней югославской командировки у меня сложилось впечатление, будто геноцид сербов в провозглашенной после распада Югославии независимой Республике Босния и Герцеговина возведен едва ли не в ранг государственной политики. Изучение документов, показаний очевидцев, материалов допросов пленных позволяло сделать вывод: весь аппарат новоявленного государства сосредоточен исключительно на решении задачи уничтожения сербов. Фактически, каждому сербу здесь был предъявлен жесткий ультиматум: или ты принимаешь мусульманскую веру, отрекаясь от славянских корней и православной веры предков, и становишься полноправным гражданином новоиспеченного государства, или… ты попадаешь в безжалостные жернова геноцида.

Геноцид сербов в Боснии и Герцеговине еще ждет своих летописцев. Трудно представить, сколько страниц будет в этой книге, но в одном можно быть уверенным: каждая страница в ней будет вызывать содрогание всех последующих поколений.

Помню, как офицеры вооруженных сил Сербской Республики показывали мне жуткий трофей – диковинной формы гигантский нож, на лезвии которого были приварены два приспособления – что-то вроде молотка и шила.

– Полевое снаряжение саперов? – предположил я по наивности.

– Нет, – помрачнели мои собеседники. – Это оружие уничтожения сербов.

Главное лезвие – для отрубания голов и вспарывания животов, тупая часть – для пробивания черепов, острая – для выкалывания глаз. Мусульмане называют это «серборез».

Тогда я взял в руки жуткое орудие. Металл на его «рабочих» местах был порядком изношен…

К месту, нет ли, вспомнились связанные с мусульманским возрождением события в Средней Азии, Казахстане, на Кавказе. В планах устроителей нового мирового порядка на этих территориях русскому православному населению уготована незавидная роль. Русские рабы в Чечено-Ингушетии, гонения на казаков в Казахстане, захват заложниками школьников русской школы в Таджикистане – только немногие, просочившиеся в насквозь лживую официальную прессу факты. Что будет дальше? Какая судьба уготована соотечественникам, оказавшимся на территориях, избранных поборниками «зеленой веры» плацдармом для испытания своих очень далеко идущих планов? Повальная насильственная мусульманизация? Концентрационные лагеря? Смерть от фанатиков, вооруженных такими вот жуткими орудиями?

Тысячу раз прав человек, сказавший: линия обороны России походит через Сербию. Югославский сценарий повторяется на российской земле. Те же процессы, тот же расклад политических сил, аналогичная реакция мирового сообщества. Получается, отправляясь в Югославию, мы выходим на передовую русского фронта.

Пишу в поезде. Наконец-то мы в движении. Поезд, похоже, уже по существующей ныне традиции, опоздал аж на четыре часа. За время ожидания была возможность немного рассмотреть тех, кто через несколько дней станет боевыми товарищами. Нас сопровождают Юра С. и Евгений Н. Они, как я понял, успели повоевать в Югославии, а теперь вербуют и отправляют туда группы добровольцев. Наша группа, по их признанию, самая большая за последнее время.

Я был далек от иллюзии, что сегодня в Югославию драться за правое дело едут лишь убежденные приверженцы русской национальной идеи, постоянные читатели «Нашего современника» и «Русского Вестника», участники патриотических митингов и пикетов. Война есть война, и притягивает она в первую очередь, разумеется, людей жестких, мало склонных к говорильне и пустому теоретизированию. Тем не менее, действительность превзошла все ожидания. Изрядная часть группы, похоже, емко может характеризоваться мало ласкающим слух термином «шпана». Характерный жаргон, зонные дерганые манеры, наколки. У двоих свежие фингалы. Постоять среди этих парней минут десять, поймать обрывки разговора – ясно, что в Югославию едут они с какими угодно, только не с политическими целями, и вряд ли свербят их души боль и беда братского православного народа. Можно биться об заклад – об истинных причинах нынешнего кровопролития на Балканах у этих людей никакого понятия. Впрочем, не исключено, что я ошибаюсь. Первое впечатление далеко не всегда бывает истинным. Перед посадкой в изрядно опоздавший поезд подумалось о другом. Вот эти подпившие, матерящиеся, лихо сплевывающие мужчины едут на… войну. По сути, они добровольно приближают возможность собственной смерти.

Значит, эти люди – незаурядные люди. Кстати, война, выбранная ими, особого рода. Совершишь ли ты на ней трижды геройский подвиг, сложишь ли в бою голову, для сегодняшнего государства, для картавоязычных газет ты – наемник, человек почти что вне закона. У нынешнего правительства курс четкий: сербы – агрессоры, югославский сепаратизм – едва ли не свидетельство демократических процессов, русские, сражающиеся на стороне сербов – едва ли не преступники.

Безусловно, это временно. Пройдет время, и общество воздаст всем, кто протянул сегодня руку помощи сербам. Это обязательно случится, потому что справедливость на их стороне. Впрочем, почему я говорю «они», «эти люди»? Я среди них. Я – равноправный участник истории. У меня столько же шансов на славу, смерть, увечья и т. д. и т. п.

