Ахматова не нуждалась в советах авторитетного мэтра поэзии, вдобавок еще и приходившегося ей мужем. В ее стихах сразу открылось то, в отсутствии чего упрекали тогда (и упрекают до сих пор) самого Гумилева, – подлинная лирика, «глубоко-пережитое чувство», по выражению того же Маковского. А ведь даже благожелательный Брюсов, которому молодой Гумилев так преданно подражал, сетовал, что стихи его отстают от роста его души. Лишь в самых последних стихах так и не дожившего, по мнению многих, до подлинной зрелости Гумилева (причем в стихах об Анне, конечно) проявилось умение выразить поэтически свои чувства, свою боль. А его молодая жена с таких стихов начала, и слава сопровождала ее уже с первых шагов: достаточно сказать, что среди первых ее напечатанных, «аполлоновских», стихов был «Сероглазый король», которого твердили наизусть и пели по всей России, непременного исполнения которого, как рассказывает Вертинский, требовали от него даже в глухой бессарабской деревне.