Докладывал с таким видом, как будто делал мне большое одолжение. Накануне у меня с ним произошёл довольно серьёзный и трудный разговор. Сам по себе, как артиллерист, Семёнов был слабый. Очень гордился тем, что закончил академию и часто в разговорах со мной подчёркивал свысока этот факт, типа: я «академик» – А ты кто? Прапорщик, сдавший экзамены экстерном за училище. Но практика показывала, что я, даже не имея должного военного образования, в стрельбе понимал и умел гораздо больше чем он. Но как организатор каких-либо мероприятий и работ, был сильным, особенно что касалось достать что-нибудь или встретить как полагается начальство, от которого в данный момент что-то зависело. Ему бы быть заместителем по тылу части, но мог быстро и провороваться. Меня он не уважал, но воспринимал, как вынужденное препятствие и опасался. Он чувствовал, что если он схлестнётся со мной, то я его, как вышестоящий начальник, задавлю и не побоюсь «сожрать». Но преклонять так просто голову передо мной он тоже не собирался – выжидал, каких-то своих особых обстоятельств. Все знали заветную мечту Константин Ивановича – получить орден на войне. Но если я захочу или он испортит со мной отношения, то ордена ему не видать. Поэтому он был вынужден считаться со мной, но не упускал возможности и показать своё «надуманное превосходство». Вот и сейчас он изображал при встрече со мной бывалого фронтовика, который вынужден встречать штабное начальство – что было очень забавно наблюдать.

Но самые большие его недостатки, из-за чего он не пользовался у многих уважением, это были способность его предать любого, в любой момент когда ему это будет выгодно, и врал, врал глядя прямо в глаза начальства, врал даже по мелочи, лишь бы показать свою компетенцию в данном вопросе, или что он владеет данной информацией. Зачастую его враньё вводило и меня в заблуждение, что приводило к не совсем приятным последствиям. Не раз приходилось ему прямо в глаза говорить о недопустимости лжи, но Семёнов не мог остановиться и продолжал врать. Всё это было достаточно неприятно.

– Константин Иванович – говорил я ему накануне – От командира первого батальона поступают жалобы, что на ночь артиллеристы первого дивизиона уезжают на огневые позиции и на НП никого не остаётся. Ночью у Шпанагеля поддержки дивизиона нет и до сих пор первый дивизион не подал координат НП своих батарей и командира дивизиона. Что вы на это скажете?

Константин Иванович помолчал немного, а потом начал тихо менторским тоном говорить, но постепенно он всё возбуждался и перешёл почти на крик: – Товарищ подполковник! Хочу вам доложить, что самоходно-артиллерийский дивизион это сложная организационная структура и для того чтобы она нормально функционировала необходимо постоянное присутствие командиров батарей и моё – командира дивизиона. Необходимо постоянно решать ряд проблем от получения боеприпасов до помывки и кормёжки солдат и офицеров. Необходимо решать кучу задач, чтобы солдат был одет и воевал нормально. Вы там, в штабе витаете в «эйфориях», переставляете нас как пешек на шахматной доске, а мы тут «пашем» без просыпу. Я думаю не стоит даже и дальше вам растолковывать «всю кухню» работы командования дивизионом, так как вы ни дня не командовали развёрнутым дивизионом и не имеете даже малейшего представления, что такое полнокровный артиллерийский дивизион…., – Семёнов замолчал и посмотрел на меня с вызовом.

Тут уж завёлся и я: – Да, товарищ подполковник… Я ни дня не командовал развёрнутым дивизионом. Да…, И вы имеете полное право иметь своё личное мнение о моих, как вы тут выражаетесь «невысоких», командирских способностях. Даже обсуждать их с офицерами равными с вами должностями и воинскими званиями. Но начальником здесь я и именно я могу и имею право задавать вам вопросы. И как бы вам это было не неприятно – ставить их перед вами «ребром». Ну, а раз такой разговор пошёл, то хочу выразить своё безмерное удивление тем, что вы сами лично готовите пищу и кормите солдат, обуваете и производите помывку каждого солдата, да ещё получаете боеприпасы на дивизион. Раз у вас так поставлено в подразделении то Константин Иванович рапорт на стол и катитесь в Екатеринбург. Ваш начальник штаба в должности командира дивизиона лучше справится с организацией повседневной жизни дивизиона. Ну, а если вы тут захотели прочитать мне лекцию на тему «Как командовать дивизионом», то я вам делаю на первый случай замечание. Вы постоянно забываете, что находитесь не на Чебаркульском полигоне, а на войне. Что, вы не заместитель командира дивизиона по тылу, а командир Самоходно-Артиллерийского Дивизиона. Мои требования, да и требования наших руководящих документов, говорят, требуют чтобы командиры батарей находились на наблюдательных пунктах и организовывали там разведку целей и местности. Организовывают, Константин Иванович, а не балдеют и с нетерпением ждут вечера, чтобы уехать в батарею, бросая ночью наблюдательный пункт. Тебя что поучить, как организовать боевую работу в дивизионе?

