Пролог

– Командир 276 полка…, – в глубине полутёмного зала, как на пружинках вскочил со своего места молодой подполковник. Командующий округа, найдя его глазами, сделав непродолжительную паузу и вперив взгляд в командира полка, продолжил суровым, не предвещающим ничего хорошего, голосом, – товарищ подполковник, до меня дошла информация, что у вас начальник артиллерии полка бросил свою артиллерию, взял отпуск аж на 187 суток. Я бы хотел услышать от вас вашу версию – И как это получилось? Задач немерено, а он гуляет уже четвёртый месяц….

В зале, где проходил военный совет, повисла зловещая тишина и десятки лиц с сочувственным любопытством обратили свои взоры на офицера.

Командир полка, несмотря на свою молодость и такую же внешность, был не робкого десятка и отлично знал суть и все нюансы по заданному вопросу, но вот тут чего-то сплоховал. Мог бы чётко ответить – Почему и Как! И Командующий наверняка одобрил бы его решение, но что-то дрогнуло у него в душе, представив на мгновение, как он будет без подготовки, многословно и путано, отвечать на неожиданный вопрос, да ещё на весь зал и бухнул первое, что пришло в голову, даже не задумываясь о последствиях.

– Подполковник Цеханович, вступил в сговор с делопроизводителем строевой части и таким обманным путём оформил себе отпуск.

Брови Командующего в удивлении полезли вверх, по залу прокатился лёгкий гул и у многих офицеров в мозгу проскочила самая разнообразная гамма мыслей, начиная от злорадного – «Вот это влетел начарт….» и кончая сочувственно – «Слили мужика… Наверняка, где-то командиру перебежал дорогу, вот он и сдал…..»

Но у Командующего было другое виденье и он изрёк совершенно иное: – Не понял!? Он гуляет четвёртый месяц…, обманным путём…. А вы там тогда на хрена нужны?

Вопрос был поставлен очень прямо и нелицеприятно, отчего на душе у командира полка стало совсем муторно – лучше бы он сказал правду, а так как-то надо оправдываться, что-то говорить в своё оправдание…. Врать…. И через минуту сумбурного словоизвержения, Командующий оборвал подполковника повелительным взмахом руки.

– Товарищ генерал-майор, – это он уже обратился к начальнику управления кадров округа, – тут явно что-то нечисто. Завтра проедите в полк, вытащите на себя этого подполковника и разберитесь. Потом доложите мне – Кто прав. Если надо, начальника артиллерии – Уволить.

….. – Вот так, Борис Геннадьевич… Примерно в таком ключе вчера всё это и произошло.

Я в великом удивлении выслушал рассказ сослуживца, с которым столкнулся на КПП полка, спеша по вызову в полк: – Ну…, от командира я этого совершенно не ожидал. Чёрт…. И что теперь делать? Кто хоть вызывает?

– В штабе сейчас начальник управления кадров бродит. Вот он тебя и вызвал, а перед этим он разговаривал с командиром полка и что тот там ему наговорил, я не знаю. А ты иди… Ждут там тебя.

Меня действительно ждали. В моём небольшом кабинете сидел солидного вида генерал-майор и после моего представления разрешил сесть.

– Ну…, товарищ подполковник, вероятно тебя уже просветили по поводу чего вызвали и я бы хотел выслушать твою версию. Командира полка уже выслушал, так что давайте, товарищ подполковник, откровенно и без утайки. Отзываются о вас хорошо, имеете большой авторитет в полку и не хотелось бы разочаровываться….

Я испытующе посмотрел на генерала, излучающего доброжелательность. Посмотрел… Ну.., что ж… Расскажу, как было.

* * *

После прихода полка со второй Чечни он был практически разогнан. Контрабасов, которые были – уволили. Срочникам в подавляющем большинстве подошёл конец службы, так как на войне у них шёл срок 1 день войны за 3 дня службы. Так…, остались считанные единицы. Офицеры и прапорщики, прикомандированные с других частей округа, тоже разъехались по своим частям, сдав в полку должности.

После небольшого перерыва полк собрали заново. Весной поставили молодое пополнение, добавили немного офицеров и прапорщиков и вновь началась боевая подготовка. По всем руководящим документам мы не должны были сдавать осеннюю проверку. Но…, округ решил – 276 полк проверку сдавать будет. Поэтому пришлось без раскачки впрягаться в мирную жизнь. Я то нормально всё это пережил, а вот мои подчинённые, молодёжь, тяжело. Вернувшись с войны, где они показали себя с самой лучшей стороны, где над душой не стояли проверяющие, где всё оценивалось по другим критериям, где люди занимались своим делом, которому они и были предназначены, где они оценивались по результатам выполнения боевых задач – Выполнил или не выполнил….

