Так или иначе, жизнь собиралась воедино в индивиде, собирающем этим самого себя. Так роману, отметим, возвращалась его изначальная в европейской культуре биографическая мера, о катастрофической гибели которой писал в 1922 году О. Мандельштам («Конец романа»). Но как раз эта непрерывная работа самоопределения и начинала пробуксовывать в изолированном пространстве «второй культуры». Начинаясь как поиск себя, роман все острей свидетельствовал о невозможности становления – мир распадался, рассогласовывались стрелки часов, дурная бесконечность длящегося по инерции кошмара затягивала героев А. Битова и А. Зиновьева, А. Терца и Вен. Ерофеева.