Командир дивизиона даже рот открыл в удивлении, не ожидая от меня резкой отповеди. С самого начала мы видели друг в друге соперников и Семёнов не оставлял надежды на возвращения себя на должность начальника артиллерии. Ну, а я пока не чувствуя прочности своего положения тоже зря не дёргался, нарабатывая на новой должности и в новом полку авторитет в глазах офицерского состава и командования. И это была первая серьёзная стычка между нами, где Семёнов попробовал меня взять на «зубок» и несколько опустить меня. Ну, а мне нужно было его поставить на место.

– Семёнов! У тебя же замы должны работать, а ты воевать. Зам. по вооружению майор Леонтьев должен заниматься вопросами ремонта, эксплуатации техники и вооружения. А у тебя этим вопросом занимается старший прапорщик Павлов. Он хороший специалист, но он должен работать у себя в батарее, а дивизионом должен заниматься зампотех. Возложи параллельно на него снабжение боеприпасами и ГСМ – пусть работает майор, а он у тебя водку пьёт. Замполит, подполковник Старостенко толковый и добросовестный офицер – кинь его на решение бытовых вопросов: жильё солдат и офицеров, баня, контроль за питанием. У тебя фельдшер, Татьяна Ивановна, шустрейшая баба – поставь её на ПХД и она из прапорщика Оладышева, командира взвода обеспечения, верёвки будет вить, и с питанием всё наладит. Дальше продолжать? Нет? Тогда слушай мой приказ, товарищ подполковник – в первом батальоне должны развёрнуты 4 наблюдательных пункта: трёх батарей и твой – командира дивизион. Я повторяю – развёрнуты: со всеми элементами. Это приказ, не потому что Лёха Шпанагель сын генерала, а потому что он командир первого мотострелкового батальона, действия которого ты поддерживаешь. Я понимаю прекрасно, что командир батареи и командир дивизиона, должен как можно больше влиять на жизнь своих подразделений. Но хотя бы неделю эту они должны провести на НП, научить и организовать взвода управлений батарей и дивизиона вести разведку целей, наблюдение и вообще всю работу на НП как положено. А потом, когда это дело налажено, можно вплотную заняться и подразделениями. В период затишья можно только контролировать работу взводов управлений, а когда в бой идти – всё: командир дивизиона рядом с командиром батальона, командиры батарей рядом с командирами рот. Дальше. Устраивай очередь: если тебя нет рядом с командиром батальона, то рядом с ним, днём и ночью, бегает командир батареи, как собачка, как охранники капитана Шпанагеля. Ну, а если тебе не нравятся мои приказы или ты считаешь их безграмотными, то ты можешь это всегда оспорить у командира полка. Но я думаю, что ты не пойдёшь к командиру…., – всё это Семёнов выслушал с явным неудовольствием, болезненно морща лицо, но мой приказ выполнил точно.

И сейчас стоял передо мной с недовольной миной. Я отдал приказ своим разведчикам развернуть НП и приборы наблюдения, указав место развёртывания – на открытом месте, между окопами.

– Товарищ подполковник, хочу вас предупредить, здесь работают снайпера и советую вам переместится в окоп, откуда и вести разведку. – Семёнов всё это произнёс с таким видом – понаехали, мол, штабники… Мы тут воюем, а они развлекаться приехали – Нужно было немедленно поставить командира дивизиона на место.