И вот им было трудно, без раскачки, перестроиться на мирный лад. Неохота было изо дня в день заниматься рутиной, учить людей, проводить планомерную воспитательную работу. Всё это, конечно, велось, но велось вяло и без желания, как будто офицеры ожидали что вот…, вот…, поступит некий приказ и всё волшебным способом вернётся обратно: будут опытные, обстрелянные срочники, умелые подчинённые и стрелять они будут опять – как «бог на душу положил». Или их прямо завтра отправят в длительный отпуск за Чечню и когда они вновь выйдут на службу, солдаты будут обучены и научены всему.

А тут ещё ходит начальник артиллерии, зудит над душой и непрестанно теребит, постоянно требует проводить занятия более активно, творчески и с отдачей. На арт. стрелковой подготовке нужно напрягать мозги, вспоминая Правила Стрельбы, Курс подготовки и стрелять по этим правилам, а не как в Чечне. Вот это они искренне не понимали, азартно пускаясь со мной в споры на эту тему и задавая один и тот же вопрос – А как же боевой опыт?

А я ходил на занятия, выдёргивал солдат и проверял, что они усвоили из темы занятия и частенько приходилось самому вмешиваться в учебный процесс, чтобы расшевелить всех. Но как только уходил, всё вновь замирало.

Сколько раз я им говаривал, взвывая к их разуму: – Товарищи офицеры, была война и мы там воевали. Война закончилась. И теперь забудьте про неё. Забудьте про того противника, где мы имели превосходство во всём и поражали его как хотели. Следующий противник будет другой. И его нужно будет уничтожать тоже по другому и весь ваш чеченский опыт на следующей войне пригодиться лишь частично. Осенью проверка и там нас будут оценивать совершенно по другим правилам…

И вроде бы понимали, и соглашались, но продолжали топтаться на месте, окунувшись в воз мелочных проблем.

И такая ситуация была не только в артиллерии полка, но и во всём полку. Все жили ещё прошедшей войной, никто не хотел заниматься скучной рутиной и ворох проблем просто нарастал и копился во всех сферах жизнедеятельности полка. Меня начала тревожить обстановка и внутри воинских коллективов обоих дивизионов. Там верх взяли даги и хоть пока не беспредельничали, но всё было на грани Чрезвычайного Происшествия.

Командиры подразделений не могли переломить ситуацию и полк в этом направлении начало лихорадить, преподнеся несколько неприятных сюрпризов.

Как-то раз, в одном из мотострелковых батальонов комбат собрал в свой кабинет всех офицеров и прапорщиков на совещание и в самый разгар обсуждения поставленных задач в расположении послышался шум приличной драки.

Не успел один из офицеров, по кивку комбата, выйти и разобраться, как дверь кабинета открылась и на пороге появилось двое гражданских крепкого телосложения, преградив выход из кабинета: – Товарищи офицеры, вы пожалуйста не выходите из кабинета и не обращайте внимания на шум. Мы тут с вашими дагами немного потолкуем и уйдём…., – и закрыли кабинет.

Ну, раз с дагами…, ну тогда пусть немного их поучат уму разуму, а мы вмешиваться не будем.

Когда шум утих и офицеры вышли в расположение, то были удовлетворены теми живописными позами, в которых лежали вырубленные даги и их внешний вид. Оказывается, даги наехали на одного из солдат батальона. Отобрали у него деньги и слегка постучали по морде. Ладно бы только просто постучали, но сам этот процесс происходил довольно унизительно и парень не захотел прощать или сделать вид, что против лома (в данном случае стаи дагов) нет приёма. Он в увольнение поехал на Уралмаш, нашёл парней из Уралмашевской группировки и пожаловался на дагестанской засилье.

– А что офицеры?

– А что? Да ничего…. Они бы рады кулаки почесать об их рожи, но «руки у них повязаны»… Потом же их и самих сделают замполиты виновными… А вы сила и ничего вам не будет если что….

Вот и приехали уралмашевские парни на целом автобусе и преподали урок гостям с Кавказа – «Это вы там, на Кавказе хозяева, а тут, на Урале – вы гости….»

Только утих шум по этому случаю, новый инцидент уже в мотострелковой роте, где даги подняли голову и тут уже сержантский коллектив роты сам принял решение и сами ночью вскрыли гнойный нарыв.

Шуму было даже больше, чем от предыдущего. Наехало начальство с округа, приехали старейшины дагестанской общины Екатеринбурга, которые начали увещевать: – Ну что вы…? Наши ребята очень горячие и не всегда по молодости могут просчитать последствия. Вы уж их простите и они больше так себя с русскими вести не будут….

Вроде бы всё уладили, даги притихли, но видать мозгов совсем мало и через месяц снова начали голову подымать и пришлось их опять учить крепким русским кулаком, причём целым разведбатальоном, где был крепкий воинский коллектив и хороший принцип – «Один за всех и все за одного».

