© Борис Штейн, наследник, 2020

© Книга-Сефер, 2020

Адмирал

Барак был, как барак: сколоченный из неструганных досок и зашпаклёванный сухим мхом. Как сто, как двести лет назад. В мире мощно вышагивал технический прогресс – в области связи, в области транспорта и производственных технологий, в области вооружений, и только лагерные бараки оставались такими, как в стародавние времена.

Со скрипом и скрежетом открылась обледенелая дверь барака, и вовнутрь въехала двухколесная таратайка с котлом, наполненным неким горячим варевом. Толкал таратайку коренастый зэк, уже немолодой, со следами полноты и утраченного начальнического благородства на лице.

Он, действительно, был старше других заключенных – может быть, ему поэтому и доверили разливать и раздавать баланду. Называли его Адмиралом, под этим именем он и числился в тюремных списках, потому что он до ареста, действительно, был адмиралом, и роскошную адмиральскую тужурку резко сменил на арестантский ватник. Так получилось…

Между тем барачный люд выстроился в очередь, и началась раздача пищи. Нужно сказать, что в котел входило ровно 230 порций – по количеству едоков. И черпак вмещал в себя ровно одну порцию – ни больше, ни меньше. И если все содержимое до капли переливать в черпак, то выйдет ровно двести тридцать черпаков – капелька в капельку. Но в том-то и дело, что вычерпать черпаком все до капельки невозможно. С какого-то момента приходилось плескать в миску дважды по полчерпака, с какого-то – трижды по одной трети. А то, что оставалось на самом дне, вообще невозможно было зачерпнуть. Адмирал понимал это, и чтобы последний в очереди не остался без обеда, немного не добирал в черпак, и в результате хватало всем. Глаз у Адмирала был наметан. Не зря на раздачу поставили Адмирала, а не какого-нибудь лейтенанта!

На вот заключенный по прозвищу (а теперь уже – и по имени) Глиста – худущий, сутулый зэк – решил, что его обделили и поднял скандал. Он залился визгливым криком, в котором «капитан сраной баржи» было самым мягким выражением. Вообще-то, Адмиралу за словом в карман лезть не приходилось. Он мог завернуть загогулину не хуже кого другого. Но положение раздатчика пищи не позволяло Адмиралу опускаться до словесной полемики. Поэтому Адмирал вышел из-за своего бака, с силой опустил половник на голову бузотера и свободной левой рукой нанес прямой удар в уже ошалевшую голову недавнего едока. В голову – то есть, в подбородок, и Глиста оказался в глубоком нокауте. У Глисты, впрочем, нашлись защитники, которые ринулись на Адмирала, и Адмирал отбивался от них, орудуя половником и кулаком. Огромный синяк разливался у него под глазом, но он этого не замечал. Два зэка уже валялись на грязном деревянном полу, когда в барак ворвались охранники – молодые ребята, причем их командир был самым юным; бритва еще не касалась его румяного лица. Самым юным, но самым решительным. Он выкинул вперед руку с маленьким черным штырем. Штырь мигом удлинился, как телескопическая антенна, и юный охранник сделал, прямо-таки, фехтовальный выпад и поразил Адмирала электрическим разрядом. Адмирал рухнул на пол всем своим когда-то могучим талом и затих. Охранники выволокли его из барака и погрузили на самодельную деревянную двуколку.

Очнулся Адмирал уже в карцере. Постонав и поохав, он вытащил из кармана старенький смартфон, который ему, как раздатчику пищи, разрешали иметь при себе, и написал письмо своему министру.

– Я командовал флотом, – писал Адмирал, а теперь мне доверили разливать блаланду. Для поддержки своего достоинства мне иногда приходится вступать в драку. Я сейчас сижу в карцере. По сравнению с этим карцером наши корабельные карцеры кажутся санаторными палатами. Я прошу об амнистии. С меня хватит!

Бедный Адмирал!

* * *

Министр обороны зачитал вслух послание Адмирала. Министр юстиции сидел с непроницаемым лицом. Министр внутренних дел горестно вздохнул. Потом сказал, ни к кому не обращаясь:

– Надо что-то придумать…

Министр юстиции Каха сказал:

– Ничего придумывать не надо!

Министр внутренних дел Дани горячо возразил:

– Что мы не люди, что ли?

– Вы найдете в законе исключение для этого случая?

– Жалко же человека, – не унимался Дани.

– Жалко, – согласился Каха. – Но закон есть закон.

Тогда министр внутренних дел Дани обратился к министру юстиции Кахе:

– Вы знаете, что Ваш сын арестован за угон аэромобиля и хулиганство в воздухе?

– Знаю, – кивнул Каха.

– И что Вы собираетесь делать?

– Я? Ничего.

– Как – ничего?

– Так – ничего.

– Его же будут судить и мало не дадут. Аэромобиль не чей-нибудь, а генерала авиации.

– Это его выбор, – хмуро сказал министр юстиции.

– Генерал может закрыть на это глаза… и закрыть дело, – это уже министр обороны.

– Это выбор генерала, – заметил министр юстиции.

А министр обороны продолжал, будто не слышал этой реплики:

– …генерал закроет дело на вашего сына, а Вы найдете способ вытащить из лагеря Адмирала.

Министр юстиции ответил коротко:

– Нет.

Министр обороны взял проникновенный, дружеский тон:

– Каха, неужели Вам по-человечески не жалко Адмирала?

Каха долго молчал, а потом проговорил:

– Господин министр обороны, неужели Вам по-человечески не жалко тех восемь человек, которых в пьяном виде передавил на своей колымаге обнаглевший адмирал? Это были простые люди – не соратники и не генералы. Но Держава должна охранять всех – и простых людей тоже.

– Подумайте о своем сыне! – воскликнул министр обороны. На что министр юстиции хмуро ответил:

– Закон есть закон.

– Добро, – зло сказал министр обороны. И министр внутренних дел отозвался:

– Добро.

* * *

Надзиратель сказал: «Двадцать минут» и пустил Олеко в камеру. Гиви шагнул к нему навстречу. Они обнялись.

– Говорят, что ты стырил летающую тачку у генерала авиации! С восхищением вскликнул Олеко.

– Да, так, – вяло подтвердил Гиви.

– Это круто!

– Да я не знал, чья это тачка…

– Да ладно, не тормози! Весь планктон тебя сильно уважает. Ты – самый мажор!

– Да что там! Пора завязывать со всей этой бодягой! Вот ты же имеешь сложную специальность. А я?!

– Ну-ну, ты чего – такой-то!

– Отбуду свое, примусь за учебу.

– Что тебя предок не отмажет?

– Нет. Он говорит: «Закон есть закон»

Олеко стал серьезным.

– Ты не знаешь, что такое зона. Там тебя сгноят или опустят.

– Постараюсь выдержать. Живут же люди и на зоне. А с другой стороны от меня уже ничего не зависит.

– Как знать, – возразил Олеко. – Делай все возможное, чтобы не попасть на зону.

Вскоре пришел охранник и прекратил свидание.

* * *

Только молодость и здоровье позволили Гиви уснуть на скамейке без матраса после задержания, побоев и изнурительных допросов. Проспал он часа четыре, но и этот короткий сон освежил его.

Утром его отвели к начальнику тюрьмы. Моложавый майор с аккуратно подстриженными усиками был по сравнению с теми, кто его допрашивал, – сама любезность.