– Хорошо, пошли, Константин Иванович, на твоё НП. Посмотрим, как ты организовал работу, может и переместимся туда. – Мы направились к просторному окопу наблюдательного пункта, вокруг которого было всё засрано и замусорено пустыми банками, мелким мусором и остатками пищи, с вьющимися над ними здоровенными, зелёными мухами. Спустились по ступенькам вниз. Из приборов была расставлена буссоль, а рядом с ней расстелена рабочая карта командира дивизиона. Тут же стояли котелки с засохшей кашей, вокруг которых также активно и жизнерадостно вились, спаривались всё те же огромные зелёные мухи. В окопе был тот же бардак, а по брустверу задумчиво гуляли куры и, шаркая ногами, выкидывали землю на карту и котелки с пищей. Я молча обернулся к Семёнову с немым вопросом.

– Мы тут птицеферму взяли, вот и подразжились немного трофеями….

– Не вы, Константин Иванович, ферму взяли, а первый батальон, – послышался весёлый голос капитана Шпанагель, а затем в окоп спустился сам командир первого батальона. – И нечего к этому примазываться.

Поздоровавшись с комбатом, я кивнул на комдива: – Ну что Алексей, какие-нибудь претензии есть к моим артиллеристам?

Командир батальона засмеялся и, хитро глянув на Семёнова, протянул: – Да, пока нет…

– Константин Иванович, я крайне удивлён этим бардаком и говном вокруг НП. – С показным изумлением и тихим ужасом я развёл руками и после секундной паузы, продолжил, – а теперь давай твои документы посмотрим. Покажите мне журнал разведки и обслуживания стрельбы, схему ориентиров и свою рабочую карту.

Конечно, ни одного рабочего документа отработано не было и я тихим голосом вежливо стал «тыкать» носом Семёнова в каждый недостаток и в каждый не доработанный документ, водил его по окопу, палочкой показывая на фекалии и небрежно сбрасывая котелки с недоеденной пищей на землю.

– Константин Иванович, и ты хотел пригласить своего, – на слове «своего» я сделал ударение, – своего начальника артиллерии в эту клоаку. Ну, ты меня не уважаешь, товарищ подполковник….,

Алексей Шпанагель ехидно посмеивался, одобряя мою воспитательную работу и подзуживая меня на дальнейшее: – Борис Геннадьевич, давайте, давайте…. Пожёстче, пожёстче его, а то возомнил себя тут маршалом Жуковым…. – Константин Иванович краснел, синел, но не оттого что ему было стыдно за этот бардак и допущенные просчёты. Ему было обидно, что я его как последнего лейтенанта отчитываю и не скрываю своей издёвки. Может быть, Семёнов в конце концов и вспылил бы на мои нравоучения, но на бруствере появился Гутник и доложил, что к работе всё готово.

– Борис Геннадьевич, зря вы там наверху развернулись, – командир батальона легко тронул меня за руку и продолжил, – с фермы, что впереди нас снайпер постреливает. Я по этому поводу своих офицеров и прапорщиков сейчас собираю – буду их драть за то, что без бронежилетов ходят.

Я вышел к своему развёрнутому наблюдательному пункту, сел на металлический ящик за оптический прибор: – Майор Громов, пристрелять репер, а я пока понаблюдаю. – Развернул прибор вправо и начал разглядывать птицеферму. Впрочем, разглядывать там было нечего. Виднелось лишь несколько зданий с проваленными крышами и бетонный забор, позиции первого батальона проходили в ста метрах от забора, и они более-менее контролировали птицеферму. Повернул влево, в полутора километрах и впереди был виден Горагорск, но только южная его часть, половина которого была застроена хрущёвками старого образца из красного кирпича. Другая половина – частный сектор, где стояли хорошие и богатые дома, но всё это выглядело брошенным. Лишь во дворах и по улицам бродила домашняя скотина и мелкая живность. Довернул чуть влево и увидел первые признаки жизни – на углу пятиэтажки появились два человека, о чём-то посовещавшись, скрылись. Через минуту из-за кочегарки выехала зелёная, длинная иномарка и, проехав триста метров открытого пространства, тоже скрылась, но уже в частном секторе. Я откинулся от прибора и огляделся. Рядом со мной Громов и Семёнов, активно обсуждая поставленную мною задачу, готовили данные по реперу, а Гутник разглядывал в буссоль ферму, которая лежала в шестистах метрах прямо перед нами.

