Цитаты из книг автора «Борис Гройс»

«ничто», которое, как казалось, должно было служить лишь фоном для визуального образа и речи, но на деле составляет их предметную связь. «Ничто» здесь выступает как знак чистой субъективности, но в качестве знака оно оказывается частью мира, чем-то непрозрачным и внешним для созерцающего субъекта.

Таким путем можно получить новые визуальные и мыслительные комбинации, но нельзя получить «эликсир духовности».

Однако результатом такого применения трансцендентального метода уже не могут быть ни суперискусство, ни суперфилософия. Ибо если искусство и философия погрузились в мир, то это означает, что всякое применение трансцендентального метода к ним самим приведет лишь к созданию новых внутримирских вещей.

Но если само искусство и сама философия оказываются частью мира, то не означает ли это, что трансцендентальный метод должен быть применен к ним самим?

наше время и произведения искусства, и философская система осознаны как вещи в мире вещей, не могущие избегнуть общей участи: скрывать и быть разоблаченными.

что оно очевидно и убедительно.

философская система и произведение искусства обладали одним общим качеством: их явление совпадало с их сущностью. Или, иначе говоря, они ничего не скрывали, ни в чем не обманывали, за ними не следовало искать ничего скрытого – напротив, они сами служили раскрытием того устойчивого, что скрывает изменчивый облик вещей.

Искусство творило нечто искусственное, в то время как философия выявляла нечто естественное. Искусственное пленяло тем, что оно прекрасно. Естественное утверждалось тем

философии. Оба они ответили на эту угрозу попыткой создать мета-искусство и мета-метафизику. Оба тем не менее остались: один – в сфере искусства, а другой – в сфере философии. Малевич попытался выявить прекрасное за прекрасной формой и нарушил тем самым обет молчания, наложенный Хайдеггером на художника. Хайдеггер стремился выявить очевидное за логической формой. В своих поисках они отчасти обменялись территориям. Малевич пришел к логической форме, а Хайдеггер попытался найти опору в художественной форме. Однако этот обмен завершился не успехом. Супрематические формы Малевича не вышли за рамки эстетического вкуса, а построения Хайдеггера остались далеки от художественной убедительности.

параллели между творчеством Хайдеггера и Малевича следует искать не столько в сфере философии искусства, сколько в их отношении к предмету и в сфере их профессиональной деятельности. Оба они ужаснулись угрозе субъективизма, произвола и утраты твердых ориентиров в искусстве и в