* * *

Мы едем в поезде Москва – София. Едем до какой-то румынской станции с неприличным названием. Как будем добираться дальше – непонятно, но люди, везущие нас, веселы и спокойны, все идет так, как надо. Пассажиры вагона процентов на 70 – «челноки», едут в Турцию через Болгарию. В Болгарии продают прихваченный в нашем многострадальном Отечестве товар – электропилы, кофеварки-кофемолки и другие традиционные предметы личного экспорта. Вырученную валюту тратят в Турции – закупают кожу, трикотаж и прочее.

Купленное продают в России, снова закупают электропилы, кофеварки-кофемолки и… все по-новой. Эти люди обратили внимание на практически полное отсутствие багажа у нас (особенно в сравнении с их громадными тюками) и искренне недоумевают: как же так, ехать ныне за границу с пустыми руками? Прости, Господи, их наивность и простоту – тщетно тратить время и нервы, чтобы объяснить им цели и смысл нашей «командировки». Поэтому на вопросы «куда», «зачем» мы отмалчиваемся и отшучиваемся.

* * *

На какой-то украинской станции покупаем водку.

Между прочим, это уже заграница. Потому и торгуют здесь на купоны. Такое нелепое название у денег свежеиспеченного украинского государства.

И название нелепое, и вид у купюр неказистый: какие-то блеклые, будто постиранные, размером с конфетный фантик, с невнятным изображением бумажки. Неужели, какие деньги – такое и государство?

Между прочим, водку нам охотно продали и на рубли.

Тем не менее, Украина – это уже заграница. Последнее в голове никак не укладывается. Близкая, совсем своя (я же тут срочную службу проходил) Украина – и, вдруг какие-то купоны вместо рублей, не говоря уже про таможни, границы и всякие там шлагбаумы.

Если так дальше пойдёт, то впереди на пути в братскую республику будут загранпаспорта, визы, таможенные декларации.

А если еще дальше, то что-то очень похожее может случиться на любой прочей территории моего нынче хворого Отечества.

Как бы не пришлось в ближайшее время оформлять визы в Татарстан, Удмуртию, Карелию и т. д. Неужели едкая плесень сепаратизма, сожравшая СССР, перебросится на Россию? Неужели не обнаружится здоровых сил, что смогут воспротивиться этому? Трижды риторические вопросы…

Казалось, что водка поможет нам лучше узнать друг друга. Пилась она действительно легко, но разговорчивости не прибавила. Похоже, каждый еще оставался одной ногой в том, что объединялось под емким сочетанием «мирная жизнь», и эта «мирная жизнь» как одушевленное, мыслящее, все понимающее существо не спешило отпускать, цеплялось и обнимало, вкрадчиво намекая, что в эту «мирную жизнь»… можно уже и не вернуться.

Неожиданно подумалось: сто с лишним лет назад кто-то из дальних моих родственников-предков мог так же пить «привокзальную» «предвоенную» водку, когда отправлялся в ту же «балканскую даль» вызволять из-под османского гнета православных «братушек».

Совсем другая эпоха, совсем другие социально-исторические условия, но, очень может быть, совершенно так же булькала сорокаградусная влага в горле у моего предка, так же вытирал он тыльной стороной ладони рот, так же шумно вдыхал, нюхая чёрную корку после выпитого.

Правда, в семейных преданиях на эту тему никакой информации нет. Только это не значит, что такого вовсе не могло случиться: что-то могло быть просто забыто, а что-то и сознательно вымарано в известную совсем недавнюю пору, когда за добрую память об имперском и национальном прошлом приходилось расплачиваться свободой, карьерой, а то и жизнью.

Однако, все это, скорее, все-таки из разряда «чистой литературщины»: какая разница, где, когда и по какому поводу кто-то из моих предков пил водку на просторах Российской империи!

Другое дело, что, наверное, для русского человека, едущего на войну за правое дело, водка имеет свой особенный вкус.

Вот и мне купленная на украинской безымянной станции водка показалась совсем не горькой.

Любопытно, будет ли иметь свой вкус водка, которую мы станем пить на обратной дороге? Верно, целое национально-патриотическое эссе можно сочинить на тему имперского привкуса главного российского напитка. За пустяком дело: вернуться живым надо, чтобы все сравнить, прочувствовать, записать.

Впрочем, и это из разряда все той же самой неуместной ныне «литературщины». К черту «литературщину»! На войну еду!

Слава Богу, что никто сейчас не может прочитать мои мысли. За них было бы просто стыдно. Какой-то коктейль из мальчишества и впечатлений от всего ранее прочитанного на историческую и военную темы.

Другое дело – куда делась империя? С необъятными просторами, с непобедимой государственной статью, с гордыми и мужественными гражданами. Почему вместо нее хилое подобие государства с пьющим руководителем, вороватой челядью и ненавидящими народ и Отечество чиновниками?