Снова прильнув к окулярам, повернул 20кратный прибор на частный сектор Горагорска и начал наблюдать за окраиной, и тут же заметил движение под копной сена. Присмотревшись, увидел внизу копны, на её фоне, головы двух боевиков, которые смотрели в нашу сторону. Через несколько секунд рядом с ними появилась ещё одна голова. Я показал офицерам позицию боевиков.

– Константин Иванович, видел эту позицию боевиков?

– Нет, первый раз вижу.

– А судя по всему, они давно оттуда наблюдают. Вот тебе и твоей разведке ещё один гол. – Константин Иванович обиженно засопел, а Гутник с Громовым начали, отталкивая друг друга от буссоли, крутить её в разные стороны, пытаясь найти позиции боевиков, обнаруженные начальником артиллерии, но не смогли их обнаружить.

Я засмеялся: – Глядите, пионеры, – и навёл буссоль на копну сена. Да, в буссоль, с её 8х кратным увеличением можно, но очень трудно обнаружить позиции боевиков, но не стал акцентировать на этом внимание. Мне было приятно «щёлкнуть по носу» в очередной раз возомнившего офицера.

– Майор Громов, пристрелять Репер, а потом мы перенесём огонь по боевикам.

Я опять прильнул к окулярам прибора. К боевикам присоединился ещё один и они уже вчетвером с любопытством наблюдали за нашими позициями. Наконец пошла команда на пристрелку Репера дымовым снарядом, рядом со мной, стоя на коленях, расположился Семёнов и тоже стал наблюдать за боевиками в бинокль. В это время, в тридцати метрах сзади нашего НП капитан Шпанагель построил своих офицеров и теперь что-то возбуждённо им толковал. По радиостанции послышалось – «Выстрел!» Все вскинули бинокли, а я прильнул к окулярам и навёл прибор на вероятное место падения снаряда. Краем глаза успел заметить, как подполковник Семёнов, который стоял рядом со мной на коленях начал мягко валится на спину: и тут же послышался, звук стремительно приближающегося снаряда.

– Чёрт….! Низковато что-то идёт, – успел ещё подумать, как в тридцати метрах правее нас громко рвануло и появился белый шар разрыва дымового снаряда, а сзади меня послышался радостный вопль командира первого батальона: – Вот поэтому и нужно носить бронежилеты….

Повернув голову в сторону разрыва, увидел, что снаряд разорвался, не долетев семи метров до стоявшего на позиции танка. Начинка дымового снаряда разлетелась и на месте разрыва стелилось густое облако белоснежного дыма. Рядом со мной ожесточённо начали спорить Громов и Семёнов, разбираясь, кто виноват в ошибке при подготовке данных. Пришлось их оборвать: – Хорош спорить, идите посмотрите – всё ли там в порядке?

С места разрыва послышался возбуждённый голос Алексея Шпанагеля: – Ну, Борис Геннадьевич, вы и даёте…, чуть моих не накрыли. – А ещё через минуту оттуда вернулись Громов и Семёнов, продолжая спорить о степени виновности друг друга: – Всё нормально, товарищ подполковник.

– Если всё нормально – хватить спорить, давайте дальше работать. – Я прильнул к окулярам и увидел картину, возмутившую меня до глубины души. Посередине окраинной, пустынной улицы стоял, пританцовывая, боевик и руками показывал всемирно известные, оскорбляющие нас жесты.

– Гутник, дальность по духу, – начальник разведки быстро навёл дальномер на боевика и измерил дальность.

– Дальность – тысяча сто метров, – прокричал он.

– Что-то маловато дальности, – успел подумать я, но уже автоматически скомандовал прицел и доворот: – Огонь!

Снаряд опять низко прошелестел над головой и разорвался, не долетев до окраины Горагорска метров восемьсот. Боевики с любопытством выглянули не только из под копны, но я теперь заметил ещё несколько голов высунувшихся из окопов, идущих вдоль сараев. Боевик продолжал стоять на улице, приплясывая на месте, продолжая показывать нам непристойные жесты.

Удивлённый схватил карту и начал её рассматривать – Почему такой недолёт?

– Семёнов, проверить установки. Гутник ещё раз пробить дальность.

– Дальность – тысяча девятьсот, это я ошибся, – виновато прокричал капитан. Я ввёл поправки и снова скомандовал – Огонь!

