Ну да, женщина эта была не из тех, кто мог полюбить за подвиги и даже «за муки полюбить». Как утверждал один из первых и самых почитаемых ею критиков ее ранних стихов, она была сильной, и она была беспощадной: уж он-то, Недоброво, на себе испытал эту ее беспощадность. Нет, конечно, не только сила и беспощадность в них были, в этих стихах, но и нежность, и тоска по любви, и разочарованье, и гордость, и унижение, которое паче гордости, и нетерпеливое ожиданье, и нежелание примириться с невозможностью новой встречи, с тем, «что все потеряно», отказаться даже от надежды на счастье… Эти ее нетерпимость и ее страстное нетерпение, все это соединенье неистовых чувств объясняют, конечно, и странный ее, своевольный, дерзкий поступок: вскоре после возвращения Гумилева из Африки, в самый разгар первых своих, таких важных для нее поэтических успехов Анна одна уезжает в Париж – к тому, чей голос так неотвязно звучал весь этот год у нее в душе и так ясно слышен в ее стихах… Она уезжает к Амедео Модильяни.