Вот на фоне этих событий пришлось и мне, как начальнику артиллерии, вмешаться в воспитательный процесс. Видя бессилье командиров подразделений, а может неопытность, пришлось применить довольно рискованный ход. И если дальше пошло что-то не так – уголовка мне была бы обеспечена. Причём с такой херовой формулировкой, как – «Разжигание национальной розни в воинском коллективе, приведшей к тяжким последствиям….».

Неожиданно пришёл в казарму и по тревоге построил весь личный состав обоих дивизионов, вместе с командным составом. Вывел из строя семерых дагестанцев и показал им на строй. После чего больно ткнул пальцем в солнечное сплетение лидера даговской группировки.

– Ну…, боец, ответь мне – Сколько стоит человек в строю? Ты что пучишь глаза? Тебе что не нравится – То, что я тебя пальцем ткнул или мой вопрос? Чего молчишь? Отвечай…. Или говори, сколько человек, или пошли меня на х…й. Покажи свою крутость. Ты же Даг… Гордый кавказский мужик. Вы же умеете, когда вас толпа, а офицер один…. Я уж про простого солдата вообще молчу. Так ты что молчишь, солдат? – Я яростно затряс дага за плечо, а потом повернулся к строю.

– Ну…, что вы ссыте…? Кого…? Вот это чмо….? Вот он сейчас стоит и не знает, как поступить, потому что видит, что офицер вообще не боится его. Боится послать его на х…й, потому что понимает, что сразу же получит в рыло. И так хорошо….. получит. Я ведь не буду ему говорить – Как вы разговариваете, товарищ солдат, с подполковником…? Я ему прямо в рожу возьму и со всей русской дури въеду и рожа его превратиться в сковородку, потому что вот этот шнобель, называемый носом, будет внутри вот этой бестолковой головы, – я не выдержал и очень хлёстко влепил по голове затрещину. После чего вновь повернулся к строю.

– Вот смотрите – он молчит. Он даже не дёргается. И его земляки тоже молчат. А почему? А потому что они не могут понять непонятного поведения начальника артиллерии – то ли он сошёл с ума? То ли он ничего не боится? Не боюсь я…. И вы чего боитесь? Их всего семь человек. Посмотрите, всего семь… Жалкая кучка ублюдков, которые возомнили о себе многое. Я неправильно сейчас поступаю, но хочу хоть немного в вас что-то мужское пробудить. Если боитесь вот этой жалкой кучки…. Ну…, устройте им «тёмную». Ночью, накиньте одеяло и отпинайте от души. Сегодня ночью это прямо и сделайте. Они ведь и не узнают, кто их превратил в котлету. Отхерачьте….

Солдаты в строю озадаченно запереглядывались, а я уже схватил за шкварник другого дага и затряс его: – Смотрите, суки, их тут 284 человека в строю И если ночью каждый из них еба….ёт ногой или въеба…ит кулаком – от вас блины останутся. И сажать за вашу смерть некого будет. И мне за призывы к расправе ничего не будет. Слава богу, справка есть, что контуженый… А теперь слушай команду. Офицеры разойтись по своим канцеляриям.

Дождавшись, когда офицеры с недоумёнными лицами разошлись, снова скомандовал строю: – Правое и Левое плечо – Шагом Марш, – а после того, когда толпа солдат сомкнулась кольцом вокруг меня и дагов, удовлетворённо похлопал по щеке лидера землячества, – сочувствую, не сладко сейчас вам придётся. Но…, сами виноваты.

Когда зашёл в канцелярию командира дивизиона, меня встретили возмущением: – Борис Геннадьевич, при всём нашем к вам уважении вы сейчас поступили неправильно. Вы подстрекали солдат на преступление. Вы представляете, что будет, если они сегодня ночью их отхерачат?

– Почему ночью? Надеюсь, что сейчас…, – и прислушался к невнятному человеческому гулу, доносящемуся из-за двери. Но уже через полминуты вынужден был разочарованно констатировать.

– Зассали… И вы не ссыте… Так и так снимут вас… Подстрекал бы я тут или не подстрекал – всё равно бы ЧП с участием дагов произошло. Так что не расстраивайтесь. Всё ещё впереди. Посмотрим, как ночь пройдёт…

Пособачились мы там хорошо. Я и сам, хоть внешне излучал уверенность – переживал. Но ночь прошла спокойно. Даги остались живыми и у них тоже видать в мозгах что-то щёлкнуло. По крайней мере они притихли на некоторое время, а я подпинывал командование дивизионов: – Парни, инициатива сейчас на вашей стороне. Давите их и с остальными продолжайте работу….