Теперь снаряд разорвался хорошо – в тридцати метрах сзади копны. Головы духов мигом исчезли в окопах. Боевик же, мгновенно прекратив пляску, заметался по пыльной улице, а затем повернул в сторону сараев и крупными скачками помчался туда. Подбежал к ближайшему окопу и спрыгнул вниз. В этот момент я уже закончил передавать команду. Залп! Над нами пролетело четыре снаряда и один из них попал прямо в окоп, куда скрылся боевик. Остальные, подняв высокие султаны разрывов, тоже легли по позициям духов. Пыль от разрывов на несколько секунд закрыла окраину населённого пункта, а через минуту ветром быстро снесло пыль в сторону, открыв пятерых боевиков бежавших от скирды к отдельно стоящему дому. Двое подбежали к разбитому окопу и, убедившись что там забирать уже нечего, также бегом устремились к дому и скрылись внутри его.

Скорректировав огонь по дому, подал команду – Огонь! И боевики тут же выскочили из дома и побежали в сторону скирды.

– Ничего себе, они, что прослушивают нашу частоту? – Удивлённо чертыхнулся про себя, – Ну, ничего сейчас мы это проверим. Снаряды кучно легли вокруг здания, закрыв его разрывами. Теперь скорректировал огонь по скирде. Только послышалась команда с огневых позиций – Залп! Боевики выскочили и побежали обратно в сторону дома, а снаряды обрушились на скирду и сараи, подымая в небо обломки деревянных строений

– Полтава! Правее 0-03, 200 на 200, по четыре снаряда беглый огонь! – Теперь попробуйте убежать с зоны поражения. Выскочив из дома, боевики побежали к жилому массиву, и только они там скрылись, как туда обрушился огневой налёт – 48 снарядов. Окраину Горагорска густо затянуло дымом и пылью, а ещё через несколько секунд всё это свалило в сторону. В оптический прибор заметил невредимых боевиков, выглядывающих из-за угла дома стоявшего в начале улицы. Осмотревшись, духи опять побежали к отдельно стоявшему зданию. Удивительно, но было хорошо видно, как у одного из них в руках была пластиковая полупрозрачная канистра, в которой плескалась вода. Ещё двое выскочили из сада, несколько в стороне, и тоже устремились за первыми боевиками и скрылись за домом. Я закончил перенос огня на дом. Огонь! Над головой прошелестели снаряды и кучно легли вокруг здания, а один из них попал прямо в него, подняв над домом столб дыма и красной кирпичной пыли.

– Да, если там боевики и даже если никого не убило, то мало им не покажется, – подумал, наблюдая за полуразрушенным жилым строением. Ветер тут же отнёс в сторону пыль от разрывов. Дом дымился, но огня видно не было, боевиков тоже. Понаблюдали ещё несколько минут – боевики не появлялись. Наверно, всё-таки их уничтожил.

– Гутник! Наблюдай за районом дома ещё минут сорок, может выжидают. – Я встал, с наслаждением потянулся. Настроение было прекрасное. Если я уничтожил семь боевиков, и если каждый офицер, уже не говоря о солдатах, уничтожит тоже по семь боевиков – то война закончится очень быстро и, наверно, навсегда.

Справа над ухом, в нескольких сантиметрах от головы, противно взвизгнула пуля. Я и все остальные мгновенно присели и Алексей Шпанагель, который наблюдал в бинокль, из окопа за работой артиллерии засмеялся: – Я же вам говорил, товарищ подполковник, что с фермы работает снайпер, а вы тут приехали и как на параде расположились.

– Ничего, товарищ капитан, если сразу он не попал то теперь не попадёт. – Мы все, кроме Гутника, который продолжал наблюдать за домом и за окраиной Горагорска, навели приборы и бинокли на ферму.

– Дальность до фермы 830 метров, – прокричал разведчик. Командир первого дивизиона подал команду. Через минуту над нами прошелестел снаряд и разорвался, перелетев ферму метров сто пятьдесят. Траектория была совсем низкая и казалось, что даже ветерком пронесло, когда пролетал снаряд. Семёнов вопросительно повернул голову в мою сторону.

– Семёнов! Дивизиону, Стой! Шпанагель давай по ферме своей батареей поработай, а то я опасаюсь, как бы твоих не зацепить, очень уж низко идёт снаряд.