е приготовленных к закланию «отравителей в белых халатах» выпустили на свободу и попросили забыть про все. Хрущев, проявив завидную расторопность, первым застрелил Берию, Эренбург, оплакав главного «борца за мир», стал либералом. Он-то и пустил в обиход словцо «оттепель». Тут все поняли, что шестидесятичетырехлетней Ахматовой отныне разрешается жить. Заодно публика выяснила, что она еще жива. Общение с ней больше не было опасным. Напротив, оно стало почетным. Ей повысили пенсию, рубля на четыре, и даже дали крошечную дачку – «будку» в Комарове: в бывшей Финляндии, которая до того была бывшей Рос