Цитаты из книг автора «Борис Носик»

Она писала новые стихи, выпускала новые книги, переиздавались без конца старые: два сборника стихов вышло за 1921-й роковой год… Надежда Мандельштам рассказывает, как они с Ахматовой и Мандельштамом бродили тогда «по острову Голодаю и странным рощам под Петербургом», куда молва посылала их «в поисках могилы расстрелянного Гумилева».

Гумилев… «Педагогика устрашения», известная еще революционному Конвенту во Франции XVIII века, требовала крови… Имя Гумилева вместе с другими славными именами ни в чем не повинных интеллектуалов России попало в списки участников «заговора», состряпанного, как и почти все последующие сотни «заговоров», в кабинетах секретной полиции. В 1921-м году Николай Гумилев был расстрелян в подвале петербургской чеки. Он оставил сына, вдову свою Анну Энгельгарт с ребенком, «неофициальную вдову» И. Одоевцеву и по праву долгого родства и совместной муки считавшую себя его настоящей вдовой Анну Ахматову

аскетов сама партийная красавица Лариса Рейснер, жена влиятельного Раскольникова, любовница еще более влиятельного Радека, а одно время также поклонница и возлюбленная Гумилева; милиция не могла сдержать всех рвавшихся на ее вечер… Однако осознание того, что у тоталитарной коммунистической власти не может быть «человеческого лица», приходило с каждым новым кровопролитьем. Одним из первых пал Гумилев…

Впрочем, все это позже, а пока и Ахматову, и русскую интеллигенцию, и всю Россию ждали страшные испытания – провал в пореволюционную разруху, страх насилия и смерти и, наконец, – разгул насильственной смерти. Преодолевая унижения нищеты и голода, интеллигенция еще продолжала трудиться, люди еще что-то писали, что-то издавали, читали стихи, утешали себя, что в этой нищете и разрухе все стало ясней и дышится легче… Есть такие стихи и у Ахматовой, переживавшей пик своей славы: ее стихами упивались даже пролетарки в красных косынках, ее стихи о любви защищала от идейных

Раскаяние – и возмездие – пришло позже, в ночах Фонтанного Дома («…всю ночь веду переговоры / С неукротимой совестью своей»), в резких ее нападках на свои прежние стихи, да и на себя прежнюю:

Дар десятых годов – снисходительность к себе, отсутствие критериев и не покидавшая никого жажда счастья», – писала в своих мемуарах Надежда Мандельштам. Поэт Анатолий Найман, приводя в своих интересных воспоминаниях разговоры с Ахматовой о тех временах, тоже отмечает тогдашнюю иллюзию «освящения небом земной страсти».

. В молодости Анна была безудержна и своевольна. И слаще казались ей слезы раскаянья после греха. И слаще – грех после раскаянья. И мешались в стихах ее и в жизни «искренность – с хитростью и кокетством… монашеское смирение – со страстью и ревностью». Это отметил один из первых серьезных ее критиков, Борис Эйхенбаум, приводивший в подтвержденье своих наблюдений ахматовские строки, пригодившиеся потом референтам товарища Жданова:

. И снова все прощала себе эта «веселая грешница», которую позднее подруга ее, некрасивая Надя Мандельштам, называла «суровой игуменьей»

Так она написала в поздней «Поэме без героя». Но это уже, пожалуй, было не о ней, зрелой, это было скорей о настроениях Серебряного века, о карнавале масок, о Козлоногой Коломбине десятых годов; символ времени, легкомысленная Ольга, тут в значительной степени – двойник самой тогдашней Анны. Ахматова сознавала по временам недопустимость подобной вседозволенности, она каялась, но, покаявшись, грешила снова.

хочется на вашем лунном теле / Следить касанье только женских рук…» – писал тогда Гумилев) вполне правдоподобно, ибо еще и первый муж Ольги, Судейкин, и его друг, поэт Кузьмин, и другие принесли в этот дом атмосферу некой сексуальной двусмысленности. К тому же это было вполне в духе времени: вспомните тогдашнюю младшую поэтессу – Цветаеву. И дух этот, надо сказать, был вполне определенного свойства. Дух вседозволенности, высокого превосходства гения над толпой и ее установлениями. Так учили западные властители дум, а Гумилев ведь, как и Модильяни, был поклонником Ницше и Д’Аннунцио. Ради высокого искусства дозволен был не только грех, но порой и самый союз с дьяволом: «Дьявол не выдал. Мне все удалось». Правда, вслед за этими строками у молодой Ахматовой: «И задохнулась от срама такого». Задохнулась, но ни от чего не отказалась. А как же грех? Как же неизменная икона в углу? Где чувство вины, где раскаяние?