А сам вновь окунулся с головой в работу, решая кучу задач, сыпавшихся прямо как из рога изобилия. Так уж получилось, но артиллерийская вертикаль власти претерпела кардинальные изменения и, как это не печально, но решительные артиллерийские начальники ушли, а вместо них пришли другие – менее решительные. Так вместо генерал-майора Шпанагель, болевшего за артиллерию округа и способного любого «порвать» если тот в сторону артиллерию даже криво посмотрит. Не говоря уже о большем – вот вместо него стал начальник штаба артиллерии округа и после Шпанагеля он старался быть «в тени», зная, что генерал Шпанагель настроил многих окружных начальников против артиллерии. Вместо решительного и грамотного полковника Алабина, начальника ракетных войск и артиллерии дивизии пришёл полковник Половинкин. Тоже нормальный и грамотный офицер, но нерешительный и мягковатый. Отчего помощи в решении задач, которая очень часто нужна, было не дождаться.

Вызывает как-то полковник Половинкин меня к себе в середине августа: – Борис Геннадьевич, через три дня ты должен будешь показать офицерам округа в рамках показных занятий, оборудованную позицию миномёта со всеми элементами и провести показательную стрельбу из миномёта полупрямой наводкой. Как это ты сделаешь – я понятия не имею и тут тебе весь карт-бланш в твои руки. Давай.., не подведи…

Блядь, тут задач…. И это ещё… Ладно, завтра займусь…

Но завтра с утра не получилось и вечером я судорожно, вместе с капитаном Кравченко, оформлял все необходимые документы для выезда на Адуйский учебный центр, одновременно получая боеприпасы и загружая всё, что необходимо для занятия, на ГАЗ-66. Впрочем, к двенадцати часам ночи, усталые и довольные, мы с командиром миномётной батареи разошлись по домам. Всё было загружено, осталось только утром выехать на полигон. А там, за сутки, мы с Кравченко что-нибудь придумаем, чтобы «не ударить лицом в грязь».

И действительно. Прибыв на полигон и пройдя по старым огневым позициям, у нас тут же родился план проведения занятий, состоявший всего из двух пунктов – оборудование показной огневой позиции миномёта и сама стрельба полупрямой наводкой.

– Саша, ты всё понял? Ну.., тогда занимайся, а я грибы пособираю, чтобы обед шикарный приготовить.

К обеду всё было готово. Старые огневые почистили, где-то положили новый дёрн, кое-что углубили, подновили, разложили инструменты, приборы, ящички и окоп миномёта просто «заиграл». Хоть сейчас его фотографируй и на плакат, в качестве учебного пособия. Поэтому обед прошёл с энтузиазмом, с разумным употреблением горячительного напитка, под ехидное хихиканье миномётного расчёта, обедавших рядом с нами разогретыми на костре сухпаями. К вечеру подъехал кунг Половинкина, где старшим машины был молоденький лейтенант с батареи управления и ужинали у костра втроём. Причём, ужин был сдобрен парой бутылок водки, отчего утром я и Кравченко дышали здоровым перегаром, докладывая о готовности к занятиям прибывшему начальству, а молодой лейтенант продолжал лежать в отключке в ближайших кустах.

– Цеханович, тебе занятие проводить, а ты же пьяный…, – огорчённо констатировал полковник Половинкин. Но уже через пять минут он забыл про всё и восхищённо цокал языком, разглядывая окоп и все какие положенные элементы.

– Фу…, ну тогда…. Тогда, ещё не всё потеряно.

Через два часа, когда на автобусе прибыли окружные офицеры, а на своих служебных «Волгах» генералы и замы командующего, я и Кравченко, были в порядке – перегара стало гораздо меньше, красные глаза несколько побелели и даже лейтенант почти осмысленно смотрел на мир из дальних кустов. Правда, новый начальник ракетных войск и артиллерии округа полковник Иванов осуждающе окинул мой несколько помятый внешний вид и фейс, но промолчал. Лишь настороженно наблюдал за реакцией замов командующего и, видя, что те с интересом и благосклонно оглядели окоп и выслушали мои краткие пояснения, облегчённо перевёл дух.

Также с любопытством и с видимым интересом остальные офицеры осмотрели миномётный окоп, прослушали пятнадцатиминутную лекцию – Как и почему…, и что должно и как работать…, и что такую позицию и так могут оборудовать, только люди прошедшие войну…, да ещё и не одну…

Что было довольно приятно. Не ударил лицом и Кравченко со своими миномётчиками, выпустив с десяток мин прямо по цели, которой являлась одинокая высокая сосна в полутора километрах от нас.

Занятие закончилось и через пять минут они уехали на другую учебную точку – танковую директрису, чтобы наблюдать стрельбу танков. А Половинкин с полковником Макушенко уединились в кунге, куда позвали через несколько минут и меня.